От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века - Александр Яковлев

Территориальная экспансия давалась США сравнительно легко, что взращивало новые претензии и укрепляло самоуверенность. Действуя против беззащитных индейцев и мексиканцев, правящие круги США достигали своих целей ценой незначительных финансовых издержек и человеческих жертв. На рубеже XIX и XX веков они имели дело с уже угасающей, разлагающейся испанской империей, война с которой в 1898 году ценой незначительных потерь заметно укрепила США.

Победу, одержанную американским флотом над испанским флотом в Манильском заливе, стали интерпретировать как признак «божественного одобрения». В первую мировую войну США вступили почти «триумфально», провозгласив своей целью «спасение мира для демократии». Америка, утверждал президент В. Вильсон, «обладает безграничной привилегией выполнения своего предназначения и спасения мира»[458].

Из второй мировой войны, как мы говорили, США вышли фактическим лидером капиталистического мира. Миф об американской «исключительности» заявил о себе с новой силой. «Соединенные Штаты, — писал газетный магнат Г. Люс, — пользуются уникальным и особым расположением божественного провидения… В своем провидении бог сейчас призывает этот народ стать главным инструментом своей воли на Земле… Ни один народ на Земле, ни один народе истории, за исключением древнего Израиля, не был столь очевидно предназначен для выполнения особой фазы вечной божественной цели»[459]. А коль так, то без особых колебаний и смущения было объявлено о наступлении «Американского века». Просто и скромно.

Некто Мауэр в работе «Кошмар американской внешней политики»[460] развязно требовал установления мирового господства США посредством силы, прекращения «мягкого отношения» к Советскому Союзу, усиления вмешательства в любой форме в дела любого государства. В следующем, 1949 году, когда в руководящих кругах США активно обсуждались различные планы ядерной войны с Советским Союзом (назывались, как увидим дальше, конкретные сроки ее начала), выходит особенно много книг, содержащих обоснование неизбежности и необходимости «мирового господства» США. Среди таких работ можно назвать сборник статей «Большая часть мира», книгу Ф. Уилсона «Американская политическая мысль», Л. Стоу «Вы — мишень», Э. Джонстона «Мы все в этом»[461] и многие другие. В них развиваются весьма похожие идеи.

Послевоенное материальное превосходство США стало постепенно отождествляться с моральным превосходством. То и другое выступало в маске улыбающейся «добродетели», позу которой гарантировали сила и кулачное право. Все это и нашло свое выражение в доктринах «дипломатии канонерок», «большой дубинки». Политологи пытались доказать, что мировое американское правительство — естественная ступень в развитии человечества, а если Советский Союз не захочет подчиниться такому правительству, то ему придется иметь дело с войной. Руководство всем миром США должны взять силой, рассуждает Э. Джонстон в книге «Мы все в этом», поскольку жизненные интересы США простираются за пределы национальных границ, во всех направлениях, вплоть до самых отдаленных уголков земного шара. «Эта доктрина, — верно замечает американский социолог Д. Уерджин, — характеризуется экспансионизмом… Ома требует, чтобы страна находилась в состоянии постоянной военной готовности, в постоянной тревоге»[462].

В литературе все чаще появляются сравнения «американской империи» с прошлыми. Проводятся аналогии, которые не дают покоя идеологам «империи» все послевоенные годы. Р. Фландерс в книге «Американское столетие» пишет, что американский образ жизни уже одержал победу, а роль «мирового гегемона» прочно закрепилась за США. В этом нет ничего необычного, воркует автор книги. Мировое развитие подчиняется закону, по которому «мировое господство» поочередно переходит от одного государства к другому. Был период Pax Romana, затем Pax Britanica, а теперь наступило время Pax Americana.

Развивая ту же идею, С. Хьюз «перманентность» международного кризиса» объясняет столкновением двух цивилизаций: «варварской» и «эллинской». Без тени смущения «эллинской культурой» объявляется американская, которая выступает носительницей «культурных традиций всех подлинных цивилизаций»[463]. Подобная мысль возникла и у профессора Коммаджера, которую он излагает в книге «Сознание американцев»[464]. Он тоже «авторитетно» подтверждает, что американская культура является наследницей древнегреческой, римской и палестинской культур. А коль так, то народы других стран должны отказаться от «ложной доктрины» национального суверенитета во имя торжества американского федерализма, а такие понятия, как «государственность», «нация», «патриотизм», «национальная гордость», должны быть преданы анафеме.

