G.O.G.R. - Анна Белкина

Через несколько минут бабушка вернулась с синей записной книжкой с надписью «Добруш».

— Вот, — сказала она, открыв её на букве «А» и положила блокнот перед Петром Ивановичем.

«Анна Лютченко, внучка моя любимая», — прочитал Пётр Иванович, и переписал длинный мобильный номер.

Бабушка внимательно наблюдала за Серёгиным, а потом вдруг всплеснула руками:

— Ой, милый… Скушал уже, голодненький, наверное… Сейчас, сейчас.

С этими словами бабушка выхватила из жёлтой миски два отложенных Петром Ивановичем эклера и вернула обратно, в его тарелку.

— Кушай на здоровье, сынок. А то совсем осунулся.

Бабушка рассказывала, что Аня учится в Медуниверситете. Уже на третий курс перешла. Что у них со следующего года начинается специализация, а она ещё не знает, на кого пойти.

— И ведь был же у неё в университете поклонник, — сетовала бабушка, с фантастической лёгкостью уплетая третий эклер, в то время, как Серёгин вяло запихивал в себя только второй. — И папа у него — с деньгой, и сам вежливый. Вышла бы за него — так и помогли бы ей на работу хорошо устроиться. Нет, не нравился он ей. То нос не нравился, то рост… На этого супостата клюнула. А он, оказывается, с «хвостом»!

— А можно я посмотрю на комнату Анны? — Пётр Иванович, наконец, нашёл, как спастись от этих эклеров.

— Да, да, — поспешно разрешила бабушка, доставая из миски уже пятое пирожное (вот это — аппетит! И где только та больная поджелудочная, которая бывает у всех старушек?!)

Она повела Петра Ивановича по коридору и указала на белую дверь.

— Вот.

Серёгин вошёл. Ничего особенного. В глаза ничто не бросается: просто письменный стол, кровать, пианино «Беларусь», чёрное, блестящее, карта мира на стене… Пётр Иванович подошёл к столу. На столе стояла настольная лампа. А к ней была прикреплена небольшая фотография. На ней Аня стояла, обнявшись с Николаем Светленко так, будто у них была любовь до гроба. Серёгин перевернул фотографию. С другой стороны красной ручкой большими буквами выведено: «Аня + Коля = Любовь». Пётр Иванович решил забрать фотографию в райотдел, чтобы там увеличили эту Аню, и сделали отдельный портрет.

— Сынок, чай стынет! — напомнила бабушка, когда Пётр Иванович вышел из Аниной комнаты.

— Я… спешу, — пробормотал Серёгин, направляясь к двери. — Извините, пожалуйста, но мне уже пора…

И тут Пётр Иванович вспомнил одну важную вещь.

— Ой, — он остановился. — Скажите, пожалуйста, Анна не общалась с девушкой из пятнадцатой квартиры?

— А, это та, что сгорела? — переспросила бабушка.

Серёгин кивнул.

— Дружила она с Валерией. Одногодками были, — быстро ответила старушка и тут же убежала на кухню.

Вернулась с пакетиком, наполненным всё теми же эклерами.

— Вот тебе, сынок на дорожку, — бабушка подала пакетик Петру Ивановичу. Сама она жевала уже шестой, или, даже, седьмой.

Пётр Иванович взял пакетик без особого энтузиазма, но поблагодарил.

— А, Валерия, — продолжала бабушка. — Как тогда квартира её погорела, и пропала совсем. Этот алкоголик Поливаев, вы его видели, пропитой такой, уже всем уши прожужжал со своим этим «мужиком летающим»! Как ни попадётся во дворе, или в подъезде — так давай травить про него! Вчера сказал, что он был с рогами и с чёрными крыльями! Это ему по пьяни черти грезятся! Если хотите, я могу дать вам адрес её родителей, они за город перебрались, — бабушка опять ушла за своим блокнотом и — за очередным эклером.

— Вот, гляньте, — она подсунула блокнот под нос Петра Ивановича.

«Вероника Александровна и Валерий Брониславович Ершовы. Посёлок Александровка. Дом 3» — Серёгин тщательно записал этот адрес. Надо будет обязательно съездить к ним, решил он.

Пётр Иванович вышел из подъезда с пакетиком эклеров, с фотографией Анны Лютченко в кармане и с тяжестью — в желудке. Во дворе, за доминошным столом, сгрудились мужички. Они забивали козла, оживлённо беседуя друг с другом. «Руководил» беседой знакомый Серёгину Поливаев. Он снова рассказывал про своего «мужика», правда, «вспомнив» новые подробности.

— И ка-ак вдарит хвостом по асфальту! — с лёгкой руки Поливаева «мужик» уже успел превратиться чуть ли не в демона.

— Слушай, Игорёша, — басом прогудел другой мужик. — Пойди-ка проспись. Знаем мы, что тебе черти мерещатся!

— Ах ты!.. — взвился худенький Поливаев.

Обладатель гнусавого баса поднялся из-за стола. Он был раза в полтора шире Поливаева и ростом выше его на целую голову. Поливаев стушевался и поспешил сделать ноги, спешно попрощавшись с товарищами по игре.

— Простите, — остановил Поливаева Пётр Иванович, когда тот собрался пробежать мимо него в подъезд.

