Бернадот. От французского маршала до шведского короля - Григорьев Борис Николаевич

Но были и проблемы, которые требовали незамедлительного вмешательства правительства. В стране свирепствовала инфляция, от которой больше всего страдало сельское хозяйство. Все ждали от наследника инициативы, и он с присущей ему энергией включился в рутинную работу правительства по исправлению положения.

Риксдаг преподнёс Карлу Юхану также и другие, менее приятные, сюрпризы. В парламенте выкристаллизовывалась оппозиция. Он не привык к оппозиции и особенно плохо представлял её себе в шведском варианте, а потому пришлось познавать всё на практике, набивая шишки себе и раздавая тумаки оппонентам.

Потом Карл Юхан научится и парламентаризму. Он станет работать с риксдагом, пытаться не кричать, а влиять на депутатов, обрабатывать их, приглашать к себе на чай и, естественно, использовать свой "административный ресурс", покупая упрямых и строптивых должностями, чинами и деньгами.

В связи с обсуждением финансов возник вопрос и о Гваделупе. Англия так и не начала ещё выплату компенсации за переуступленный Франции остров, которая составляла солидную сумму в размере 24 млн франков, или 1 млн фунтов стерлингов. Большинство чиновников в правительстве, включая министра юстиции графа Юлленборга, статс-секретаря Вирсёна, справедливо полагали, что компенсационная сумма за Гваделупу является государственным достоянием, а не личной собственностью короля и его наследников. Максимум того, на что мог бы рассчитывать наследник, было санкционированное риксдагом вознаграждение за его труды.

Наследному принцу, однако, удалось склонить правительство (как пишет Шёберг, не без подкупа и взяток чиновникам) к тому, чтобы предложить риксдагу проект закона, позволявшего королю и его наследнику пользоваться половиной гвадалупских денег в личных целях. Проект, составленный Энгестрёмом и датированный 6 июля 1815 года, предусматривал употребление 12 млн франков на погашение государственного долга Швеции, а 12 млн с соответствующей вечной рентой — в пользу наследников шведского трона. Ренту определили в размере 200 тысяч риксдалеров в год, что в два раза превышало размеры апанажа принца. Авторы проекта мотивировали её необходимостью компенсировать потери Карла Юхана, связанные с исполнением им должности наследного принца и имущественными потерями во Франции. В конце июля депутаты приняли соответствующий закон и выразили Его Королевскому Высочеству благодарность за заботу о своих подданных. Поскольку договориться Карлу Юхану с правительством по этому вопросу не удалось, то дело поступило в суд, который долго не признавал права Карла Юхана, но в конце концов сдался, высказавшись напоследок так: "Это было умно, но не благородно".

В заключительный период пребывания в качестве наследника престола Карл Юхан, по мнению шведских историков, проявил себя не с самой лучшей стороны. А.-Э. Имхоф также пишет, что 1815–1818 годы относятся к самым слабым в жизни шведского наследного принца: везде проявлялось его недоверие, раздражительность, отсутствие самоконтроля и озабоченность личными финансами. У Карла Юхана был подозрительный характер от рождения, а годы революции и службы в наполеоновской Франции мало способствовали избавлению от этого недостатка. Несмотря на достигнутые успехи на новой родине, Карл Юхан не смог без разочарования пережить крах своих надежд вернуться "на коне" в любимую Францию. В Швеции он всегда чувствовал себя не в своей тарелке и не в последнюю очередь из-за климата. Политический климат в Европе тоже не располагал к покою и расслаблению. Хотя Венский конгресс и подтвердил незыблемость монархического принципа, но нельзя было забывать, что многих монархов, в частности его бывших коллег, с позором прогнали с тронов, выслали из стран, а некоторых, как, например, Мюрата, расстреляли.

Не так уж и спокойно было и в Шведском королевстве. Совсем недавно убили одного короля, а его наследника арестовали, посадили в тюрьму, заставили отречься от престола и выслали из страны.

Карл Юхан высоко ценил возможности "четвёртой ветви власти" и всегда старался воспользоваться услугами печати в собственных целях. Его рабочий стол всегда был завален газетами и переводами статей из них, к тому же он не прекращал выписывать газеты из Франции. Неудивительно, что дело пропаганды при нём было поставлено на солидную ногу. Он охотно занимался этим сам, особенно в полемике с Наполеоном, "запустившим" в Европу с о-ва Св. Елены свои мемуары, и кроме того, ему много в этом помогали дипломат Лёвеньельм и француз на шведской службе Жозеф Изарн.

