Дворянство Том 1 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

Под завывание дудки за столик подсел Кадфаль, склонился ближе, как бы показывая, что разговор не для посторонних ушей. Елена понятливо наклонила голову, молча предложила искупителю сырое яйцо, до которых тот был ярый любитель. Кадфаль с благодарностью надколол об угол стола серо-белый шарик, проглотил содержимое, зажмурился, переживая мгновение пищевого катарсиса. Как ни удивительно, яйца в первородном виде здесь употребляли редко, главным образом в выпечке. Считалось расточительством есть то, что может превратиться в целую курицу, поэтому любимое лакомство доставалось Кадфалю не слишком часто.

- Я ухожу, - без прелюдий рубанул искупитель, насладившись вкусом.

- Чего? - не поняла Елена.

- На время, - уточнил Кадфаль.

- Чего? - повторила женщина, пытаясь сообразить, что это все значит.

- Отлучаюсь, - терпеливо разъяснил мужчина. - Есть кое-какие дела, надо их порешать. Потом вернусь.

- А Нас… твой друг? - Елена спрашивала, но все никак не могла поверить в происходящее. За минувшее время она привыкла к обществу искупителей, стала воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Насильник и Кадфаль казались постоянными, надежными, всегда за спиной и всегда готовы помочь. Заявление Кадфаля резко напомнило, что искупители ей не слуги, сопровождают беглецов по каким-то своим причинам и очевидно служат каким-то неведомым хозяевам.

- Останется, - прогудел Кадфаль.

- Ты нас потом не найдешь, - попробовала зайти с другой стороны Елена.

- Найду, - коротко хмыкнул здоровяк. - Такой балаган сложно как раз не найти. Любой покажет, в какую сторону идти.

- А ты надолго?

- Как получится.

Ну да, подумала Елена. Учитывая, что божьи люди, похоже, концептуально не пользуются лошадьми, да и откуда лошади взяться у нищего искупителя, в какие бы края ни отправился Кадфаль, дорога затянется на многие недели. Скорее месяцы. Так что, с большой вероятностью, несмотря на декларацию о возвращении, мужик с дубиной уходит навсегда.

Да что ж за день сегодня такой…

- Когда? - спросила она, пытаясь, чтобы это не звучало совсем уж потерянно.

- Сейчас, - исчерпывающе проинформировал Кадфаль. Он и в самом деле оказался одет как в поход, сменил халат на более теплый, с поддевкой и капюшоном на многочисленных шнурках и завязках.

- Ну… тогда… - Елена потерялась на мгновение, прикидывая, как было бы правильным распрощаться. - Удачи.

Она привстала и по-мужски протянула искупителю руку, которую тот, не чинясь, пожал.

- Береги себя, - напутствовала женщина Кадфаля.

- Ага. Вы тоже… не ввязывайтесь понапрасну во всякое, - отозвался он и ушел, закинув на одно плечо дубину, а на другое тощую походную торбу с кожаной лямкой.

Елена тоскливо проводила взглядом широкую спину здоровяка с палаческим оружием. Ойкумена, чтоб ее… Здесь все делается медленно – «к полудню», «до заката», «с рассветом», «завтра» - никто никуда не спешит, время считают многочасовыми стражами, да и то лишь в городах. Зато если уж происходит что-нибудь серьезное, то вот так, за считанные минуты, как по щелчку пальцев.

Женщина начала задумчиво и мрачно обгрызать корочку с четверти краюхи, думая, что труппа большого урона не понесла, Кадфаль играл главным образом всякую массовку и комичных спутников. А вот потеря в боевой силе куда более значимая. Но самое интересное - куда намылился мужик с дубиной? Почему именно сейчас? Простая логика подсказывала, что, вероятнее всего, боевой грешник отправился к своим покровителям за новыми инструкциями. Это наводило на разные мысли, например о том, что Елена так и не узнала, кто ее благодетели и чего хотят. Следовательно, обновленные вводные могут... не порадовать. Вчера она была интересна и зачем-то нужна, завтра все изменится и станет наоборот.

От сложных мыслей и комбинаций заломило виски. Хотелось не думать, а изображать котика или мемасного Гитлера в сентябре - завернуться в одеяло, навернуть te gyda menyn, то есть что-то вроде травяного чая с молоком, медом, солью, растворенным брусочком масла. И грустить, слушая, как потрескивают угли в печке, и легонько дышит во сне Артиго. А затем меланхолически уснуть, баюкая на груди отбитые пальцы.

