Королевская кровь. Проклятый трон - Ирина Котова

Тидусс, неверно ступая заледеневшими ногами, шатаясь, ушел. И Василина снова посмотрела на мужа.

– Ты опять все решил за нас двоих, – затрещали от морозного порыва колонны и начали скрипеть, трескаться, но Байдек устоял, хотя хотелось согнуться и упасть к ее ногам, – как тогда, когда не приехал просить моей руки. Мариан. Я простила тогда.

Они стояли всего в нескольких шагах друг от друга, но сейчас их разделяло не расстояние – неверие, ложь, страх за другого, боль.

– Я делал всё, чтобы тебе никогда не пришлось бояться, – четко выговаривая слова и глядя в пылающие гневом глаза, произнес Мариан. – Я защищал свою жену. Как мог.

– Защищал? – крикнула Василина, срываясь в ослепительную ярость, и вокруг нее стал потрескивать от электричества воздух. Позади них уже было пусто, и немногие оставшиеся гвардейцы спешно отступали к дверям – никому не хотелось попасть под горячую руку. – Защищал, не говоря мне, что тебя пытались отравить? Что за детьми следили и, скорее всего, хотели похитить?!!!

– Василина, – он все-таки сделал шаг вперед, потом другой. Разряды больно обжигали тело, в зале уже не дул – бесновался ветер, захватывая останки взорвавшейся твари, осколки стекол. Только вокруг них было маленькое окошко спокойствия.

– Я жена тебе!! – кричала она в ярости, и голос ее эхом подхватывал ветер. – Жена, а не маленькая девочка!!! Ты не имел права мне не говорить! Я твоя королева, Мариан!

Он протянул руку, пытаясь притянуть супругу к себе, успокоить, потому что даже в эту минуту понимал ее, как никто другой. Понимал, что это не только обида на него, но и откат от произошедшего боя с чудовищем, и что сейчас она выплескивает пережитый страх. Но Мариана отбросило разрядом прямо в воющую стихию, к бортику ложи, впечатало в ледяное дерево.

Барон дернулся вперед и увидел, как его Василина, словно ломая себя, изгибается, сжимает кулачки, и ветер покорно стихает, оставляя в зале и между ними тишину и холод.

– Уходи, – сказала она глухо. – Не хочу тебя видеть. Уходи! Не смей разговаривать со мной или просить прощения, Мариан. Не смей, слышишь?!!! Делай что хочешь, но не подходи ко мне!!!! Никогда!

И, видя, что он остается на месте, метнулась мимо него к выходу.

Маленькая королева с очень прямыми плечами, в белом великолепном платье, быстро шла по коридору к своему кабинету, и придворный люд шарахался от нее, пытаясь спрятаться в первых попавшихся помещениях. За ней с треском осыпалась штукатурка, лопались лепнина и окна, трещал потолок, а по стенам вровень с королевой стремительно бежали морозные узоры.

И только закрыв за собой дверь, Василина отчаянно разрыдалась. И не было рядом того, кто всегда забирал боль и страх и кто обнимал так, что было понятно: он защитит ее от всего мира.

Через полчаса она ушла в свои пустые покои, и помалкивающая горничная помогла ей снять платье. Василина умылась, приняла быстрый душ, прислушиваясь, не пришел ли Мариан – он ведь не может не прийти! Но его не было, и сердце сжималось и болело.

Королева заглянула к детям, постояла, глядя на спящих мальчишек, на раскинувшую ножки и ручки, сладко посапывающую, так похожую на отца Мартинку.

Василина понимала, почему он так поступил. Понимала, что он не мог иначе, это в его характере, в его крови. Мариан – настоящий сын Севера со своими представлениями о чести и заботе. Она его таким и полюбила. Он всегда брал на себя все самое тяжелое и неприятное, оберегая ее от волнений.

Но сейчас он был не прав. Она получила свой месяц спокойствия, чтобы войти в управление страной, но потеряла осторожность, уверившись, что здесь их не достанут. И поплатилась за это: знай она о заговоре, вряд ли так беспечно принимала бы подарки. И не согласилась бы на бал, наверное. И не согласилась бы на возвращение Алины в университет и выход Марины на работу… Да разве он сам не говорил ей, что охраняемый обязан знать об опасности, иначе вероятность попадания под огонь возрастает стократ? Неужели он думал, что она стала бы вмешиваться в его работу, что она ему не доверяет? Нет, конечно нет. Он просто взял на себя ее нервы и беспокойство и ее ответственность. Но ведь сейчас, с этой постылой короной, ей никак не избежать ответственности!

Василина осторожно прикрыла Мартинку простынкой. Все равно раскроется, не любит дочка ограничений.

Боги, что она наговорила Мариану! Что же теперь делать?

Василина еще полюбовалась на детей, чувствуя, как приходят в душу покой и умиротворение, знакомые каждой матери.

