Перебирая старые блокноты - Леонард Гендлин

Мария Никифоровна ненадолго пережила своего друга и доброго товарища.

Вечная Память Великому Бурлюку — Футуристу Российскому и его верной Подруге.

1965–1985.

Сто часов счастья (В. М. Тушнова)…

Красивая, сероглазая, она ушла из жизни в день своего пятидесятилетия — 7 июля 1965 года…

В Москве Вероника Тушнова жила в удобной, со вкусом обставленной квартире. Ее окружали книги, картины, фарфор, старинные гобелены, иконы. Она много путешествовала. То отправлялась на Дальний Восток, то в города Средней Азии — Самарканд и Бухару, то забиралась на Крайний Север, исколесила Урал, Поволжье, среднюю полосу России, побывала на Чукотке и в далекой Якутии, хорошо узнала Карелию. А еще она любила море, цветы, лес. Не разбирая тропинок, часами могла бродить.

В поэзии ей были дороги имена Пушкина, Тютчева, Фета, Гумилева, Ахматовой, Каролины Павловой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, Она с упоением могла слушать классическую музыку. Тушнова любила искусство импрессионистов. Высоко ценила произведения русских художников XVIII и XIX вв. Часто возвращалась к С. Цвейгу, Стендалю, Франсу. Они были ее советниками и в какой-то степени даже наставниками.

Судьба не очень баловала поэта. За двадцать лет творческой жизни у нее вышло четыре сборника стихотворений и столько же за девятнадцать лет после ее смерти.

О прошедшей жизни не скорблю…Я люблю тебя,люблю,люблю.Потому что все с тобой —полет,потому что все с тобойпоет,сосны,рельсы,провода поют,потому что мне везде с тобой уют,мне с тобой любые дебри —терема,без тебя мне вся вселенная —тюрьма.Я с тобой весна, земля, трава,я с тобой жива,жива,жива!Кровь во мне смеется и поет,только смертьполет мойоборвет.

Так писала о своей любви Вероника Михайловна Тушнова.

Она родилась в Казани. Как только подросла, каждую свободную минуту убегала из дома к Волге или же на набережную Камы. Долго молча сидела на берегу, забывая обо всем печальном и некрасивом, Ее складную фигурку давно уже приметили капитаны, матросы, рыбаки, смотрители маяка. Услужливая девочка всем нравилась. Она рано научилась ловить рыбу и варить отменную уху.

Отец ее, профессор-микробиолог Казанского ветеринарного института, впоследствии академик, стремился дать дочери разностороннее образование.

Вероника Тушнова с отличием окончила среднюю школу, а затем уже в Ленинграде, куда переехала семья, поступила в медицинский институт. Отец мечтал, что дочь пойдет по его стопам, будет продолжательницей его научных работ, но мечте не суждено было сбыться. Вероника не кончила институт, хотя проучилась в нем более четырех лет. Переехав в Москву, она заинтересовалась наукой и запрещенной в то время генетикой. Серьезно увлекалась поэзией и живописью. Стихи она начала писать в детстве.

После долгих раздумий, набравшись смелости и не надеясь на ответ, Вероника Михайловна в июле 1939 года послала свои стихи Б. Л. Пастернаку, который благословил молодую поэтессу «на ратный подвиг во имя Музы». Преданность Борису Леонидовичу Пастернаку Тушнова сохранила на всю жизнь. Ему она посвятила прелестное стихотворение «Сгорели рощи…»

Сгорели рощи,травы посерели,морозы предвещает тишина.Вы замечали мужество сирени?Под первым снегомзелена она.Ей очень страшно по ночам,когдавесь мир до звездраскрыт и обнажен,и ветер режет медленным ножом,и каменной становится вода.Все толще ледна беззащитной коже,все тяжелее снежные пласты…ее приговоренные листыбеззвучно задыхаются от дрожи.А поутру ты видишь, что онастоит в снегу.Мертва, но зелена.

С первых дней Второй мировой войны Тушнова добровольно ушла на фронт. Никто не знал, когда военврач отдыхает. Круглые сутки — Вероника Михайловна около раненых. Она лечит, помогает, облегчает страдания солдат и офицеров.

В очерке «Подвиг врача», опубликованном в газете «Отчизна» № 198 от 15.1.1943 года, я писал:

«Дым от тяжелых боев был такой, будто горела сама земля и выбрасывала из каждой лощинки громадные черные тучи. Солнце в небе. Даже листья были оглушенными, они неподвижно свисали с деревьев, и только один трепетал и шумел, будто радовался чему-то и хотел рассказать об этом всем остальным листьям. И в такой нелегкой обстановке молодой военврач, вчерашняя студентка пятого курса В. М. Тушнова спасает людей не только знаниями, полученными в медицинском институте, но удивительным обаянием, доброй улыбкой, сердечностью и материнской нежностью. Свой долг перед Родиной Тушнова выполняет бескомпромиссно…»

Был период, когда Вероника Михайловна работала в госпитале, где находились военнопленные, и к ним, смертельным врагам, она относилась без злобы, сдержанно, добросовестно. Она говорила:

«Я не имею права о них скверно думать, для меня раненые немцы, итальянцы, румыны — пациенты, нуждающиеся в медицинской помощи. Больной человек не может быть врагом».

В 1945 году в Московском Камерном театре отмечалось 60-летие его основателя и главного режиссера А. Я. Таирова.

На просцениуме в креслах возвышались Таиров и его жена — прославленная трагическая актриса XX века — Алиса Георгиевна Коонен.

Председатель собрания, режиссер и директор Камерного театра А. З. Богатырев представил поэта Веронику Тушнову. Говорила она настолько интересно, что даже старые актеры перестали дремать и думать о выпивке. Она прочитала лирическое стихотворение, которое увидело свет только после ее трагического конца.

Письма я тебе писалана березовой коре,в реку быструю бросалаэти письма на заре.Речка лесом колесила,подмывала берега…Как я реченьку просила,чтобы письма берегла.Я бросала, не считая,в воду весточки свои,чтобы звезды их читали,чтобы рыбы их читали,чтоб над ними причиталисладким плачемсоловьи,и слезами обпивались,и росою умывались,и тропинкой подымалисьВ тихий домик на горе.— Где бродила-пропадала?— На реке белье стирала.— Принесла воды? Достала?— Ну а как же, — два ведра!— Что печальна?— Так, устала— Что бледна?— Крута гора.

Раздались громовые аплодисменты. Актеры привыкли исполнять на эстраде обезличенные стихотворения и длиннющие поэмы, в которых не было ни мысли, ни чувств — только схоластичность и песнопения Ленину, Сталину, большевистской партии, рабочему классу, отважным пограничникам, колхозникам. Пожалуй, одному В. И. Качалову, премьеру Московского Художественного театра, любимцу Сталина и завсегдатаю Кремля, разрешалось читать на закрытых и полузакрытых вечерах произведения Есенина, Блока, Пастернака.