Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Ричард Докинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше все так же плохо?” Ранее я упоминал школу воинственных тележурналистов, которую основал Робин Дэй. Джереми Пэксмен – еще более суровый ее представитель. Сам я в интервью и публичных беседах предпочитаю технику, которую называю “взаимными консультациями”.
“Взаимные консультации”
Мне намного симпатичнее беседы на сцене, целью которых становится взаимное просвещение, а не набор очков за счет противника – наша онлайн-молодежь это называет pwning[99]. Кажется, название “взаимные консультации” впервые пришло мне в голову в феврале 1999 года, когда мы с психологом и лингвистом Стивеном Пинкером вместе были на сцене Центрального зала в Вестминстере. Наша встреча подавалась как “дебаты”, спонсируемые газетой “Гардиан” под председательством ее научного редактора Тима Рэдфорда: собрались две тысячи триста человек, многим не удалось попасть внутрь. Но это были не дебаты – не было заявленной темы, не было голосования в конце, и вообще мы почти обо всем сходились во мнениях. И, как я уже говорил, это подготовило почву для того, что я позже назвал “взаимной консультацией”, – жанра публичных бесед, который я стремлюсь продвигать как более удачную альтернативу интервью и дебатам. Тим Рэдфорд прекрасно справился с задачей, не нарушая ход разговора. Но именно на той встрече мне пришла идея “взаимных консультаций” без председателя или ведущего.
“Эффект вмешательства ведущего” был особенно заметен на встрече, которую я описывал выше – с Роуэном Уильямсом, тогда архиепископом Кентерберийским, в Шелдонском театре в Оксфорде. Мы с доктором Уильямсом оба были настроены на цивилизованную беседу, я с нетерпением ее ждал. Но, к сожалению, нас все время сбивал председатель – именитый философ и весьма любезный человек, чье ревностное стремление “давать пояснения”, пересыпанные философской терминологией, дало противоположный эффект (так нередко случается с философами).
На моей лондонской “взаимной консультации” со Стивом Пинкером (несмотря на “взаимность”, надо сказать, что я от него почерпнул больше, чем он от меня) собралась многочисленная публика, что привлекло внимание Би-би-си. Не пожелаем ли мы тем же вечером поучаствовать в программе “Вечер новостей” (Newsnight) и продолжить беседу для более широкой аудитории? Мы пожелаем. Чуть позже мне позвонила продюсер с Би-би-си, которая хотела войти в курс дела и понять, чего ожидать:
– Не могли бы вы кратко охарактеризовать природу своих разногласий с доктором Пинкером?
– Мм, на самом деле не уверен, что мы можем многое предложить, когда дело касается разногласий. Мы, кажется, почти во всем согласны. С этим что-то не так?
На линии повисла долгая пауза.
– Нет разногласий? Нет разногласий? О господи!
И она немедленно отменила приглашение! Видимо, взаимно просвещающие беседы не ценятся на телевидении. Нужны разногласия, должны лететь искры. Если на телевидении ценятся только рейтинги, это удручает. Хотелось бы надеяться, что она ошибалась и что разногласия на самом деле не повышают рейтинги, – но не могу быть в этом так уж убежден. Как бы то ни было, с моей личной точки зрения, как я уже говорил в предыдущей главе, рейтинги находятся достаточно низко на шкале того, что должно цениться на телевидении. Особенно на Би-би-си, где не нужно беспокоиться за доходы от рекламы: канал финансируется государством из лицензионных сборов.
“Дебаты, но не дебаты” с Пинкером вдохновили меня на то, чтобы продвигать этот формат в новой серии встреч под эгидой моего благотворительного фонда – Фонда разума и науки Ричарда Докинза (Richard Dawkins Foundation for Reason and Science). Первой в серии стала наша беседа с физиком-теоретиком Лоуренсом Крауссом перед большой аудиторией в Стэнфордском университете в марте 2008 года. Я начал с того, что представил аудитории формат: “Думаю, что должен принять на себя некоторую ответственность за то, что между нами не сидит ведущий. Я стремлюсь ввести новый метод публичной дискуссии… ” И дальше я растолковал суть “взаимных консультаций” и свои претензии к председателям и ведущим подобных бесед. Я признал, что таким образом на нас ложится бремя поддержания беседы, а затем переложил это бремя на Лоуренса, пригласив его начать.
Он начал с того, что напомнил о нашей первой встрече, которая вышла не столь мирной. Дело было в 2006 году, на конференции в штате Нью-Йорк, вскоре после выхода книги “Бог как иллюзия”. После своего доклада я отвечал на вопросы. Я так поднаторел в этом, что вопросы редко озадачивали меня, но в тот раз получилось иначе. В аудитории поднялся вопрошающий – не слишком высокого роста, но великой уверенности в себе – и заговорил с редкими в подобных случаях ясностью, красноречием и убедительностью. Он прямо – почти вызывающе – отчитал меня за чрезмерно воинственное отношение и недостаточную уступчивость в спорах с верующими. Уже не помню, как я отвечал, но после мы встретились выпить, и Лоуренс, уже более дружелюбно, предложил продолжить нашу дискуссию в печати. Так мы и сделали, и наш диалог появился на страницах журнала Scientific American[100], о чем Лоуренс сообщил той стэнфордской аудитории в своем вступительном слове. С тех пор мы с Лоуренсом провели еще несколько публичных бесед, и наши исходные разногласия утихли, так как мы стали друзьями и стали лучше понимать точки зрения друг друга. Мы учились друг у друга, и наши “взаимные консультации” все больше заслуживали своего названия. Некоторые из наших бесед легли в основу документального фильма Гаса и Люка Холверда “Неверующие” (The Unbelievers): нас с Лоуренсом снимали в самых разных местах по всему миру, даже в Сиднейском оперном театре.
Лоуренс оригинален, остроумен и весел. Я никогда не понимал, что такое “чувство момента”, но у него оно, видимо, было. Если бы он добавил в свой репертуар интроспективную меланхолию, его можно было бы назвать Вуди Алленом от физики (и я однажды это сделал). И он подзадоривает –
