Афганская ловушка - Олег Брылев

Особо подчеркну — штаб армии вел скрупулезный учет вплоть до взвода, а иногда и меньше! Не говоря уж о роте. К 5.30—6.00 подтягивались начальник штаба, разведки, оперативного отдела, других служб, нередко и представитель начальника Генштаба СССР, в то время генерал Громов Б.В. Они внимательно и подробно вникали в обстановку, держали на контроле все события и подразделения, вышедшие на боевые. Уверяю, что чувство долга и ответственности за судьбы людей при этом проявлялись на высшем уровне. Эту информацию подтвердит любой из сотен офицеров и генералов, выполнявших эти задачи на ЦБУ и КП армии, соединений, полков. А тут про роту «забыли»!

Не знаю, почему промолчал тогда Союз ветеранов Афганистана. Всенародных звиздюлей Бондарчуку надо было выписать. С его стороны это была настоящая, непростительная подлость. Либо по недомыслию, либо в погоне за «спецэффектом» он умышленно обгадил разом всех, кто тащил за собою весь тяжкий груз войны.

По этому поводу буквально на следующий день пришлось давать интервью нескольким сочинским журналистам с опровержением эпизода.

Итак, с уходом С. Соколова все карты оказались в руках у Варенникова. Приобретенный за два года опыт и статус позволяли ему со знанием дела внушить руководству Генштаба и новому министру обороны СССР необходимость реализации своей идеи. Очевидно, ему удалось заполучить в союзники командование 40-й.

Но в своей книге операцию «Магистраль» он упоминает кратко, сославшись на более детальные описания Б. Громова.

Утверждения же самого Громова, что «после многочисленных настойчивых просьб афганского руководства командованием Ограниченного контингента было принято решение спланировать и провести крупную совместную войсковую операцию афганских и советских войск…», — мягко говоря, преувеличение своей роли. Не тот уровень. У командования ОКСВ не было таких полномочий. Оно могло самостоятельно или по поручению старшего начальника разработать замысел или даже план, но лишь доложить его на утверждение. «Принимать решение» в отношении афганских войск — это выдать желаемое за действительное. Такая прерогатива принадлежала исключительно руководству опергруппы МО СССР, то есть генералу армии В. Варенникову. Именно он, а не кто иной, был в постоянном контакте с Наджибуллой и имел возможность выслушивать его.

«Многократные настойчивые просьбы афганского руководства…» — это мы уже встречали в декабре 1979 года, когда убивали Х. Амина.

«Мы все детально разработали с Наджибуллой, — пишет Варенников. — Если вдруг этот вариант (мирная договоренность с племенем) не получится, то мы начнем проводить операцию по деблокированию дороги на Хост и самого города Хост».

Как видно, это уже другой разворот. Тем более что Варенников очень умно пытался подвести это решение под предварительное согласие Лойя Джирги. А Лойя Джирга должна была, в свою очередь, утвердить концепцию национального примирения. И опять же, его подход был очень осторожен — сначала Джирга должна призвать племя и его руководителя Джелалутдина к мирному пропуску колонн. Притом Варенников здесь же сам и подтверждает ту характеристику племени, которая докладывалась ему в 1985 году: «Это наиболее многочисленное и агрессивное племя…» Из его воспоминаний очевидно, что никаких «настойчивых многократных просьб» Наджибуллой ему не высказывалось, что инициатива в реализации давнего замысла по-прежнему исходила от него. Но он хотел обойти острые углы, связанные прежде всего с провозглашенной к тому времени политикой «примирения». Он отлично осознавал, что племя не пойдет ни на какие «мирные» пропуски колонн.

Скорее всего, Наджиб вынужден был уступить настойчивости Варенникова. Замысел операции и связанные с этим боевые действия против племени Джадран явно шли вразрез с «национальным примирением». Уже в начале осени 1987 года для Наджибуллы, хорошо осведомленного о прогрессе Женевских переговоров, отчетливо замаячила реальная перспектива скорого вывода наших войск и неизбежно связанных с этим больших проблем для афганских властей и лично для него. Положительные результаты «примирения», случись они на деле, оставались для него последней надеждой. Поэтому торпедировать их «многочисленными настойчивыми просьбами» он не мог. Предчувствие его не обманывало. Он вскоре будет предан Ельциным и повешен талибами.

Многократные ссылки на «критическую ситуацию с продовольствием — население голодало» называть враньем не хочется. Пускай это будет заблуждением. «Критической» она могла быть лишь без продовольствия. Но дело не в игре слов. Получалось, что пуштуны в Хосте с голоду умирали, а их сородичи — Джадран, захватив дорогу и, как собака на сене, с этих гор ни шагу в сторону Гардеза и тем более Кабула — сыты и без наземных или воздушных поставок. «Конечно же, душманы понимали, что наши действия продиктованы необходимостью ликвидировать угрозу голодной смерти нескольких тысяч жителей Хоста», — сообщается в книге Громова.

Продукты действительно требовались, но лишь для снабжения гарнизона, что чуть ниже и признает автор правдиво. Но это уже не те масштабы. А без приукрашивания и нагнетания продовольственных страстей уж как-то и смысл, и ореол подвигов тускнели.

Не ставя под сомнение приводимые цифры, то ли 25 тыс. тонн (В. Варенников), то ли 24 тыс. тонн (Б. Громов) народнохо-зяйственных грузов, которые якобы были предварительно сосредоточены в Гардезе, хотелось бы знать: во-первых, где там складировалось такое их громадное количество; во-вторых, кто и как их загружал; в-третьих, как обстояли дела с разгрузкой в Хосте. Ведь утверждается, что ежедневно из Гардеза в Хост отправлялось «2–3 колонны… В основном это было продовольствие или горючее…». (А почему не боеприпасы? Опять как у Верстакова, «детишек носим на руках и чиним местный трактор»?) Варенников сообщает, что «19 января из Хоста в Гардез вернулась колонна, которая отвезла туда последнюю тысячу тонн груза». Ежедневно разгружать такую массу груза — ого! Войска-то на высотах сидели, оборонялись…

17 июля 1989 года я провожал из Москвы начальника политотдела хостинской 25-й пехотной дивизии. Подполковник Фарук закончил учебу на ВАКе Академии Генштаба. Мы встретились у меня дома, хорошо посидели… Он возмущался: «Лишь первые несколько колонн были добротно загружены. Еще бы, их провожали из Кабула (он говорил, что именно из Кабула, а не Гардеза) с помпой, митингами, оркестрами, под барабанный бой прессы и телевидения». С его слов, последующих было немного, «в машины бросали наспех что ни попадя, без разбора, нужно ли это в Хосте или нет. Войска вдоль трассы сидели на высотах, поэтому колонны должны были двигаться постоянно, шумихи-то было много. Да и машины зачастую шли загруженными наполовину — из Кабула уже и грузить было нечего, лишь бы движение по трассе не прекращалось. В результате уже в марте дивизия осталась без боеприпасов к минометам и почти без артиллерийских». Возможно, «приняв на грудь», Фарук излишне эмоционально драматизировал обстановку. Варенников приводил подобные примеры. Но истина могла находиться между полярных оценок.