Зерно жизни - Дмитрий Хван

Начальник гарнизона Смоленска капитан Соколовский ещё спал после ночи, проведённой на стенах крепости, когда окружавшая город армия московитов совершала непонятные эволюции. Темнота ночи не давала возможности узреть происходящее в стане врагов. Соколовский опасался ночного штурма и, хотя это было не свойственно московитам, по его мнению, от них всего можно было ожидать. До сих пор капитан со страхом ожидал, что ушедшая на днях часть русского войска пошла громить расквартированные неподалёку отряды Гонсевского и Радзивилла. Наличие неподалёку от Смоленска пусть и небольшого, но своего, польского отряда допускало кое-какие возможности для манёвра, а то и для пополнения гарнизона. Тем более, что до недавнего времени армия московитов давала такую возможность, позволяя тревожить свои фланги и небольшие отряды рейдами отважных польских гусар и рейтар.

В дверь забарабанили. Соколовский с трудом разлепил веки, так будить его мог себе позволить только поручик Воеводский, его добрый товарищ.

- Wchodź, Jarosław, - капитан хрипло пригласил поручика войти.

- Dwoje rosjan u ściany twierdzy! - сообщил о русских парламентёрах Ярослав.

Станислава тотчас же словно кольнуло, резко и надрывно, как зубная боль:

'Не иначе, отряд Гонсевского уничтожен, без оного московитам у стен делать нечего'.

- Молчат, тебя ждут, - Ярослав пояснил, что парламентёры ждут коменданта польского гарнизона, а с другими разговаривать не будут.

- Пойдём, только без спешки, - Соколовский стал натягивать верхнюю одежду и доспех, совсем не торопясь.

У Сарлового укрепления ждали двое спешившихся уже московитов, Соколовский, хмуро оглядев их, выкрикнул:

- Ну, чего надо? - спрашивая о цели визита.

- Передать тебе, Станислав, письмо да гостинец наш, - один из врагов поднял с холодной земли холщёвый мешок.

У капитана мигом похолодело в животе:

'Гонсевский…'

- Оставляй на земле, да проваливай, коли сказать больше нечего! - Станислав, ослеплённый внезапно нахлынувшим гневом, посоветовал гонцам убираться, покуда он не разрядил в них свой любимый немецкий мушкет.

Когда московиты, наконец, убрались, один из воинов принёс Станиславу мешок и письмо, оставленные ими на земле. С кажущимся внешним безразличием он признал в выкатившихся из мешка отрубленных головах отважных польских воинов:

"Проклятье!"

Прочитав письмо, Соколовский в сердцах скомкал его и выбросил за крепостную стену. Многие заметили дрогнувшую нижнюю губу капитана и побледневшее лицо, да его походку на негнущихся ногах. А вечером заговорили русские осадные пушки.

Орудия ревели и изрыгали ядра по очереди и безостановочно, покуда на землю не опустился сумрак ночи, но и тогда время от времени на крепость падали ядра мортир. Толку от них было никакого, но гарнизон не чувствовал себя в безопасности. К тому же русские под покровом ночи продолжали рыть подкопы под башни, стараясь как можно больше успеть за ночь. Так прошло двое суток - в непрекращающихся обстрелах, подкопах, а дважды полякам удавались удачные ночные вылазки из крепости на роющих подкопы московитов. Так, две бригады русских сапёров были перебиты поляками в одну ночь почти под корень, мало кто из русских успел скрыться или затаиться в темноте. Вдохновлённый этим Соколовский на коротком собрании офицеров решил оставить крепость и прорываться на запад.

- Поскольку отряд Гонсевского был разбит, а навстречу нашему новому королю Владиславу была отправлена армия под командованием Дмитрия Пожарского, мы не сможем сидеть в крепости, ожидая нашей бесславной сдачи. Поэтому, как настоящие рыцари, мы должны проложить себе дорогу из крепости мечом.

Соколовского поддержали, дескать, рыхлые порядки осаждающей Смоленск русской армии вполне позволяют устроить прорыв на коротком участке, используя на нём массированный удар наиболее боеспособной части гарнизона. Немногие наёмники поляков, однако, прорыв не поддержали, предпочтя остаться в крепости и надеясь сдаться на милость московитов. Они-то знали, что русские не откажутся от их услуг, об этом им поведал сбежавший к русским ещё в самом начале осады, немецкий поручик Стивенс.

- Наёмники проведут вылазку под утро у Копытицких ворот. А мы ударим от Круглой башни и будем прорываться к Днепру ниже по течению. Там, говорят, московитов нет, - таков был итог споров по месту исхода гарнизона.

