Нэко - Юлия Матси

Спустя мгновение мама уже баюкала меня в объятиях, неразборчиво утешая и промакивая слезы кончиком хвоста, а крыса забилась за стол в углу комнаты.

Насколько я теперь помнила, животину Эйлинарра с мамой выловили и выпустили на волю. А через пару дней трехцветная нэко принесла дочке крошечного голема. Он выглядел как мышь, вел себя как мышь, и, хотя пах травой и глиной, охотиться на него было чрезвычайно приятно. Из царапин, оставленных на нем крошечными коготками, не лилась кровь, а глазки его были сделаны из двух ониксовых бусин.

Выбравшись из омута чужих воспоминаний, пытающихся стать моими, я приоткрыла ставни. Красноватые рассветные лучи уже заливали окружающий мир, даря надежду жаворонкам и приводя в ужас сов, поэтому я быстро собрала в сумку все то, что могло бы мне понадобиться при выполнении задания, добавила кое-что из того, что понадобиться не могло, но на всякий случай надо взять, и отправилась к воротам. По пути умудрилась перехватить только что зажаренную рыбешку и уже за воротами запить ее свеженадоенным молоком: на заросших густыми травами полях паслось несколько коровок. И стерегшая их бабулька не отказалась угостить Вестницу Ночи кружкой молока в обмен на медную монетку. Спустя полчаса меня догнал Суар, появления которого я уже не ожидала.

— От меня так просто не избавиться, — ответил он на мой безмолвный взгляд и пошел рядом, не произнося лишних слов и вообще делая вид, что нам просто по пути. Одет он был, как и вчера, в куртку с капюшоном, темные штаны из грубого полотна и скрипящие при ходьбе сапоги. Этот скрип жутко раздражал, и, чтобы отвлечься от него, я начала разговор:

— Как там состояние вашего друга? Не изменилось?

Тема была выбрана крайне неудачно, но я это поняла, уже когда задавала вопрос. Конечно, если бы что-то изменилось, рыжий не шел бы сейчас рядом со мной или как минимум сам бы уже все рассказал.

— Нет, ничего не изменилось, — подтвердил Суар мои невысказанные мысли и продолжил скрипеть сапогами. А ведь идти нам еще часов десять…

Мысленно я сожалела об отсутствующих в этом мире как класс музыкальных плеерах, а вслух пыталась все же завязать разговор.

— Ну ничего. Глядишь, уже послезавтра изменим все к лучшему. — Оптимизм в моем голосе казался вымученным даже мне самой, но на лучшую игру актерских данных не хватало, поэтому я решила сменить тему: — Ну что, может, расскажешь, что нас ждет, кроме топей, трясин и туч кусачих насекомых?

— Ничего, — мужчина нахмурился. — Ты описала все так точно, будто уже была там. Только про развалины забыла.

— Развалины? — я постаралась проявить побольше заинтересованности. — Расскажи.

— Что рассказывать-то? Обычные развалины. Там когда-то храм ведь стоял. Говорят, богатый храм. Да только богине той молиться перестали, всех жрецов ее на кострах сожгли, а святилища разрушили. Люди начали разрушать, а ветер и вода закончили. Там сейчас только стены, да и те едва по колено. Считай, что ничего и нет. И ни золота, ни камушков драгоценных.

— Ничего себе! — Я не слишком обратила внимание на меркантильные огорчения Суара, гораздо больше заинтересовавшись другим: — Это чем же богиня к себе такое отношение вызвала, что ее жрецов сожгли?

— Не знаю. Никто уже и не помнит, наверное. А те, кто помнит, не говорят.

Ксан задумчиво хмыкнул из сумки, но на мои попытки выпытать причину такой реакции отозвался:

— Потом, когда узнаю наверняка, скажу.

— Надеюсь, это «потом» наступит не фатально поздно.

Дальше какое-то время шли молча. Дорога была неухоженна, пустынна и с каждым шагом все менее заметна в наступающих зарослях. Тип растительности менялся довольно быстро, свидетельствуя о приближении более богатых водой земель.

— А вы с Клэном и Сарком давно знакомы? — поинтересовалась я, в очередной раз не выдержав скрипа, нарушающего природную идиллию.

Мужчина бросил на меня такой взгляд, что я аж услышала «не твое кошачье дело», однако спустя мгновение он будто передумал и принялся рассказывать:

— С детства. Жили в соседних дворах, вместе играли, вместе рыбачили…

— Вместе решили ворами стать, — поддакнула я, торопя собеседника.

Вообще-то я хотела сказать «расхитителями гробниц», но, кажется, в языке, которому меня обучил браслет, не было такого понятия, как «гробница».

Ответом мне стал угрюмый, настороженный взгляд:

— Как будто выбор другой был у нас. Здесь либо рыбу ловить, либо торговать, либо воровать. Других дел нет. А для купцов мы рожами не вышли.

— А честным трудом вера жить не позволяет, — чуть слышно хмыкнула я, а потом уже вслух поинтересовалась: — И каким ветром вас в храм понесло?

— Да подошел к нам один хмырь в таверне, вот как ты, и предложил заработать. Много предложил, с такими деньгами лет пять можно не трудиться, а то и вовсе свое дело открыть. Аванс дал в пять золотых. А делов-то было — сходить к развалинам да оттуда пару камней принести. И как мы согласились, идиоты? Слышали ведь легенды, знали, что смертельно опасно. Не иначе разум магией затуманил всем троим. — Он зло пнул камушек, валяющийся на тропе. — Мы с Клэном, когда вернулись, по очереди в условленном месте трое суток дежурили. А этот заказчик так и не появился. Я уже потом встретил его на улице, подойти хотел. А он как меня заметил, так морду кислую скорчил, будто не ждал живым увидеть, да в толпу нырнул, а затем и вовсе исчез.

История, рассказанная Суаром, была… интересной. Непонятной и загадочной, но интересной. Жаль, конечно, что я того заказчика не видела, а человек не мог заметить очевидного для нэко, однако попробовать вытянуть подробности стоило.

— Ты когда с тем хмырем разговаривал, не заметил, чем он по жизни занимается? Все равно ведь, даже если не говорят, понять можно. По совокупности мелких признаков.

— Не знаю. Странный он был какой-то. Я сейчас и лица-то его толком вспомнить не могу. Руки, помню, очень гладкие и пальцы такие тонкие, гибкие. Я сначала даже подумал, что из наших он, тоже ночной житель. Кошельки там срезает или еще что, да только ни словечка ведь из речи не понимал. Даже разрешил себя таабэ называть. Сарк ради смеха спросил, а тот и повелся. Мы смеялись. А в итоге сами таабэ оказались.

Слово «таабэ», использованное Суаром, в русском языке аналогов не имело и переводилось, к моему удивлению, на ньягенго — язык нэко. Они этим словом называли существ, готовых вместо качественных зелий подкрашенную водицу покупать, лишь бы в бутылочке подороже. Алхимики с такими, конечно, дел не имели, а вот студиозусы всегда были не прочь подзаработать, изобретая самые невероятные «зелья» вроде «притягивателя удачи» и «возвышателя души». Понятно, что вор не мог вложить в слово именно такой смысл, и я на всякий случай уточнила: