Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт

Кто-то велел ему помнить про зуб. Зуб… зуб был у него во рту. Он ощупал его языком. Все, что он должен сделать, — сильно надавить на него другим зубом…

Но еще рано!

Этот «кто-то» велел ждать, пока он не окажется со всем рядом с бароном. Но — кто?.. Он не мог вспомнить.

— Долго он еще будет в таком состоянии? — осведомился барон.

— Возможно, еще час, милорд.

— «Возможно», — передразнил барон и вновь отвернулся к темноте за стеклом. — Ладно. Я проголодался.

«Это барон, — думал Лето, — вот эта расплывчатая серая тень». Тень двигалась вперед и назад, качалась вместе с комнатой, которая сжималась и расширялась, становилась то светлее, то темнее, окутывалась мраком, и вновь свет заливал ее.

Время стало для герцога каким-то слоистым. Он всплывал через эти слои…

«Я должен подождать».

Стол. Тут стоял стол — его Лето видел отчетливо. И огромный, жирный человек на дальнем конце стола. И остатки трапезы перед ним. А сам Лето, оказывается, сидел напротив. Он ощутил кресло, цепи, ремни, привязывавшие к креслу его гудящее, онемевшее тело. Он понял, что прошло сколько-то времени — но сколько?

— Похоже, он приходит в себя, мой барон.

Шелковый голос. Это Питер.

— Вижу, Питер. Гулкий бас. А это барон.

Окружающее постепенно приобретало четкие формы. Кресло под ним стало более жестким. Туже стали ремни.

Теперь он и барона видел достаточно четко. Лето следил за движениями его рук: барон все время что-то трогал, ощупывал — край тарелки, ручку ложки, жирный палец скользил по складкам подбородка…

Лето следил за движущейся рукой как зачарованный.

— Сейчас вы можете слышать меня, герцог Лето, — обратился к нему барон. — Я знаю, что можете. Так вот. Мы хотим узнать у вас — где ваша наложница и прижитый с нею ребенок?

Лето не пропускал ничего в его словах; но слова барона были для него огромным облегчением. Значит, это правда — им не удалось схватить Пауля и Джессику.

— Мы не в игрушки играем! — пророкотал барон. — Вам лучше понять это.

Он склонился к Лето, изучая его лицо. Ах, как жаль, что нельзя решить дело с глазу на глаз, между ними двоими. То, что кто-то еще видел человека королевской крови в таком положении, создавало дурной прецедент.

Лето чувствовал, как к нему постепенно возвращаются силы. И, словно башня на равнине, стояла перед его внутренним взором вернувшаяся память о зубе. Внутри — капсула с ядовитым газом, выполненная в форме нерва… Он вспомнил, кто поместил это смертоносное оружие в его рот.

Юйэ.

Он смутно вспомнил виденное в наркотическом дурмане — мимо него тогда проволокли тело… Теперь он знал, что это был Юйэ.

— Слышите этот звук, герцог Лето? — спросил барон.

Лето только теперь осознал, что слышит странный захлебывающийся звук — кто-то кричал от невыносимой боли.

— Мы, видите ли, поймали одного из ваших людей, одетого под фримена, — объяснил барон. — Разгадать его было совсем просто: глаза, вы же сами знаете. Он утверждает, что якобы был послан к фрименам, чтобы шпионить, за ними… но я достаточно долго прожил на этой планете, любезный кузэн. За этими пустынными оборванцами не шпионят это чушь. Скажите мне — вам удалось купить их помощь? Вы отослали свою женщину и сына к ним?

Лето почувствовал, как страх сжимает его грудь. Если Юйэ послал их к людям Пустыни… их будут искать, пока не найдут.

— Ну-ну, — добродушно прогудел барон. — У нас мало времени — и до боли дойдет скоро. Прошу, любезный мой герцог, не доводите нас до этого. — Барон многозначительно посмотрел на стоявшего возле Лето Питера. — У Питера; конечно, здесь нет с собой всех необходимых инструментов — его арсенал остался дома… но я уверен, он сумеет что-нибудь сымпровизировать.

— Иногда импровизация работает всего лучше, мой барон.

Вкрадчивый, шелковый голос. Он звучал над самым ухом герцога.

— У вас, как я понимаю, был аварийный план, — сказал барон. — Так куда вы отослали женщину с мальчиком? — Он взглянул на руку Лето. — На вас нет кольца. Оно у мальчика?

Барон поднял взгляд от руки герцога к его глазам.

— Не хотите отвечать… — проговорил барон. — Зачем заставлять меня делать то, что мне делать не хотелось бы? Ведь Питер применит простые и прямые методы. Не могу не признать, что порой они действительно являются наиболее эффективными — но мне не нравится, что подобные методы придется применить к вам.

— Например, кипящее масло на спину. Или на веки, — предложил Питер. — Или на другие части тела. И особенно хорошо действует, когда объект не знает, куда попадет масло в следующий миг. Хороший метод, и есть некая своеобразная красота в узоре белых пузырей на обнаженной коже… не правда ли, барон?

— Это изысканное зрелище, — согласился барон, но голос его звучал очень кисло.

Эти щупающие пальцы!.. Лето глядел на жирные пальцы, на кольца и перстни, унизывающие пухлые, как у младенца, руки, ни на миг не прекращающие двигаться.

Крик боли, доносящийся сквозь дверь за спиной герцога, терзал его нервы.

Кого они схватили? — думал герцог. Неужели Айдахо?

— Поверьте, любезный кузэн, — повторил барон, — я бы не хотел доводить дело до этого.

— Представьте только, как нервные сигналы спешат-торопятся за помощью, которая не может прийти! — сказал Питер. — В этом есть своя прелесть, это просто художественно!

— Да, Питер, ты у нас настоящий художник, — прорычал барон. — А теперь, сделай милость, помолчи!

Лето вспомнил вдруг, как Гурни Халлек как-то при виде изображения барона процитировал: «И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя… а на головах его имена богохульные».

— Мы напрасно теряем время, мой барон, — вмешался Питер.

— Возможно. — Барон кивнул. — Вы же сами понимаете, дорогой Лето, в конце концов вы скажете нам, где они. Какой-то уровень боли сломит вас. Я куплю вас болью.

«Скорее всего он прав, — подумал Лето. — Если бы не зуб… и то, что я просто не знаю, где они».

Барон подцепил ломтик мяса, сунул в рот, медленно прожевал и проглотил. Надо попробовать по-другому, подумал он.

— Полюбуйся-ка на этого святого, Питер. Он думает, что его нельзя купить.

При этом барон подумал: «Да! Смотри на него — считающего себя неподкупным. Смотри, как держат его миллионы акций — миллионы долей себя самого, продававшихся каждую секунду его жизни! Возьми его сейчас и потряси — он загремит, как пустая жестянка. Пуст? Распродан подчистую! Так какая разница — как он умрет теперь?..»