Олигарх из будущего. Часть вторая. Удача любит смелых - Алекс Шу

Когда боец такого уровня пробивает трехударные комбинации в движении, среагировать на второй-третий удар банально не успеваешь. Во втором случае меня атаковали ногами и руками, вошли в клинч, бросили и взяли на болевой. Тогда понял, что каратэ далеко не панацея, как боевое искусство. И начал практиковать что-то вроде синтеза — с элементами каратэ, бокса и борьбы.

— Реванш получилось взять? — улыбнулся я.

«Ты смотри, как разговорился, то лишнего слова из него не выдавишь, а сейчас какую речь закатил», — отметил мысленно. — «Точно фанат единоборств. И пацанов своих энтузиазмом заразил».

— С военным больше не пересекался, — ответил Герман. — Он в отпуск к матери приезжал, а потом опять к себе в место дислокации на Дальний Восток уехал. А у боксера потом выиграл. Постоянно смещался, предплечьями голову прикрыл и ногами бил, приблизиться не давал. Бедра и голени отбил, он стоять не смог, на этом бой и закончился.

— А потом, прикинь, Мих, наш командир познакомился с настоящим монстром — Ву. Приехал учиться к нам из Вьетнама, — подхватил Денис. — Его папаша, Нго был инструктором подразделения Дак Конг — настоящей легенды вьетнамской войны — диверсантов, разведчиков и ликвидаторов. Говорят, что американцы чуть ли не срались от ужаса, при их упоминании. Отец Ву, кроме инструктажа по диверсионным операциям, был мастером вьет во дао, черным поясом по таэквондо и джиу-джитсу. И своего ребенка дрессировал индивидуально по своей системе с рождения. Знакомые студенты указали на вьетнамца, мол, чудеса творит и парочку наших за деньги тренирует. Командир, естественно, захотел с ним поработать.

— И как? — я с интересом рассматривал Германа.

— Ву победил, — невозмутимо ответил немец. — Но не с сухим счетом. Я его тоже пару раз прилично достать сумел.

— Говорили, что вьетнамец даже был шокирован немного, — добавил Денис. — Представь, непобедимый, тренируется почти с рождения, великий мастер. Никто, не то, что точно попасть, коснуться в спарринге не мог. А тут какой-то советский два раза хорошо приложился, хоть и проиграл.

— Мы начали тренироваться вместе, — продолжил немец. — Два года занимались. Потом он уехал. А я сейчас группу на заводе веду, под видом самбо. Охранников тренирую и наших парней. Даже пропуска им специально оформил. Хотя таких по уровню, как Денис и Сергей, пока нет.

— Получается, твои бойцы могут спокойно через проходную на тренировки проходить? — недоверчиво хмыкнул я. — А директор не против? Руководители такого ранга — консервативная публика. Боятся лишний раз инициативу проявить или чего-то непонятное разрешить, чтобы им потом не прилетело.

— Нет, — кратко ответил Герман. — С Александром Васильевичем я договорился. Все парни на проходной собираются, а потом я их забираю к себе в зал. Сопровождаю туда и обратно.

— Я же говорю, директор на него молится, — ухмыльнулся Денис. — Ещё Николаевич, художник вместе с завхозом, когда мы туда приехали, такие серенады командиру пел. Герман с несунами и пьяницами на заводе разобрался. Человек тридцать, пытавшихся разные железки, инструменты и детали через проходную пронести, приняли с поличным. Троих уволили, один даже под суд пошел. С остальными дело раздувать не стали, ограничились выговором с предупреждением. А с пьяницами всё просто. Пришел на завод подшофе, уходишь обратно, а бригадир пишет прогул. Бухнул на территории завода, сидишь пару часов в кабинете у охранников, пишешь объяснительную, получаешь выговор. Бухарикам тринадцатую зарплату режут и премии. Работяги сначала бурчали, даже было, подкараулить Германа в темном углу пытались, так командир быстро им мозги вправил. Одному руку вывихнул, второго нокаутировал, а парочка других сразу остыла. Работяги поворчали, поругались и успокоились. Подлости он никому никогда не делал, а о том, что спуску несунам и алкашам давать не будет, предупредил заранее. Свои обязанности выполняет безукоризненно, подхалимажем не занимается. Руководство на него только не молится. Воровать с завода почти перестали. Новички, хоть их предупреждают, пробуют изредка что-то вынести, но получают по полной, и успокаиваются. Дисциплина на заводе повысилась, пьянки на территории прекратились полностью, и уже работники без дел по территории не шатаются. Соответственно, выпуск продукции увеличился. План начали перевыполнять. И в заводскую секцию самбо работяги из молодых потянулись.

— Откуда ты такие подробности знаешь? — полюбопытствовал я. — Завхоз и художник рассказали?

— Они самые. Когда в прошлый раз на завод приехали, все уши прожужжали, какой у нас командир замечательный. А в заводской столовке тетки двойные порции выдали и булочками с компотом угостили, как друзей начальника охраны, — в голосе опера вступившего в разговор слышались нотки гордости за командира.

— Давай сменим тему, — Герман внешне оставался бесстрастным, но щеки чуть покраснели, выдавая немца. — Не думаю, что нашим гостям интересно слушать хвалебные отзывы обо мне.

— У вас не командир, а ангел просто, все любят, все довольны, — ухмыльнулся я. — И скромный к тому же.

— Я просто хорошо выполняю свою работу и отношусь к людям с уважением, — сухо пояснил капитан. — Предлагаю на этом закончить обсуждение моей личности, и перейти к другим темам.

— Да запросто, — кивнул я, накалывая вилкой кусочек сыра. — Парни, хотите прикольную историю?

— Конечно, хотим, — кивнул опер и аппетитно захрустел зеленым огурчиком. — Излагай.

— У меня товарищ один во флоте служил. Был на его судне замполит. Любил немного выпить и почитать лекции морякам, а потом задать каверзные вопросы. Например, как кораблю уходить от ракет «воздух-земля», и прочую ерунду. И задает он однажды вопрос механику: «Товарищ Руденко, за сто метров от судна, прямо по носу ядерный взрыв. Ваши действия»?

— Сразу же подаю сигнал тревоги.

— А потом?

— Стою, обугливаюсь.

Замполит замолк. Качнулся, снял фуражку, озадаченно поскреб пятерней затылок. Глянул на ухмыляющегося механика, давящихся от сдерживаемого хохота матросов и молча, пошатываясь, ушел. А потом напился ещё больше и больше моряков не доставал».

Ухмыльнулся опер, заржал Денис, коротко хохотнул Олег. Даже Герман отреагировал. Каменное «Лунгрена» лицо дрогнуло, краешки губ поползли вверх.

—