Пешка для наследника (СИ) - Ковалевская Алиса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вы должны уехать.
- Вита, как это?
- Очень просто, - она посмотрела на него сквозь зеркало. - Вы должны сегодня же уехать в Москву.
- А ты?
- Я… - Вита вздохнула и обернулась. - Пока я должна остаться здесь. Похороны сестры завтра. И у меня… у меня ещё есть незавершенные дела, - от этих слов ему стало холодно - таким ледяным тоном произнесла их Виолетта.
- Вита, я тебя не оставлю одну в таком состоянии! - Сергей в несколько шагов преодолел расстояние, разделявшее их, и положил руки ей на плечи, легонько встряхнув.
- Я справлюсь! - воскликнула она, вырываясь из его объятий. - Я справлюсь со всем одна! Мне не нужна жалость! - в её глазах отражались утренние лучи солнца, пробивающиеся из окна. - Я все сделаю сама, я… - по щекам вновь потекли слез, а лицо исказилось гримасой боли.
Сергей властно привлек жену к себе и заговорил:
- Вита, я знаю, твою потерю ничем измерить нельзя, и потеря эта будет ощущаться всю жизнь, но я хочу, чтоб ты знала - у тебя всегда буду я. Слышишь меня? - прошептал он ей на ухо.
Вита отстранилась и заглянула в поразительно чистые серые глаза Сергея. Такие любящие и добрые… Девушка легонько дотронулась до его щеки и провела пальцем, думая: «А ведь ему тоже больно сейчас…»
Сергей накрыл её ладонь своей рукой и, нежно улыбнувшись, легонько прикоснулся губами к её теплым губам в нежном поцелуе. Вита вздрогнула и вроде решилась отстраниться, но обняла и ответила на поцелуй, который постепенно перерастал в настоящий, полный горечи и боли, но одновременно с этим жаркий и страстный.
Вита щекой прижалась к его груди и подумала: «Прости меня».
- Я не уеду без тебя, ясно?! - уверенно заявил Сергей. - Или мы вместе уезжаем, или вместе остаемся. Эта твоя семейка…
- Не было у нас никогда семьи, - горько усмехнулась девушка. - Так, сборище совершенно разных людей, вынужденных жить под одной крышей. И мы жили все вместе и даже не заметили, что наши сердца прогнивают, купаясь во лжи и ненависти. И вот теперь все это гнилье вылезло наружу… Хорошо. Если хочешь - оставайся, только, пожалуйста, даже не думай вмешиваться. Ради Риточки. Скоро все закончится.
- Я не понимаю тебя, Виолетта, что за тайны? Что должно закончиться?!
- Игра. Наша игра скоро подойдет к концу, Сережа, - прошептала девушка. - Последний раунд.
- Вита, ты…
- Прости, но мне нужно идти. - Вита отстранилась от него и направилась к выходу.
- Куда ты?!
- Домой. Позаботься о малышке, пожалуйста, - проговорила она и вышла из номера.
Сергей стоял посредине комнаты и недоуменно смотрел на дверь. Как же изменилась Виолетта за эти месяцы разлуки. Стала такой уверенной. И глаза… в них появилась жесткость.
* * *
Женя не могла больше находиться в неведении. Глеб не звонил и не появлялся. Весь день она лежала в палате и старалась унять беспокойство, растущее с каждым новым кругом, который пробегала стрелка часов на стене. За окном был уже вечер, от мужа вестей не было, и Женя не выдержала. Она вдруг ясно осознала, что сегодня же должна быть дома. Что-то случилось, она не могла понять откуда такое чувство, но оно не оставляло девушку ни на секунду.
Женя встала с кровати, поморщилась от ноющей боли, но не остановилась. Наплевать! Она должна идти! Подошла к шкафчику, вытащила оттуда свои вещи, переоделась и выглянула в коридор. По счастью, никого рядом не было, поэтому она как ни в чем не бывало зашагала по коридору, стараясь выглядеть как можно естественней. Хотя её потрепанный бледный вид обращал на себя внимание проходящих людей. Женя проходила мимо администратора, когда вдруг увидела вбегающего в больницу Владимира. Девушка спряталась за углом, чтобы остаться незамеченной. Мужчина подбежал к медсестре и возбужденно заговорил:
- Скажите, в какой палате находится Ева Оболонская?! Её привезли вчера с инсультом!
Девушка, сидящая за столом, молча уткнулась в монитор, пару раз щелкнула мышкой и будничным тоном заявила:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Палата № 1256.
