Музыка жизни - Ирина Архипова

В один из дней мне позвонила заведующая труппой А. К. Турчина и попросила прийти сейчас же в театр, зайти в ложу дирекции, где меня уже ждут. Я спросила: «И больше ничего? Мне не надо будет петь?» — «Нет, петь не надо, но оденьтесь построже, как для визита». Я не знала, для какой встречи мне надо было выглядеть элегантно, но сделала так, как меня просили. Пришла в театр, вхожу в аванложу, заместитель директора театра Н. Алещенко подводит меня к солидному пожилому господину: «Вот наша Ирина Архипова». И вдруг я слышу: «Да ведь она — балерина!», а на лице этого господина вижу нескрываемое то ли изумление, то ли «разочарование» — никакая она не толстая!.. На следующий день Сол Юрок подписал со мной первый американский контракт.

Я вылетела в США в 1964 году прямо из Милана, где тогда гастролировал Большой театр. Мое первое турне по Америке проходило по северным городам, включая Нью-Йорк, Вашингтон, Питтсбург, Колумбус… Я должна была дать десять сольных концертов, из них два были запланированы с оркестром. Гастроли в США прошли с огромным успехом, и через два года Сол Юрок снова подписал со мной контракт, организовал на этот раз концерты в Калифорнии, в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе… Каждое мое турне обязательно включало университетские города, где всегда есть великолепные залы. О публике и говорить не приходится, так как во многих университетах были факультеты, где русский язык, литература, русская культура изучались весьма фундаментально.

Мне запомнился богатейший университет в Солт-Лейк-сити с его прекрасно оснащенными аудиториями, большими корпусами, комфортабельными общежитиями. Вспомнились сразу наши очень скромные институтское и консерваторское общежития, где мне приходилось бывать у своих подруг. Сравнение было не в нашу пользу, хотя я и понимала, что за такие хорошие условия приходится платить, почему многие американские студенты и подрабатывают. Я помню, что когда приехала с концертом в Мичиганский университет в Анн-Арборе, то в гостинице этого университета, кстати, очень хорошей, большинство обслуживающего персонала были студенты, даже в ресторане официант оказался студентом. Тогда нам это казалось странным — наши студенты дневных отделений только учились. И еще меня приятно поразила продуманность учебного процесса в Анн-Арборе: студенты переходили на лекции из здания в здание, что могло показаться не совсем удобным, но смысл этого заключался в том, что таким образом студенты между лекциями могли прогуляться на свежем воздухе и отдохнуть от занятий…

Сол Юрок пригласил меня выступить в США и в 1969 году — тогда я пела в Нью-Йорке два концерта. Один из них был в знаменитом «Карнеги-холле», где вместе с Жаном Пирсом мы исполнили (на французском языке) сцены из «Кармен», а также специально выученный мною дуэт Сантуццы и Туридду из «Сельской чести» П. Масканьи. (Целиком я спела оперу в 1980 году, в год 90-летия создания этой оперы. Это было на родине композитора, в городе Ливорно, в театре Гольдони. Туридду тогда пел знаменитый тенор Карло Бергонци.) Наше сотрудничество с Солом Юроком продолжалось на протяжении долгих лет. Когда он в очередной раз приехал в Москву, то при встрече написал на афише одного из моих концертов, организованных им: «Тысячи восторгов!»

Благодаря Солу Юроку я познакомилась и с блестящим пианистом Джоном Вустманом. Когда в 1964 году, приехав в США без своего аккомпаниатора (мне хотелось его взять с собой из Москвы, так как моя программа была наполовину составлена из русской музыки, но не получилось), я заговорила об этом с Юроком, он сказал мне с иронией: «А вы думаете, что в Америке есть не русские пианисты?» Действительно, в США было немало русских музыкантов, когда-то уехавших из России, выросло даже целое поколение пианистов, учившихся у выходцев из нашей страны и прекрасно усвоивших традиции русской пианистической школы и русскую музыкальную культуру.

Джон Вустман жил тогда в Нью-Йорке, и наша первая встреча состоялась у него дома. На репетиции он просто поразил меня своим чутким пониманием исполняемых произведений, а также каким-то необыкновенным звучанием инструмента. Через два дня мы с ним вылетели в Мичиган, чтобы выступить в Анн-Арборе. Концерт прошел на «ура», публика несколько раз вставала со своих мест и аплодировала нам. Наутро мне позвонил Сол Юрок и сообщил, что газеты назвали наш концерт триумфом, но высшей степенью признания они считают «четыре стоячих овации».

Наше творческое сотрудничество с Джоном Вустманом можно назвать взаимообогащающим: я помогала ему глубже понять сущность лучших образцов русской камерной лирики, а он был для меня незаменимым помощником в исполнении музыки зарубежных композиторов, особенно столь любимых им романтиков. К сожалению, во время моего второго турне по Америке в 1966 году он не мог сопровождать меня в поездке по стране — Джон тогда сломал ногу и ходил на костылях. Моим аккомпаниатором был русский по происхождению пианист Александр Закин. Замечательный музыкант, симпатичный человек с большим чувством юмора, он все-таки больше аккомпаниатор инструментальный, а не вокальный: Александр Закин долго работал со знаменитым скрипачом Исааком Стерном.

С Джоном Вустманом я выступала не только в США, мы гастролировали с ним и в Европе: например, под его аккомпанемент я пела на концерте в парижском зале Плейель. В 1970 году Джон Вустман приезжал в Москву, чтобы принять участие в работе вокального жюри на IV Международном конкурсе им. П. И. Чайковского. В тот его приезд, в перерывах между прослушиваниями третьего тура мы с ним записали на фирме «Мелодия» пластинку с произведениями Мусоргского («Песни и пляски смерти») и Рахманинова. Впоследствии эта запись получила во Франции Гран-при «Золотой Орфей».

Джон Вустман через какое-то время переехал из Нью-Йорка в штат Иллинойс и много преподавал. Его воспитанники приезжали в Москву на конкурс им. Чайковского. Последний раз мы встретились с Джоном в Нью-Йорке, в «Алиса-холле» при Джульярдской школе, где он был концертмейстером на мастер-классах Лучано Паваротти…

Рассматриваю свою скатерть с автографами… Вот вышитая желтыми нитками симпатичная мордочка Тяпы — знаменитой куклы Сергея Владимировича Образцова, а рядом и подпись ее создателя… Вот автограф Аркадия Райкина, есть и характерный росчерк знаменитого нашего архитектора Бориса Иофана, необычный в моей «компании» музыкантов и актеров. Все эти (и некоторые другие) автографы объединяет место, где я могла их получить. И уже «по волнам памяти» переношусь из далекой Америки поближе к дому, на Рижское взморье… Почему именно туда? Потому что именно там появились на моей скатерти фамилии многих наших выдающихся исполнителей. Я всегда брала ее с собой, когда ездила отдыхать на побережье Балтийского моря.