Поляки готовились к последней вылазке - точили сабли, чистили мушкеты. Рейтары доводили до блеска свои кирасы. Вислоусый гусар ласково говорил со своими верным конём, поглаживая его по морде, заглядывая в добрые, блестящие глаза. Поляки прекрасно понимали, что у них был только один мизерный шанс счастливо уйти из Смоленска, а многие из них его в руках не удержат.

- Отец, сегодня ляхи сызнова будут вылазки учинять. Надобно на местах прокопов заместо мужичья добрых стрельцов поставить - поймаем ляхов.

- А чтобы они чего не удумали, нехай немногие людишки копать продолжат, дабы возня ляхам слышна была, - согласился с сыном Измайлов.

Прозоровский на вечернем совете воевод удивлялся, отчего ляхи не сдаются - ведь им была предложена почётная капитуляция, гарнизону Соколовского было преложено уйти из города, сохраняя оружие и знамёна, оставив только невеликое число артиллерии и весь порох, также не отличающийся великими запасами. Начальник смоленского гарнизона явно был обескуражен уничтожением ближнего польского отряда и известием об армии Пожарского, стоящей в Дорогобуже в ожидании Владислава.

'А не захочет ли он предупредить короля? ' - подумал князь.

- А не отправит ли Соколовский гонцов к королю? - высказал свою догадку Прозоровский.

- Он должен будет отправить их, дабы дать королю весть о будто бы вставшей неподалёку армии Пожарского, - заметил, покачивая головой, Белосельский.

- Правильно. Но дело в том, что возможно, и будет вскорости армия Пожарского, - заметил Измайлов.

- Артемий Васильевич, думаешь, дадут ему армию? Он же отказался идти с Шеиным.

- Потому и дадут, - буркнул Измайлов.

- Буде об этом. Завтра пушки должны пробить брешь у Копытицких ворот. Посему нужно усилить полки, там стоящие, - перевёл разговор со скользкой темы Прозоровский.

- Будешь там, Семён Васильевич, как самый опытный средь нас. Несвицкий у днепровских ворот стоит. Михаил, ты восточную сторону держишь. Стало быть, мы с Василием стоим на западе, у Круглой башни, там безопасно, - усмехнулся Измайлов.

- Замордуем ляхов, стены пробьём - они в полон и пойдут, куды им деваться - говорил, убеждая сам себя, Василий.

Отец и сын, в сопровождении пятёрки стремянных стрельцов неспешно, во мраке ночи, двигались среди расположившейся армии к земляному бастиону поляков, у северного фаса которого и должны были занять свои места Измайловы. Артём отправил Василия со стрельцами объехать порядки войска, а сам ушёл в только поставленный на новом месте шатёр, предвкушая завтрашний день и надеясь на скорую сдачу поляками города. По сути, у них не оставалось ни малейшего шанса.

'Сдадут град, вот только стену пробьём, да под башни заряды подложим' - маханув на ночь кубок венгерского вина, Артём присел на низенький стульчик и начал стягивать сапоги. Уже засыпая, Измайлов услыхал, как вернулся с объезда сын и перевернулся на другой бок, дабы не показывать Василию, что он ещё не спит.

Уже светало, когда до звона холодный воздух утра раскололи частые мушкетные выстрелы. Били за королевским бастионом, на южном его фасе, там, где стоял князь Прозоровский. Измайловы мигом вскочили из-под покрывал и, спешно надевая доспехи, выскочили из шатра. На улице уже бегали осоловевшие стрельцы, готовя пищали и мушкеты к стрельбе. Успокаивали лошадей мужики-обозники.

- У Прозоровского вылазка ляхов, никак! - воскликнул Василий.

- Подымай своих людишек, Василий, смотри за проездной башней у нас, - Артём отправил сына к передовой линии войск, расположившихся у стен крепости в деревянных и земляных укрытиях.

Через несколько минут, стало ясно, что и из Круглой башни попёрли плотной массой поляки. Причём это была не вылазка, а настоящий исход. То, чего никак не ожидал Артём. Слаженный вал гусар, рейтар и немногих казаков легко прошёл первую линию обороны русских, легко разметав пытавшихся встать у них на пути московитов. В тоже время, теряя с каждым пройденным метром своих - русские стреляли довольно метко, то и дело из колонны поляков вываливались подстреленные всадники и падали, тяжко спотыкаясь, раненые кони. Крик, вой раненых, дикое ржание и раскат частых выстрелов, всё смешалось в этот рассветный час. Поляков было не более пяти сотен, но это были наиболее сильные воины гарнизона, те, кто способен был на прорыв. Поначалу заметавшемуся у шатра Артёму показалось, что поляки уйдут, избежав плена или пули.