Чёрный караван - Клыч Кулиев

Я знал, почему генерал так взволнован. Постарался успокоить его:

— Мне думается, вы беспокоитесь напрасно. Мы сделали все, что было в наших силах. Никто не смог бы сделать больше. В этом убежден и командующий, и другие.

— Другие! — Маллесон внимательно посмотрел на меня. — Нет, полковник… Вы ошибаетесь! Все, что вы сейчас услышите, это лишь часть веселой мелодии. Полностью вам дадут выслушать ее там, в Лондоне… Да, да… Не думайте, что дело окончится только упреками.

Вошла Элен. Она положила перед Маллесоном папку и сказала:

— Большевики заняли Оренбург!

Генералу словно иглу в бок вонзили. Он резко повернулся к Элен и переспросил:

— Что? Заняли Оренбург?

— Да… Верхняя телеграмма об этом.

Меня тоже, признаться, обдало холодом. Ликвидация «оренбургской пробки», соединение Туркестана с Россией было для нас сильнейшим ударом. О том, что большевики наступают на Оренбург с двух сторон, нам было известно. Но мы никак не предполагали, что он падет так быстро. Больше того, мы надеялись все же, что армия Дутова с помощью американских и японских штыков устремится к Москве. И вдруг такое сообщение! Это, конечно, было полной неожиданностью.

Осторожно приоткрыв дверь, вошел генерал Мильн. Мы все вскочили на ноги. Командующий пожал нам руки и обратился к Маллесону:

— Какие новости, господин генерал?

Маллесон молча протянул ему телеграмму. Командующий внимательно прочитал ее.

— Ну, приступим к разговору, — хладнокровно проговорил он и, пройдя к столу, сел.

Элен позвала ожидавших за дверью офицеров, и ровно в десять часов совещание началось.

Поначалу я предполагал, что генерал Мильн начнет с занятия большевиками Оренбурга. Но он этого пе сделал. Он отложил телеграмму в сторону и обратился к генералу Битти:

— Генерал! Прежде всего я хотел бы выслушать вас. — Генерал Битти встал и вытянулся. Мильн внимательно оглядел его и продолжал: —Меня интересует одни вопрос. По последнему оперативному плану общее решительное наступление против большевиков в Туркестане намечено на середину марта. Какая, по вашему мнению, существует на Закаспийском фронте возможность перейти в наступление? Можно ли добиться здесь ощутимых результатов?

Битти был генерал опытный, закаленный в боях. В Закаспий он прибыл в конце прошлого года. Не случайно Мильн обратился к нему первому. Закаспийским фронтом фактически ведал именно он.

В кабинете наступила тишина. Взгляды всех сидящих обратились на генерала Битти. Он довольно долго молчал. Затем смущенно посмотрел на Мильна:

— Сказать откровенно, я не в состоянии ответить определенно на этот вопрос!

Генерал Мильн усмехнулся:

— Вот тебе и на! Если вы не можете этого сделать, кто же тогда ответит? — Генерал Битти молчал. Мильн несколько повысил тон: — Здесь нечего раздумывать. Вопрос ясен. Первое: сможете вы перейти в наступление в назначенный срок или нет?

— Имеющимися силами?

— Разумеется… На дополнительные не надейтесь.

— Тогда мы не сможем не только перейти в наступление, а даже удержать позиции, которые сейчас занимаем.

— Почему?

— Потому что сил недостаточно.

— Как это — недостаточно? Наши части… Русские войска… Туркмены… Хива, Бухара, Фергана… И это — недостаточно?

Генерал Битти на этот раз заговорил уверенно:

— От наших частей остались только названия. Сейчас в Закаспии мы имеем около двух тысяч штыков пехоты и три эскадрона кавалерии. До пятисот солдат находятся в Асхабаде, триста в Мерве, остальные — на фронте.

— Сколько у русских?

— Более двух тысяч.

— А сколько туркмен?

— Их трудно учесть. То, смотришь, три-четыре тысячи всадников, то… нет и четырехсот.

— Почему?

— Нет дисциплины. Ездить верхом, рубить шашкой они умеют. Боевые люди. Но каждый — сам себе султан. Я впервые вижу такой неорганизованный народ. Даже Ораз-сердару не подчиняются. Словом, на русских и туркмен полагаться трудно. Последние бои между станциями Равнина и Анненково еще раз доказали, что если мы не возьмем на себя все бремя борьбы, то одними местными силами ничего не добьемся.

— Постойте, постойте, генерал! — Генерал Мильн поднялся, подошел к Битти, остановился перед ним и внимательно поглядел на него. — Значит, по вашему мнению, если мы не введем в Закаспий дополнительные силы и не примем на себя основную тяжесть боев, то не сможем справиться с врагом… Так?