— А? — удивился тот, подняв на следователя покрасневшие от выпивки глаза.

— Я хочу попросить вас ещё раз, подробно рассказать мне о том, что вы видели, — сказал Пётр Иванович.

— Ага, гражданин начальник! — обрадовался выпивоха. — Поверили-таки!

— Ну, поверили, — кивнул Серёгин. — Посмотрите внимательно, это тот мужик?

Поливаев долго и внимательно разглядывал предложенный ему портрет Николая Светленко, а потом сунул его в руки Петра Ивановича.

— Не, не этот, — отрезал он. — Этот — сопливый ещё. А тот — не сопливый… Там, правда, темно было, и сбежал он шибко, но всё равно, не он. Как хотите!

Потом Поливаев принялся пересказывать уже знакомую Серёгину историю.

— И я был не пьяный! — добавил он в конце.

Да, Пётр Иванович действительно, готов был поверить в загадочного «мужика». Кем бы он ни был — бандитом, суперагентом, чёртом… Всё как-то нелепо получалось. Окно Валерии разбито, квартира сожжена. В ней ещё одного «мужика» нашли… Правда, Зайцев опередил их с Сидоровым. Но, вероятно, что это — Чеснок послал кого-то, чтобы устранить эту самую Валерию. Возможно, что она была лазутчиком. Надо бы найти того, кому она передавала информацию. А для этого надо найти её саму… И интересно, что там Муравьёв нарыл про Чеснока?

Глава 90. Страсти накаляются

Чеснок разговаривал с тем самым лысым поставщиком левого бензина, который работал с Сумчатым. Он сидел напротив Родиона Робертовича и пристально смотрел на него своими колючими чёрными глазами. Чеснок даже слегка ёжился под таким вот нагловатым взглядом. Этот человек был американцем. Он назвался Альфредом Мэлмэном, хотя, не показал ни одного документа. Да, это было странное имя: человек — однофамилец жирафа из мультика «Мадагаскар»…

Однако Чеснок не видел этот мультик. Поэтому ему было всё равно, как зовут этого субъекта, главное, чтобы он помог ему уничтожить Тень и расквитаться с «Росси — Ойл». Оказалось, что Альфред Мэлмэн знал, как незаметно пронести бомбу в здание «Росси — Ойл», и куда её там можно спрятать.

— Там у них — камеры слежения и сканеры на входе, — говорил Мэлмэн с едва заметным акцентом. — Но я выявил «слепую зону». Камера, когда поворачивается, не достаёт в тот угол, поэтому его не видно. Ещё я могу продать вам экранированный корпус для бомбы, в котором сканеры не смогут идентифицировать её.

— Прекрасно, — ответил Чеснок с чуть заметным дрожанием в голосе. — А кто пронесёт туда эту бомбу?

— Я сам, — сказал американец. — У них там — до сих пор ремонт. Утром я переоденусь рабочим и войду туда. Потом — пристрою бомбу в «слепой зоне» и так же незаметно выйду. Но это всё — не бесплатно. Три тысячи евро — это задаток.

Чеснок икнул и выпучил глаза: такие расходы были ему не по карману. Но если «Росси — Ойл» уберётся восвояси хотя бы на время, он выиграет куда больше евро, чем сейчас потратит! И Кашалот, наверное, поможет…

Старший лейтенант Муравьёв сидел в замурованной комнатке, где раньше сидел Жорик, и слушал этот сверхсекретный разговор. Чеснок, естественно, ничего не подозревал. А вот Мэлмэн забеспокоился.

— Вы уверены, что нас никто не подслушивает? — осведомился он.

— Уверен, — подтвердил Чеснок. — Дверь и окна — со звукоизоляцией, секретаршу я отпустил… Нас просто некому подслушивать…

Мэлмэн подошёл к стене, за которой как раз сидел Муравьёв и прислушался.

— Что за ней? — спросил он.

— Ничего. Улица, — ответил Чеснок.

— Не уверен, — протянул Мэлмэн, снова прислушавшись.

Чеснок пожал плечами. Ведь там, определённо никого не может быть…

Муравьёв понял, что этот американский «дружок» Чеснока каким-то образом вычислил его. Он быстро вылез из той комнатки и хотел было спуститься вниз, но не успел. Мэлмэн дёрнул за полочку для цветка и выдрал гипсокартонный лист, который загораживал эту потайную комнатку.

— Шпион?! — изумился Чеснок, заметив сверкнувшие в узком лазе пятки Муравьёва.

Мэлмэн неожиданно быстро и ловко прыгнул в этот лаз, вслед за Муравьёвым, целясь схватить его сзади за шиворот. Старший лейтенант проворно увернулся от руки американца и выпрыгнул на улицу, на задний, глухой двор. Мэлмэн тоже выскочил, набросился на старшего лейтенанта. Муравьёв стукнул его кулаком и шмыгнул в узкую дыру в заборе. Старший лейтенант выскочил на улицу и помчался прочь. Солнце уже закатилось за горизонт, редкие уцелевшие фонари отражались в бензиновых лужах. Но американец не отстал. Оглянувшись, Муравьёв увидел, что он гонится за ним. И догоняет. «Какой быстрый» — подумал Муравьёв, ныряя в очередной двор.