Однако лимит на оригинальные встречи еще не закончился, после Кадфаля напротив Елены сел Кимуц, уже изрядно поддатый, с кувшином в руках. Уставился на женщину желто-красными белками воспаленных, но как-то не по-пьяному внимательных и умных глаз.

- Чего изволите? - с преувеличенной вежливостью спросила Елена.

В кабаке наступила относительная тишина, Гаваль как раз сделал перерыв, чтобы промочить горло и съесть бутерброд из шмата сала на черном хлебе, все полито сиропом. Елена машинально улыбнулась, вспомнив, как сама долго и мучительно привыкала к пищевой традиции смешивать жирное со сладким. Калории, прежде всего, недаром известные и популярные сказки обязательно заканчивались морями свиного жира и бесконечными колбасами.

- А знаешь… - Кимуц тяжело привалился к столу. Потертую одежду клоуна изобильно покрывали винные пятна, очевидно лицедей фляжкой не ограничился и спешил вознаградить себя за томительные часы воздержания. Глядя на пожелтевшие белки глаз и отекшее лицо Елена подумала, что этот теплый сезон явно станет для клоуна последним. Дальше либо сердце не выдержит, либо почки отстегнутся. Что, разумеется, грустно, но да и черт с ним. Устремление человека к затянутому и дорогостоящему самоубийству – его личная забота.

- Зна-а-аешь, - врастяжку повторил Кимуц. – Я вот сидел и думал… Долго думал.

Язык его заплетался, скованный вином, но профессионально поставленную дикцию легко не пропьешь, речь клоуна оставалась более-менее разборчивой.

- В общем, хотел бы я знать… откуда ты? – Кимуц громко икнул и едва не упал навзничь, но удержался-таки на ногах.

- Я издалека, - дипломатично сообщила Елена, от души желая собеседнику немедленно сломать себе шею.

- Не, этотпнятн-н-на… - Кимуц запутался в согласных, но прорвался сквозь них, как путник через болотный тростник. - Но вот к-ко-ое дело…

Неожиданно кабак посетил Грималь. Слуга бретера обычно избегал присутственных заведений и вообще напоминал чем-то алкоголика в завязке, который боится лишний раз глянуть в сторону бутылки. Но сейчас почему-то нарушил зарок и даже заказал себе пива. Раньяна видно не было, как и Жоакины. С мечником то все ясно, наверняка сидит у постели Артиго, но вот что поделывает злобная акробатка? Интригует, небось, коза паршивая.

Кимуц, тем временем, кое-как распутал язык и даже вернулся к более-менее членораздельной речи. Елена пропустила мимо ушей начало его спича, а когда прислушалась, ей стало неуютно и захотелось как-нибудь незаметно приколоть старого лицедея.

Сбиваясь, глотая слоги, временами теряя нить, зачастую не в силах найти правильные слова, но упрямо возвращаясь на прежнюю колею, Клоун вещал на тему того, что еленины истории нельзя просто взять и выдумать. За ними должна стоять мощная культура и наработанный массив сказаний, из которых можно собрать нечто новое, как из кирпичиков. Определенно ценитель дешевого вина получил хорошее образование и скорее всего, учился риторике. Кимуц не знал определений «культурный багаж», «бэкграунд», «фольклорная первооснова» и тому подобное, но довольно точно передавал их смысл имеющимся словарным запасом. А теперь он подводил к любопытному выводу: истории Елены культурной основы как будто не имеют вовсе. Они взялись из ниоткуда, сами по себе. И было бы очень интересно разузнать, где их родина, на каких сказаниях выросли такие сюжеты.

- Откуда ты? - спросил Кимуц прямо, глядя на Елену отнюдь не трезвыми, но и не совсем уж залитыми вином глазами. - А там еще такие сказания ходят? Ну, другие?

Женщина сомкнула кончики пальцев, размышляя, чего хочет клоун. Это праздный интерес, желание накопать еще полезных сюжетов или простой шантаж? А может быть прощупывание, прикидка, чего стоит рыжеволосая, кому и за сколько и кому ее следует продать? Снова, как при первой встрече с цирком, холодный и расчетливый голосок зашептал в ухо, что если немного подумать и все сделать правильно, труппа лишится второго актера еще до рассвета, причем никто и носа не подточит.