Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор - Людмила Сукина

Екатерина вообще высоко ценила преданных людей. Сама она сохраняла верность своим друзьям и тем, кому была чем-либо обязана. К ним она была доброжелательна и снисходительна и никогда не оставляла в беде, проявляя интерес к их личным делам и проблемам. Эта черта характера послужила основой создания в обществе мифа о милосердной и человеколюбивой «матушке императрице», которым обольщались многие, хотя доброта и снисходительность Екатерины имели довольно четкие границы.

Историк А. Б. Каменский в своей книге «Под сению Екатерины…» поместил рассказ о 20-летней купеческой дочери из провинциального городка Вельска, Анне Боковиковой, которая, наслушавшись и начитавшись в газетах историй о необыкновенных душевных качествах императрицы, решила любым способом добиться у нее аудиенции, чтобы лично выразить свое восхищение. В 1786 году девушка прислала Екатерине письмо с просьбой вызвать ее в столицу, так как она может сообщить государыне страшную тайну. Уже в Петербурге открылось, что никакой тайны нет, это всего лишь предлог для встречи с государыней. Боковикову до царицы не допустили, а отправили домой, посоветовав жить тихо.

Сама Екатерина в обычной жизни была склонна к уединенным умственным занятиям. Вот что писал об этой стороне ее натуры знаменитый историк В. О. Ключевский:

«Немка по рождению, француженка по любимому языку и воспитанию, она занимает видное место в ряду русских писателей XVIII века. У нее были две страсти, с летами превратившиеся в привычки или ежедневные потребности, — читать и писать.

В свою жизнь она прочла необъятное количество книг. Уже в преклонные лета она признавалась своему секретарю Храповицкому, что читала книг по шести вдруг. Начитанность возбуждала ее литературную производительность. Она много писала по-французски и даже по-русски, хотя с ошибками, над которыми подшучивала. Обойтись без книги и пера ей было так же трудно, как Петру I без топора и токарного станка. Она признавалась, что не понимает, как можно провести день, не измарав хотя одного листа бумаги…»

Кроме создания уже упоминавшихся нами сочинений для внуков, Екатерина сама составила «Наказ» для Уложенной комиссии — продуманный и смелый для того времени политический трактат, работала над историей России и описала собственную жизнь в автобиографических «Записках». После нее осталось множество писем, проектов, черновых набросков. Действительно, литературный труд был для нее насущной необходимостью.

Не чужда была императрица и простых радостей повседневной жизни. Екатерина любила животных, особенно ей нравились маленькие собачки, к которым она сильно привязывалась. После смерти любимой болонки, подаренной ей банкиром Сутерландом, царица велела сделать из нее чучело, чтобы та хотя в таком виде всегда оставалась со своей хозяйкой. Придворный доктор Димедэль подарил ей нескольких левреток. Эти изящные, веселые собаки так понравились Екатерине, что она всегда держала при себе пять-шесть штук и кормила их с рук печеньем, сахаром и сливками. Потомство своих собачек императрица раздавала друзьям и придворным, и во многих аристократических домах Петербурга жили родственники царских левреток. Еще у Екатерины были забавная обезьянка, смешившая ее своими выходками, кот и белка. Императрице нравилось возиться со своим маленьким зверинцем, ведь эти безобидные существа любили ее искренне и бескорыстно и не требовали ничего, кроме ласки и кусочков лакомства.

Были у Екатерины и недостатки, вполне обычные для человека ее времени и положения. Она любила нюхать табак, и табакерки с этим зельем, специально для нее выращиваемым в Царском Селе, лежали во всех комнатах царских дворцов. В качестве подарков она неоднократно дарила особо отличившимся придворным и своим фаворитам табакерки с собственными портретами. В своем кругу она не прочь была развлечься игрой в карты и бильярд.

Неплохое от природы здоровье и правильный образ жизни давали Екатерине надежду, что она будет жить долго (еще в молодости ей предсказали, что она умрет после 80 лет). Это же обстоятельство крайне раздражало ее сына Павла. Его деятельный характер требовал выхода, а мать не желала допускать его к государственным делам. После смерти своего фаворита Григория Орлова в 1783 году она подарила Павлу принадлежавшую ему великолепную мызу Гатчину с прозрачным намеком, что великий князь удалится туда. С этого момента начался новый, гатчинский период в жизни наследника престола.

Павла Петровича такая жизнь не устраивала. В 1784 году он написал графу П. А. Румянцеву: «Мне вот уже 30 лет, а я ничем не занят». Чуть позже другой придворный — граф Растопчин сообщал в Лондон русскому послу С. Р. Воронцову: «Наследник изнемогает от досады и ждет не дождется, когда ему вступить на престол». От вынужденного безделья и отсутствия ясных перспектив Павел Петрович постепенно превратился в угрюмого, желчного и глубоко религиозного человека со склонностью к фатализму.

В 1790-х годах Екатерина стала болеть: у нее появились одышка, ревматизм, на ногах открылись язвы, мешавшие ей передвигаться. Годы и постоянное нервное и умственное напряжение стали сказываться на ее состоянии. Императрице пришлось обратиться к врачам и даже сделать несколько хирургических операций. Но своему секретарю Храповицкому она говорила, что рассчитывает прожить еще лет двадцать.

В это время усилились разговоры, что Екатерина составляет завещание. Его текста никто не видел, сын и внуки питались теми же слухами, что и придворные, все это рождало новые домыслы, будто престол может перейти к Александру Павловичу, а не к его отцу, который по-прежнему считался законным наследником.

Павел Петрович ко всем этим слухам относился вполне серьезно. В Гатчине он окружил себя вооруженной до зубов личной гвардией, которая денно и нощно должна была охранять его покои во избежание проникновения во дворец убийц, подосланных Екатериной. Павел боялся, что даже после смерти матери двор не захочет видеть императором именно его, поэтому говорили, что он планировал выдать свою дочь Екатерину замуж за собственного племянника — принца Фридриха Вюртембергского, чтобы потом посадить на трон его, а не Александра.

Вела ли сама Екатерина разговоры с великим князем Александром Павловичем по поводу его императорских перспектив, неизвестно. Но внука императрицы, воспитанного ею же на сочинениях французских философов в духе благородства и порядочности, мучили двусмысленные отношения с отцом, причиной которых было будущее российского трона. Он был еще очень молод и не готов к тому, чтобы отнять власть у собственного родителя. Как-то в разговоре с одним из придворных Александр сказал: «Если верно, что хотят посягнуть на права отца моего, то я сумею уклониться от такой несправедливости. Мы с женою спасемся в Америку, будем там свободны и счастливы, и про нас больше не услышат». Так очередной «русский принц» собрался бежать за море от императорского трона, который уже традиционно и манил, и пугал младшее поколение дома Романовых.