Весьма откровенен в этом отношении Г. Гэррет. Как и его идеологические предшественники, он пытается доказать, что создание «американской мировой империи» диктуется всем ходом истории. Гэррет уговаривает не бояться слова «империя», украшая ее сентиментальными словечками. Как Д. Перкинс приписывал империализму США «тревожную совесть», так и Гэррет спешит заверить читателя, что американская «империя» будет отличаться от всех прошлых добрыми намерениями, тем более что США уже «имеют почти все признаки былых империй». К ним он относит: превращение правительства в доминирующую силу; подчинение внутренних вопросов задачам внешней политики; господствующее положение военного мышления; систему наций-сателлитов, организованную для целей, называемых коллективной безопасностью; эмоциональный комплекс хвастовства и страха, созданный в стране за последние годы[465].

Гэррет приходит в восторг от собственного утверждения, что его страна «похожа» на империи прошлых времен. Римская империя, пишет автор, была «защитницей цивилизации», испанская добавила к этому «духовное спасение», британская исповедовала благородный миф о «бремени белого человека». США дополнили эти признаки империи лозунгами «свободы и демократии»[466]. Не особенно церемонясь, Гэррет объявляет Соединенные Штаты прямыми наследниками всех империй прошлого.

Эта бесноватая идея довольно устойчива. Приведем, нарушая хронологию изложения, примеры из более поздних изданий. В сборнике «Империализм и колониализм»[467], изданном в 1964 году, колониализм изображен как объективно неизбежный и даже полезный этап развития человечества. Он, этот этап, способствовал, видите ли, взаимодействию культур. Далее авторы сборника особенно восторженно пишут о британском империализме, приписывая ему такую «отличительную черту», как стремление к цивилизаторскому преобразованию подчиненных стран. Подобная доброта в оценках английских «братьев» объясняется просто. После второй мировой войны, говорится в работе «Америка и мировое руководство», США унаследовали от Британии задачу «защиты независимости малых народов»[468], а заодно и цивилизаторскую миссию. «Концепция миссии, — пишет М. О'Лири, — включает в себя большую дозу гуманизма». Движущей силой в американском миссионерском идеале вкупе с гуманизмом является вера в то, что «американский образ жизни… может быть экспортирован к выгоде других наций»[469].

Итак, утверждают идеологи американского империализма, наступила «очередь» США принять руководство миром, установить «баланс сил добра против сил зла», расправиться с «русским варваром», а затем установить мир, «в котором все народы будут политически и экономически свободны»[470].

Американский империализм настолько уверовал в идею «мировой гегемонии», что его идейные прислужники исподволь начинают подготавливать варианты организационной структуры будущего государства. На разные лады расхваливается идея «всемирной федерации» под эгидой США. Поскольку, пишет, например, М. Стэнли, мы «оказались в позиции», обязывающей нести тяжелое бремя ответственности за судьбы человечества, необходимо в качестве первого шага создать «мировое государство». Назвать его можно по-разному: «ограниченная федерация», «Атлантический союз», «федерация свободного мира», «региональная федерация», «сверхгосударство». Но суть одна: будущее общество должно быть построено по образцу США и обладать силой федерального правительства Соединенных Штатов[471].

Планы бредовые. Но от этого они не становятся менее опасными. Временами буржуазные идеологи разговаривают особенно агрессивным тоном. Это в случаях, когда правящие круги затевают очередную авантюру или ведут войну. После очередного провала политологи становятся сдержаннее. Появляются «новые», слегка видоизмененные доктрины, суть которых остается прежней. Начинается разговор о «затяжном» конфликте, появляются призывы к «непрямым» подрывным действиям, к «установлению мостов.» с целью идеологического, морального и политического разложения противника изнутри.