Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский

ЯН. Узнаю ваше поколение. Никакого понятия о копирайте. Кто-то работает, вкалывает, а мы срисовали — и довольны. Мои проекты просто в наглую воруют. И с книгами так же, и с музыкой.

ИННА-НАСТЯ. Минутку. Ты свое получил? Деньги, известность? И будь доволен.

ЯН. Искусство принадлежит народу?

ИННА-НАСТЯ. Всё принадлежит всем!

ЯН. Ага, конечно. Как ты не поймешь, если бы я получал проценты с использования проектов, я бы делал только авторские работы! Но заказчикам это не выгодно. И так во всем. Мне продюсер знакомый говорил: если запретить скачивать бесплатно фильмы и книги, если платить авторам со всего проценты, они тут же зажиреют. Писатели, говорит, сценаристы, режиссеры и актеры, особенно актеры — должны быть голодными! Это не подлость?

ИННА-НАСТЯ. Нет. Зачем вообще тебе деньги? Ты кайф получаешь от работы, сам говорил.

ЯН. Это да. И от тебя. Значит, замуж за меня не пойдешь?

ИННА-НАСТЯ. Нет.

ЯН. Почему?

Инна-Настя встает, выходит. Ян берет пульт, переключает каналы.

Ян переключает каналы. Звучат обрывками песни: Нюша, «Выше»; Даша Суворова, «До утра»; Михаил Бублик, «Вместе мы обязательно будем»; Елена Ваенга, «Курю».

Входит Инна-Настя — в другом наряде.

ИННА-НАСТЯ. Почему?

ЯН. Я понял, что ни с кем не смогу жить. Я привык к одиночеству. Вчера, знаешь, проснулся, и показалось, что опять дома. То есть там, в прежней жизни. Я чуть не заорал от ужаса.

ИННА-НАСТЯ. Но я же тебе не прежнюю жизнь предлагаю. Я вообще ничего не предлагаю. И напрашиваюсь ни разу, заметь себе. По ходу, ты меня просто не любишь, вот и все.

ЯН. А ты знаешь — пожалуй, нет. Очень нравишься. Когда я в тебя влюбился, я просто летал. Думал — вот, наконец, живу. По-настоящему. Люблю первый раз в жизни. Счастье. А потом прошло, извини. А то, что проходит, не счастье.

ИННА-НАСТЯ. Я слышала, что счастье как раз проходит. Но отношения остаются.

ЯН. Тебя обманули. Вот я люблю свою работу. Я счастлив, когда у меня что-то получается. Это настоящее счастье, оно всю жизнь со мной. И вспомни, сколько мне лет.

ИННА-НАСТЯ. Тогда выбирай: или мы живем вместе, или я ухожу навсегда. Насовсем.

Ян молчит.

ИННА-НАСТЯ. Я правильно поняла?

Ян молчит. Инна-Настя уходит. Ян надевает костюм горнолыжника, поднимается по ступеням. Наверху надевает лыжи. И с бодрым криком исчезает где-то внизу.

Ян лежит на диване, закрыв глаза. Слушает классическую музыку. Входит Инна-Настя, выключает проигрыватель.

ЯН. Я слушаю.

ИННА-НАСТЯ. Я думала, ты спишь. (Включает).

ЯН. Нет, не надо. Ты пришла — ты моя музыка.

Инна-Настя проходит в дверь. Предполагается — на кухню.

ЯН. Что нового?

Инна-Настя выходит с бутылочкой кефира. Пьет.

ЯН. Что нового?

ИННА-НАСТЯ. А что у меня может быть нового? Тренер по фитнессу не стюардесса. Один и тот же зал, одни и те же люди.

ЯН. У стюардессы то же самое. Одни и те же самолеты, рейсы, аэропорты. Уверен, что это тоже надоедает. А почему бы тебе не сменить работу?

ИННА-НАСТЯ. Мне эта нравится.

ЯН. А я бы не смог. Завидую людям с обычными профессиями. Ну, то есть, как бы сказать… Не соревновательными. Строитель, водитель, летчик, парикмахер или парикмахерша… Или продавцы. Или… Ну, что-то в этом роде. Работай себе и работай. Пришел на работу — работаешь. Ушел — забыл. А моя работа всегда со мной, вот тут (хлопает себя по голове). И всегда хотел быть лучшим.

ИННА-НАСТЯ. И я хотела быть лучшей. Все-таки бывший мастер спорта по художественной гимнастике. В четырнадцать лет. И до чемпионата страны доходила. А потом, слава богу, травма, никакого тебе большого спорта.

ЯН. Почему слава богу?

ИННА-НАСТЯ. Жалеть не о чем. У нас работает бывшая чемпионка по спортивной гимнастике, задолбала всех рассказами о том, как она два раза была чемпионкой Европы на каких-то там снарядах. Была чемпионка — стала никто. Психологическая травма. Я была никто — осталась никто. Никакой травмы.

ЯН. Что это ты так о себе уничижительно — никто? Это не так.

ИННА-НАСТЯ. Не беспокойся, я себе цену знаю.

ЯН. Ненавижу себя, когда болею. Я без дела старею сразу лет на десять.

