И замкнется круг - Наталья Косухина

— Значит, теперь все? — спросил Ратский.

— Да, — кивнул главный аналитик и продолжил: — Теперь мы можем спокойно восстановить свои филиалы и встать на ноги. Все будет как раньше.

— Нет, — решительно возразила я, и все посмотрели на меня в удивлении. — Корпорация должна остаться объединённой, как сейчас.

В комнате воцарилась тишина, которую нарушил хохот моего деда. Он, как и бабушка, все поняли и кивнули нам. Их поддержка у нас уже есть.

— Корпорация должна быть единой. Когда-то произошел раскол и направил нас не по тому пути, — продолжил Калеб. — Того, что происходило в последние месяцы, не было бы, если бы в свое время не допустили ошибки и не раскололи Лемнискату. И мы намерены это исправить.

— Кто это «мы»? — приподнял брови Ратский. — Вы навязываете нам свое мнение?

В комнате поднялся невообразимый шум и гам. Все спорили, кричали, обсуждали, негодовали… а мы с Калебом и остальными творцами сидели и просто смотрели на все это, ждали, когда схлынет первое потрясение и утихнут протесты.

Через какое-то время, видимо, Родригесу надоели дебаты, что пошли по второму, а то и по третьему кругу, и он, призвав энергию, смел все со столов.

И снова в комнате воцарилась тишина. Положив руку на его плечо, успокаивающе сжала.

— Думаю, разумнее дать нам договорить.

— А вы еще не все сказал? — ехидно осведомился главный аналитик.

— Даго! — одернул его Диего.

— Не все. За столетия с момента раскола корпорация многое пережила. Она боролась с инквизицией, невежеством, правительствами, дуовитами и все это закончилось внутренними противостояниями. Посмотрите, механизм работы Лемнискату нарушен, каждый филиал пострадал, мы у руин. Пройдет немало времени, прежде чем все войдет в колею. А что потом? Снова противостояние? Снова опасность? У творцов достаточно опасностей в прошлом и притом на каждом шагу, нас с детства учат выживать, а вы снова хотите добавить к этому еще и опасения за свою жизнь в случае попадания на чужую территорию?

Я встала и прошлась по комнате.

— Ради чего? Разделение вам что-то даст?

— Если объединяться, то придется переосмысливать весь устав существования Лемнискату, а мы и так сейчас простаиваем, — заметил Ратский.

— Да мы сейчас практически полуразрушены! Неужели за ближайший год или два история, которую мы перестанем столь жестко контролировать, сильно изменится? Или для вас привычка и собственное удобство важнее нашей безопасности?

— Ты передергиваешь, — нахмурился Даго.

— Нет. Много чего случилось, мы многое пережили, многих потеряли. Нам удалось за это время победить как внешних врагов, так и собственную разрозненность. Через столько лет круг наконец замкнулся. Это наш шанс на то, чтобы стать едиными, и упускать его глупо. Лично я в этом участвовать не буду. Или буду работать на единую корпорацию, или не буду работать вообще.

— Вера, это глупость… — начал Ратский.

— Поддерживаю! — перебил его Калеб.

— Что? — вскинулся Даго.

— И я, — кивнул нам Давид.

— Мы тоже поддерживаем, — сказала бабушка, переплетя свои пальцы с пальцами деда.

Оба кивнули.

— Поддерживаю, — твердо произнесла немногословная Лукреция.

Мы сидели и смотрели на растерянный совет, никто из них не мог нам ничего сказать.

— Да это бунт! — хмыкнул Давид.

— Раз вы снова хотите разрозненности, вам не привыкать, — отрезал Калеб.

— А не боитесь, что Лемнискату может и повлиять на ваше решение? — мрачно спросил Ратский.

Тут Калеб прохладно улыбнулся.

— Думаю, вы все забыли, что я, как Воин, могу сплотить всех творцов и научить их… отстаивать свою точку зрения, а Вера обеспечит нас крепостью духа и здоровьем. Думаю, мы будем тверды в своих взглядах.

— Особенно, если учесть, что мы с Калебом вне уравнения и аналитикам не просчитать наши действия ни в настоящем, ни в будущем, — я бросила красноречивый взгляд на Даго.

Тот лишь скривился.

— Нам надо подумать, — подытожил Ратский.

— Лукреция, помнишь, ты мне обещала? Что они решат? — я прямо посмотрела на женщину.

Словно просканировав взглядом каждого присутствующего в комнате, она слегка мне улыбнулась.

— Они согласятся.

Первое время после победы, а совет действительно дал добро на объединение, работать пришлось много и всем. А в особенности нам с Калебом: раз мы все это затеяли, как они выразились.

Теперь Цитаделей будет несколько, и они, вместе с официальными зданиями корпорации и различными научными центрами, образуют своеобразную сеть, окутывающую мир. Что-то останется таким, как сейчас, кое-что закроют и переоборудуют.

По всему миру будут открыты новые библиотеки, а кое-какие старые будут «окультурены», как, например, та, в которой побывали мы с Калебом. Знания должны распределяться равномерно и дублироваться, чтобы на любом континенте быть под рукой.

Какие-то нововведения были предусмотрены для творцов, какие-то — для аналитиков и ученых. В новом плане развития было учтено, кажется, все, хотя каждый понимал, что осуществляться это будет не сразу.

Но было кое-что, что начали сооружать в первую очередь, а именно — огромный памятник, чтобы почтить погибших и как напоминание о случившемся.

Война корпораций и раздрай внутри организации не выносились на всеобщее обозрение, исключение составили теракты. В Лемнискату не было принято выносить сор из избы и тем не менее государства ощутили кое-какое беспокойство.

Воздвигнутая на месте Цитадели статуя богини Фемиды была словно символ равновесия и мира не только для посторонних зрителей, но и для нас самих.

Когда спустя пару месяцев все наладилось и более-менее вошло в колею, монумент, построенный в ускоренном темпе, уже был готов к открытию. И не только он.

Делать достоянием гласности степень близости наших личных отношений с Родригесом мне не хотелось, но Калеб уперся рогом и не отступал от своей идеи. Он считал, что до визита к моим родственникам все должны узнать о серьезности происходящего между нами.

Я не совсем понимала, почему для него это так важно. Настолько, что я даже ощущала внутри его души отголоски страха и напряжения.

Что было тому виной? Традиции? Тайна, о которой я ничего не знаю? Неужели после всего, что мы с ним пережили, меня ждут еще какие-то сюрпризы?

Перед тем как мы отправились на официальную церемонию открытия памятника «Мира», мне на палец надели обручальное кольцо. Не слишком шикарное, но элегантное, с крупным желтым бриллиантом — цвет моего дара. Выбранное и подаренное с любовью.