Миры Альфреда Бестера. Том 2 - Альфред Бестер

Мы прошли сквозь него внутрь бара.

— Две двойных порции огненной воды, — сказал я. — Моему другу с двойной порцией содовой.

— Что в содовую? — осведомился бармен. — Гашиш? Колеса? Травку?

— Без ничего. Он тащится от одной содовой.

Разумеется, разговор шел на испангле, я просто перевожу. Я получил двойную огнянку и сделал хороший глоток. Меня чуть кондрашка не хватила — так всего и затрясло.

— Похоже, у меня судороги, — констатировал я вслух.

— Еще бы, — сказал меднокожий спокойно. — Мы туда подсыпаем стрихнину. Белолицым это нравится.

— Что ты хочешь сказать этим «мы»?

— Мы, индейцы, делаем этот самогон в резервации у озера Эри и продаем бледнолицым. Забористая штука, да? Вот так мы и богатеем. Продаем огненную воду и опийный мак. Хорошо башляем.

— Сявая житуха. Меня зовут Принц. Нэд Принц. А тебя как?

— Угадай.

— Попробую, только дай подсказку.

— Да нет. Это мое имя — Угадай. — Он мрачно посмотрел на меня, и я не осмелился ухмыльнуться. — Ты, часом, пс слыхал про покойного великого Джорджа Угадая?

— Ты хочешь сказать?…

— Мой предок. Так его нарекли бледнолицые. Но по-настоящему его звали Секвойя.

— В честь дерева?

— Нет. Это дерево назвали в его честь.

Я присвистнул.

— Он такой знаменитый? Чем?

— Первый индейский ученый. Среди прочего он изобрел алфавит языка индейцев чероки.

— Так ты — профессор Угадай?

— Ну.

— Медик?

— Физик. Но в паши дни это, считай, одно и то же.

— Здесь, в Юнион Карбиде?

— Я здесь преподаю. А исследовательскую работу веду в ЛРД.

— В лаборатории ракетных двигателей? И над чем трудишься?

— Штатный сотрудник проекта «Плутон».

Я опять присвистнул. Теперь понятно, откуда все эти «да, профессор, конечно, профессор, всенепременно, профессор», ЛРД сжирает около миллиона в неделю — там работают над самым престижным и самым разрекламированным проектом НАСА, который финансирует Объединенный Всепланетный Фонд, озабоченный всемерным освоением Солнечной системы — аж до самого Плутона. «Сделаем Солнечную систему уютным домом человечества». Я бы добавил: или сдохнем от перенаселения на Земле.

— Небось, Угадай, хорошую деньгу зашибаешь, а? — сказал я. — Как насчет еще по одной?

— Ага.

— Только на этот раз полпорции, не больше. Этот ваш стрихнин злобноватенький. Эй, бармен, еще два двойных огневки… У тебя есть имя?

— Да. Я С. Угадай.

— «С» — это Сэм?

— Нет.

— Сол? Саул? Стен? Салварсан?

Он рассмеялся. Вы, считай, ничего в жизни не знаете, если не видели, как смеется этот мистер Угадай: непроницаемой лицо, как у игрока в покер, и только губы дергаются.

— Ты настоящий залепушник. Принц, стоящий парень! Какого черта твой друг ввязался в эту дурацкую потасовку?

— Он всегда ввязывается. Никак ума не наживет… Какого черта ты скрываешь свое имя?

— Далось оно тебе. Зови меня Проф.

— Мне ничего не стоит узнать твое имя в справочнике.

— Хренушки. Я везде С. Угадай, профессор. Бармен! Повторить. Я плачу.

Бармен запротестовал против того, что мы так налегаем на спиртное, и предложил что-нибудь пореспектабельнее — например, мескалин, — с чем мы согласились.

В бар ввалилась объемная фигура, имитирующая Христофора Колумба — даже с подзорной трубой в руке. Она заговорила сладким басом:

— Друзья, вы задумывались над судьбой любого ноу-хау без должного финансау? Помните, что вы оказываете щедрую поддержку Фонду Промышленных Исследований, покупая продукцию, выпуск которой поддерживает наш фонд. А именно: Миги, Гиги, Пуны и Фубы…

Мы проигнорировали рекламный призрак.

— Если я покажу тебе свой паспорт, — сказал я, — ты покажешь мне свой?

— А у меня нет паспорта. В космосе обходятся без паспортов. Пока что.

— Разве ты не путешествуешь по Земле?

— У меня подписка о невыезде из Мексифорнии.

— Как тебя угораздило?

— Знаю больно много. Боятся, как бы я не попал не в те руки. В прошлом году пытались похитить нашего сотрудника Кона Эда.

— Не могу больше лгать. На самом деле я шпионю для «АТ и Т».[78] Моя настоящая фамилия Лидер.

Он опять рассмеялся — одним ртом.

— Ты клевый чувачок, мистер Лидер. Это так же верно, как то, что я — чистокровный чероки.

— В наши дни мы все дворняги.

— А я все-таки чистокровный. Моя мать нарекла меня Секвойей.

— Ага, теперь понятно, почему ты скрываешь свое имя. Зачем она сыграла с тобой такую злую шутку?

— Романтическая душа. Хотела, чтобы я всегда помнил, что я двадцатый в ряду прямых потомков великого вождя.

В дверях бара появилась Фе. Сейчас она играла роль интеллектуалки: очки в массивной роговой оправе — без линз, на теле — ни нитки, зато от плеч до пят исписана похабными лозунгами — эти надписи, в том числе и пьяные буквы на спине, она сделала сама при помощи баллончика с краской.

— А это чудо что продает? — спросил Секвойя Угадай.

— Нет, она настоящая.

Фе проворковала бармену:

— Неразбавленное виски.

Затем повела своими темно-томными глазищами в нашу сторону.

— Бонни диас, геммум, — сказала она.

— Не старайся, Фе. Парень говорит на двадцатке. Просвещенный. Знакомься: профессор Секвойя Угадай. Можешь звать его просто Вождь, Вождь, это Фе.

— От великого вождя исходит божественная и жуткая эманация, которая превращает проклятых в путных, — изрекла Фе замогильным голосом.

— Что оно говорит и о чем оно тоскует? — осведомился Секвойя у меня.

— А шут ее знает. Может, она имеет в виду Ньютона, или Драйдена, или Бикса, или фон Ноймана, или Хайнлайна. Она ляпает, что попало. А вообще-то она моя Пятница.

— А также суббота, воскресенье, понедельник, вторник, среда и четверг, — сказала Фе, одним духом осушая стакан виски. Окинув Вождя до неприличия пытливым взглядом, она изрекла: — Ты облизываешься на мои титьки? Валяй, погладь. Не подавляй в себе самца.

Секвойя снял с нее очки и приладил их на одну из недавно проклюнувшихся грудок Фе, которые были предметом ее величайшей гордости.

— Эта слегка косит, — сказал он. Меня он спросил: — Что это за имя такое — Фе? Сокращение от Фе-нтифлюшки?

— Скорее, от Фе-лиздипендии или от Фе-тюльки.

— Нет, от Фе-мины, — поправила Фе с горделивым видом.

Вождь покачал головой.

— Нет, лучше я потопаю обратно в родную лабораторию ракетных двигателей. Там, у компьютеров, больше разума и здравого смысла.

— Напрасно сердишься. В ее имени есть смысл. Дело в том, что она родилась…