ИННА-НАСТЯ. Но ты же говоришь, что у тебя все здесь (показывает себе на голову).

ЯН. Это так. Но… А у тебя разве график сменился?

ИННА-НАСТЯ. Почему?

ЯН. Позже стала приходить.

ИННА-НАСТЯ. Сама стала заниматься. Плаваю. А то других гоняю, а сама два килограмма набрала.

ЯН. А может, ты забеременела?

ИННА-НАСТЯ. Нет. Я проверялась. Телевизор включу? Что там в стране происходит?

ЯН. Не надо. Как бы выборы там происходят. Всем все заранее понятно.

ИННА-НАСТЯ. Это плохо?

ЯН. Все равно. Результат, которого они и добивались — чтобы всем было все равно. Нет, но появляются же у вас новые люди?

ИННА-НАСТЯ. В стране?

ЯН. У вас, в вашем салоне! Новые клиенты или как вы их называете?

ИННА-НАСТЯ. Не клиентами, по крайней мере.

ЯН. Знаешь, чем ты мне понравилась?

ИННА-НАСТЯ. Конечно. Молодость и красотой.

ЯН. Ты не любишь врать. Мое поколение изовралось до предела. Не привыкать — в советское время врали, сейчас опять врем. Для бизнеса, для политики, для пользы дела. Вы, мне казалось, другие. Может даже хуже. Но честнее.

ИННА-НАСТЯ. Вряд ли. (Направляясь к кухне). Ты к чему это?

ЯН. У тебя есть кто-нибудь? (Пауза). В конце концов, я фактически твой муж и имею право на такие вопросы! Ты слышала, что я спросил?!

Встает, идет в кухню.

Ян в одних плавках, с двумя пластиковыми стаканами идет к двум лежакам под зонтом. Это пляж. Озирается, не видит Инну-Настю. Но вот, кажется, обнаружил. Делает шаг, другой. Останавливается. Опускает руки. Из стаканов льется жидкость. Он бросает их. Поднимает, относит к урне.

Инна сидит за столиком. Входит Ян, подсаживается.

ЯН. Извини, опоздал. Привет.

ИННА. Привет. Я сама только что приехала. Пробки.

ЯН. Ничто не вечно в этом городе, кроме пробок.

ИННА. О чем ты хотел поговорить?

ЯН. Ну…

ИННА. Угадала.

ЯН. Я еще ничего не сказал.

ИННА. За что тебя всегда ценила — ты неглупый, но при этом очень простодушный. Легко прочитываемый.

ЯН. Я?

ИННА. Конечно.

ЯН. Интересно! И что я хотел сказать?

ИННА. Что хочешь вернуться.

ЯН. А если нет?

ИННА. Тогда что? С Костей и Юлей у тебя нормальные отношения, передавать через меня ничего не нужно — что тогда? Страшно заинтригована.

ЯН. Недавно вспомнил, как ты меня била по роже. Ну, тогда…

ИННА. Я помню.

ЯН. Вспомнил и, смешно сказать, заплакал.

ИННА. Опа-на! Наконец стало больно?

ЯН. Нет.

ИННА. От умиления? Понимаю. Такие вещи через много лет вспоминаются с приятной сентиментальной слюнкой.

ЯН. Язвишь? Имеешь право.

ИННА. Как и ты. Я на все имею право, ты на все имеешь право. Все на всё имеют право. Такое время. Право имеют — но взять это право трудновато.

ЯН. Да, время…

ИННА. Только не об этом! Я сразу вспоминаю, что мне через три года шестьдесят. Кошмар. Только что была девочка Инночка, стояла с бантиком и цветами, в пионерки принимали…

ЯН. Да… Союз нерушимый республик свободных.

ИННА. Сплотила навеки великая Русь.

ЯН. Да здравствует созданный волей народов… У тебя тоже так? Я недавно поймал себя на этом — старые слова помню до конца, влипли в память, не выковырнешь! А новые — не помню. Не могу выучить, хоть тресни.

ИННА. Что, ушла твоя девочка?

ЯН. Я сам… Просто… Исчерпалось все. Да и не было ничего особенного. Фантом.

ИННА (долго смотрит на него). Похоже на то. И что теперь? Мотив — у нас дети общие — не проходит: дети сами по себе. У них у самих дети.

ЯН. У Юли с Михаилом не наладилось?

ИННА. Сам не спрашивал?

ЯН. Как-то постеснялся.

ИННА. Нет, похоже, они разбежались насовсем.

ЯН. Не умеет она прощать. Как и ты.

ИННА. А кто-то пробовал просить прощения?

ЯН. К нам подойдет кто-нибудь или нет? (Поднимает руку). Красавица, мы что, прозрачные? Я вам, вам говорю! Где у вас тут менеджер вообще?

Встает, уходит.

Ян идет с устройством в руке, которое и телефон, и записная книжка, и все остальное. Инна сидит перед телевизором, вяжет.

ЯН. Ты как классическая бабушка. Кого еще пригласить?

ИННА. Я бы посоветовала, если бы знала, кого ты уже наметил.

ЯН. А я не говорил?