А сторонники принца Густава, сына "полковника Густафссона", в Швеции, конечно, ещё не перевелись. 1 января 1817 года, в день именин принца, несколько человек в г. Висбю, напившись до положения риз, провозгласили тост за здоровье "Густава V". Инцидент привлёк внимание Карла Юхана, и сам канцлер юстиции приступил к его расследованию. Суд приговорил участников пьянки к смертной казни, которую, впрочем, заменили пожизненным тюремным заключением. Когда шведский офицер-густавианец, принадлежавший известной старой фамилии Даг-ок-Натт (День-и-Ночь) в 1816 году написал памфлет в пользу "полковника Густаффссона", Карл Юхан не колеблясь приказал приговорить его к смерти, правда, In contumaciam. Но ещё одиознее выглядело т. н. дело кабатчика Линдблума, сфабриковавшего дело о государственном заговоре. Линдблум, старый агент тайной полиции, сделал на ряд лиц донос, которым власти инкриминировали покушение на жизнь кронпринца и его сына Оскара. Ретивый Рудольф Сёдерстрём буквально на ровном месте раздул огромное дело, получившее сильный негативный резонанс за границей, и сумел упомянуть в нём имя королевы Хедвиг Шарлотты. Поскольку Карл Юхан, как потом записала в дневнике королева, слишком ревностно защищал действия чиновника и мало учитывал оскорблённые чувства приёмной матери, между ней и Карлом Юханом возникло отчуждение. Восторженно принявшая семь лет тому назад принца, королева теперь относилась к нему с большой неприязнью.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что никакого покушения оговорённые Линдблумом люди не планировали, а все его обвинения были высосаны из пальца. Но у страха глаза были велики, и Карл Юхан ещё долго сомневался в своём будущем в Швеции. Вслед за делом Линдблума последовали не менее одиозные дела графа Делагарди и др. Всё это, конечно, мало способствовало укреплению авторитета Карла Юхана как внутри страны, так и за её пределами.

1817 год был неудачным для Швеции: страну поразил сельскохозяйственный и финансовый кризис, и настроение кронпринца было особенно удручённым. Придуманный им метод стабилизировать финансовое положение страны с помощью продажи векселей давал существенные сбои. Скоро в стране разразился т. н. дисконтный кризис, причём часть вины за это лежала и на Карле Юхане, который, вопреки советам экономистов, отказался от идеи государственного вмешательства и государственной поддержки дисконтных банков и вовремя не помог им из государственных резервов. Для решения дисконтного кризиса пришлось снова созывать риксдаг.

Впрочем, принц не сдавался и упорно продолжал разгребать "авгиевы конюшни". Предметом его пристального внимания стали т. н. аккорды — пагубная и широко распространённая, особенно в армии, практика приобретения чинов и должностей с помощью, как бы мы сейчас сказали, "отката", т. е. выплаты денежной компенсации лицам, занимавшим должность или чин. Карл Юхан призвал шведов прекратить практику аккордов: "Если мы хотим видеть Швецию свободной, счастливой и хорошо управляемой, то аккорды должны исчезнуть. Если мне не помешают, я найду средства, помимо государственных, чтобы осуществить эту меру" и сделал ставку на организацию для военных нормальных пенсий. Он принимал меры борьбы с нищенством и попрошайничеством, бил тревогу по поводу распространения венерических заболеваний и помогал организовывать благотворительные и медицинские учреждения.

Между тем Карл XIII совсем одряхлел и дышал на ладан. Он забывал иногда, что являлся королём Швеции и Норвегии, что у него был приёмный сын Карл Юхан, призванный из другой страны, он не знал, что живёт в Стокгольмском дворце, а полагал себя в Швеции путешественником. На банкете в честь 55-летия Карла Юхана с ним случился приступ, и через неделю, 5 февраля 1818 года, в присутствии членов правительства и придворных он тихо ушёл из этой жизни. Карл Юхан распорядился на всякий случай закрыть ворота Стокгольма. Настал заповедный час, и нужно было принять все меры безопасности, чтобы никто и ничто не смогло помешать переходу власти.