- Спасибо, - бросил ей Владимир и быстрым шагом направился в сторону лифта.
Женя потрясенно провожала мужчину взглядом. Значит, Ева перенесла инсульт… вчера. Черт, да что же у них там произошло?!
Она совершенно забыла о своем побеге, застыв на месте, и вспомнила о ненадлежащем виде только тогда, когда встретилась взглядом с медсестрой, с подозрением разглядывающую её помятую одежду. Женя отвернулась и медленно пошла к выходу, стараясь больше не привлекать к себе внимание.
* * *
Стальной взгляд Глеба был прикован к лежащей на больничной койке светловолосой женщине, считавшейся его матерью. Ева Оболонская недвижимо лежала и не могла выразить ни одну эмоцию, которую переполняло её черное сердце.
Только взглядом…
Глеб неотрывно смотрел на неё несколько минут, пытаясь отыскать внутри себя хоть какую-то жалость, хоть совсем немного жалости к больной парализованной женщине, вынужденной всю оставшуюся жизнь быть прикованной к кровати. Это хуже, чем смерть. Это хуже, чем ад. Особенно для неё - всегда такой властной, жестокой женщины, знающей себе цену. Все закончилось для неё. Поражение. Фиаско. Полное и безоговорочное.
Так вот… жалости не было. Было только удовлетворение, болезненное удовлетворение от осознания того, что все получилось именно так. А ещё он думал, почему же она так ненавидела его… Почему всегда отталкивала, делая из него обозленного на весь белый свет ребенка, выросшего в черствого мужчину…
А ведь Ева и отца у него хотела отобрать. Настоящего отца. Ещё в подростковом возрасте Глеб полюбил Леонида, как он думал тогда - своего дядю. Тот всегда разговаривал с ним, спрашивал, как дела в школе… А ведь это так важно - просто чувствовать, что ты кому-то небезразличен! Что, если ты умрешь, кто-то будет плакать о тебе. Да, Владимир любил его, считая своим сыном. Но он постоянно был занят, а в свободное время пытался поделить любовь на пятерых одиноких детей, оставшихся без материнской ласки. В день своего пятнадцатилетия Глеб узнал, что чудеса на свете бывают, узнал, что Леонид его настоящий отец. И они стали хранить эту тайну. Ева всегда говорила, что Леонид не мог иметь детей, но он, Глеб, - прямое тому доказательство в обратном.
Он не знал, что у них случилось. Отец до сих пор умалчивает об этой истории, не желая делиться подробностями. А его сухое: «Не сошлись характерами!» Глеба устраивало полностью.
- Вот и все, - наконец, проговорил он сдавленным голосом, поджав губы. - Довольна, мама?! Твоя алчность убила Даниила и Маргариту. Ты сама убила своего любимого сына! Ты сделала из него мерзкое грязное оружие для достижения своей цели. И что? Что теперь?! Тебе до сих пор нужны деньги?! Хочешь, я принесу тебе миллионы, украшу ими твою палату?! Ведь деньги - это ВСЕ! Так ведь ты думала, да?! Но ни за какие средства ты не сможешь вернуть детей. Завтра похороны, а ты даже не сможешь проститься с ними. Ты будешь лежать здесь, недвижимая, разбитая, подавленная… В ОДИНОЧЕСТВЕ. Ты осталась одна. И что? Кто подаст тебе руку? Правильно, никто.
Из глаз Евы покатилась слезинка, потом ещё одна и ещё… А Глеб все продолжал смотреть на неё бесстрастно. Он ничего не чувствовал. Его не трогали слезы в её некогда ярких живых глазах.
- У меня даже жалости к тебе нет, Ева, - произнес он. - Представляешь, до чего я тебя ненавижу?! Сколько горя ты принесла людям, которых я люблю?! Сначала отец из-за тебя страдал, потом Женя… Вы отобрали у этой девочки все самое дорогое - мужа и ребенка. Это ж надо так хотеть денег, чтобы не остановиться ни перед чем!!! Я готов был разорвать тебя на куски за это. Но все получилось ещё лучше. Возможно, когда-нибудь ты поймешь… нет, хотя бы осознаешь весь ужас того, что ты совершила. А может, и нет. Может, ты так и умрешь где-нибудь сидя в кресле, глядя, как падает листва с деревьев. Но я искренне желаю тебе очистить свою душу от яда… Прощай… - Глеб бросил на Еву последний взгляд и направился к выходу. Не успел он выйти, как дверь приоткрылась, впуская Владимира. Мужчина жалостливо посмотрел на бездвижную жену и обратился к Глебу:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})