— Да! — твердо ответил Битти. — Если обстановка не изменится, мы можем сами оказаться под ударом!

Генерал Мильн обратился к Маллесону:

— Вы разделяете мнение генерала Битти?

После продолжительного молчания Маллесон ответил:

— Очевидно, одними только местными силами справиться с большевиками не удастся. Но нельзя и сбрасывать эти силы со счетов. Ораз-сердар обещает набрать к весне по меньшей мере двадцать тысяч всадников. Можно укрепить и отряды меньшевиков.

— Чего же они дожидаются? — начиная раздражаться, спросил генерал Мильн. — По справке, которую мне представили, только в Асхабаде больше тридцати тысяч жителей. А у меньшевиков нет даже двух тысяч солдат. Почему?

Маллесон промолчал. Вместо пего ответил капитан Тиг-Джонс:

— Закаспийское правительство неоднократно объявляло всеобщую мобилизацию. Но на призывные пункты никто не идет. Предпочитают сесть в тюрьму, лишь бы не служить в армии. Не далее как вчера я беседовал но этому поводу с нашими друзьями. Они не могут сказать ничего конкретного.

Генерал Мильн предоставил затем слово мне. Его интересовали реальные возможности бухарцев и хивинцев. Я коротко доложил о своей поездке. А под конец сказал, что ни от эмира Сеид Алим-хана, ни от Джунаида ожидать существенной помощи нельзя.

После меня говорил майор Лестер. Он сообщил, что среди индийских солдат растет брожение, а одни индийский офицер, как выяснилось, даже был связан с большевиками. Капитан Кинг, ведающий железнодорожниками, доложил, что на железной дороге усилился саботаж, что авторитет меньшевиков и эсеров в рабочих массах все больше падает.

Командующий снова обратился к генералу Битти. О каких дополнительных силах может идти речь? Битти, видимо, заранее предвидел этот вопрос. Он коротко ответил:

— Для того чтобы выполнить оперативный план, необходимо увеличить наши войска и вооружение по крайней мере в пять раз. Придать им еще с десяток аэропланов, десятка два танков. Усилить артиллерию. Я не говорю о местных нуждах. Я говорю о наших войсках. И потом, многое зависит от Семиреченского фронта. Если войска атамана Дутова смогут быстро овладеть Ташкентом, нам сразу станет легче.

Генерал Мильн горько усмехнулся и, взяв лежавшую в стороне телеграмму, проговорил:

— Вот последнее сообщение… Большевики заняли Оренбург!

Офицеры зашептались. Генерал Битти изменился в лице, тяжело вздохнул:

— Если это сообщение верно, то обстановка в корне меняется. Мы составляли оперативный план в надежде на то, что атаман Дутов перейдет в решительное наступление против Ташкента, Осипов нанесет удар изнутри, Фергана, Бухара, Хива поднимутся одновременно. Если же Оренбург упущен… А начатый раньше срока мятеж Осипова подавлен… И если от Бухары и Хивы нельзя ждать существенной помощи… Тогда на кого же рассчитывать? Как нанести большевикам сокрушительный удар? Нет, такую ответственность я взять на себя не могу!

Медленно приподняв свинцовые веки, Маллесон обжег взглядом генерала Битти:

— Не слишком ли рано вы падаете духом, господин генерал?

Битти ответил решительно:

— Я считаю, что ненависть к большевикам не должна помешать нам трезво оценить обстановку. Допустим, Ораз-сердар соберет двадцать тысяч всадников… Можно ли с ними идти в наступление? Ведь это толпа неорганизованных дикарей! Понадобится самое меньшее полгода, чтобы установить у них дисциплину. А мы хотим перейти в решительное наступление через какие-нибудь полтора месяца. Мыслимо ли это?

Генерал Мильн, видимо, опасался, что дискуссия может выйти за рамки приличия. Он поднял руку:

— Все, кроме генерала Битти и полковника Форстера, свободны!

Мы остались. Лица у всех были хмуры, особенно мрачен был Маллесон. Недвусмысленный ответ генерала Битти, видимо, еще усилил накипавшее в нем раздражение. Он высокомерно начал:

— У арабов есть пословица: «Уйти от погони — тоже смелость». Я вижу, нам придется действовать по этой пословице.

Было понятно, в чей огород брошен камень. Маллесон был сторонником расширения Закаспийского фронта, войны до победного конца. Он жаждал славы. Конечно, не он один жаждал ее. Все мы мечтали об успешном завершении операции. Однако, кроме желания, существует еще неумолимая реальность, которую невозможно оседлать. Как перешагнуть через нее!