Конечно, он придет к ней, он не может не прийти.

Королева аккуратно вышла из детской спальни и направилась на совет.

У дверей Зала совещаний Василину уже ждал Тандаджи, невозмутимый, как обычно. В руках он держал папку с бумагами, поклонился.

– Отчет, как вы приказали, ваше величество.

– Где мой муж? – спросила она мягко, взяла папку и открыла ее на первой странице. Глянула на первый лист, нахмурилась. «В связи с моей некомпетентностью прошу отстранить меня с должности начальника разведуправления…»

– Его высочество отдал распоряжения об охране гостей и усилении охраны семейного крыла. Сейчас он в лазарете, – тидусс чуть опустил глаза, – там его гвардейцы. Он не может не появиться у них, ваше величество, – добавил он вдруг, словно извиняясь за принца-консорта.

– Да, я знаю, – Василина внимательно посмотрела на начальника разведуправления, отдала ему папку. – Вот что, господин Тандаджи. Я не смогу рассказать всё так, как вы. И ответить на вопросы. Поэтому прошу вас сделать доклад по ситуации и присутствовать на дальнейшем обсуждении. И… я понимаю тот объем работы, который вы делаете, и не хочу брать на себя и это. Единственное, чего я хочу, – чтобы вы докладывали мне информацию, касающуюся семьи. Я очень недовольна тем, что вы утаивали от меня сведения, несмотря на мой приказ. Без последствий я это не оставлю.

– Виноват, ваше величество, – с едва заметной горечью произнес тидусс. – Это была полностью моя инициатива, я сам просил принца-консорта не волновать вас…

– Ох, замолчите, Тандаджи, – устало сказала Василина. – Он говорит, что это его идея, вы – что ваша. Значит, ответственны оба. Я могу рассчитывать, что подобное больше не повторится?

– Да, моя госпожа, – пообещал ее пристыженный собеседник. Он шел с отчетом, ожидая чего угодно – того, что его сразу вышвырнут из дворца, или того, что его просто заморозят. А потом поставят в Зеленом крыле в назидание преемникам.

Василина величественно кивнула.

– И заявление ваше порвите, пока я не сделала это сама.

– Да, моя госпожа, – повторил Тандаджи, кланяясь. И она была готова поклясться, что расслышала в его ровном голосе нотки радости.

Мне казалось, я снова лежу на горячем песке пляжа, телу тепло и хорошо, и совсем рядом шуршат волны безбрежного и ласкового океана. И в шепоте этих волн слышен напевный голос царицы Иппоталии, и от голоса этого я сама становлюсь океаном, полным мощи и покоя.

Где-то близко раздались шаги, тихо стукнула дверь. Запахло больницей, лекарствами, дезинфицирующими растворами.

Сила возвращалась, я чувствовала ее пульсацию в крови. Чувствовала, где находятся сестры, далеко-далеко ощущала Ангелину, и она была спокойна. Чувствовала, как плохо сейчас Василине. Ощущала, как пространство вокруг меня наполнено болью и сдержанной деловитостью. Мир становился ярче, хоть я и лежала с закрытыми глазами. Так, наверное, чувствует себя глухой, когда начинает слышать, или слепой, впервые увидевший очертания предметов.

Я открыла глаза и села на койке. Голова не кружилась – наоборот, тело словно парило, покалывало, будто его накачали энергетиками. Я все еще была в своем красном платье, но без перчаток – в кисти торчала игла капельницы, на локте виднелись следы от уколов. И босиком.

Поискала взглядом туфли – не нашла. Перекрыла капельницу, вытащила катетер.

И как была, босая, вышла в коридор.

Мариан, от которого волнами шла ослепляющая душевная боль, словно его корчило и разрывало внутри от тоски, спокойно разговаривал с царицей Талией. Значит, не привиделось, она и правда приходила. Повернулся ко мне, улыбнулся одними губами, потом обеспокоенно вгляделся в меня.

– Сильная девочка, – одобрительно сказала царица, и я явственно услышала в ее голосе божественный шум моря.

– Я вас слышала, – произнесла я сипло и надорванно.

– Я всего лишь немножко помогла, – улыбнулась Талия, посмотрела на меня – как погладила. – Эйфория и восприимчивость скоро пройдут, и ты вернешься в норму.

Она, помедлив, чуть коснулась руки Мариана, и я почти увидела, как его страшная боль уходит в нее, шипя и испаряясь, как вода на раскаленной сковородке.

– Где Кембритч? – спросила я, хотя, кажется, чувствовала где.

– В операционной, – ответил Байдек, отстраняясь от царицы, безмятежно глядевшей на него. Словно не хотел избавления от своей неподъемной тоски. – Марина, ты очень бледная. Тебе лучше вернуться в палату.