Титус Гроун - Мервин Пик

– Кида, – прошептал мужчина.

Она схватила Рантеля за руку:

– Я вернулась…

И, точно лишь сейчас осознав реальность происходящего, Рантель порывисто схватил ее за плечи.

– Вернулась, – пробормотал мужчина отрешенно, – да… Это ты? Вернулась? Но ты ведь ушла? Знаешь, я каждую ночь выходил из дому и ждал тебя… Но ты ушла…

– Выходит, ты давно меня увидел? – растерянно спросила женщина. – Но почему же сразу не подошел?

– Да, я хотел, – последовал ответ, – только не смог… Сам не знаю, почему?

– Но почему, почему?

– Давай отойдем от чужого дома и от фонаря, и я тебе все объясню, – заговорил Рантель, – да, объясню. Кстати, куда ты собралась?

– Как куда? Куда я, по-твоему, могу идти здесь? Разумеется, домой!

Рантель и Кида медленно направилась вперед. Несколько минут они молчали, а потом Рантель неожиданно признался:

– Понимаешь, я давно тебя заметил… Шел то сзади, то спереди, но старался не потерять тебя из виду. Я не знал, куда ты идешь. Но когда увидел, что не к дому Брейгона, я набрался храбрости и подошел поближе.

– Думал, что я пойду к Брейгону? – искренне удивилась женщина. – Боже мой, неужели ты до сих пор так несчастен?

– Что делать – я мало меняюсь со временем.

Между тем они уже добрались до площади, на краю которой стоял дом Киды.

– Незачем нам было вообще идти сюда, – сказал Рантель, останавливаясь. – Ты слышишь меня? Незачем! Да, я рано или поздно должен был сказать тебе это. Как это ни горько…

Рантель говорил что-то еще, но Кида больше не слушала – ее внутренний голос так и кричал: «Кида: я с тобой! Я – сама жизнь! Жизнь!». Тем не менее женщина старалась не выдавать своих эмоций и нарочито спокойно поинтересовалась:

– Не понимаю, почему мы не должны были сюда приходить?

– Когда я шел за тобой, мне хотелось подойти ближе, но смелости не хватило… Понимаешь, дом у тебя забрали, теперь он тебе не принадлежит. И с этим ничего не поделаешь. Твой муж умер, а ты ушла в Горменгаст. На следующий день старики собрались и решили передать твой дом одному из мастеров. Дескать, нечего пустовать такому добротному жилищу. Поскольку одна ты недостойна жить на площади Черного Всадника. Вот так…

– Да, но там остались скульптуры… Которые еще муж вырезал, – заволновалась Кида, – что с ними-то?

Молодая женщина напряженно всматривалась в лицо собеседника, стараясь по его выражению определить правду. От ее внимания не ускользнуло, что Рантель, услышав вопрос, задышал быстрее – это был верный признак волнения.

– Я все расскажу тебе, – глухо начал Рантель, – я должен был сделать это с самого начала, но как увидел тебя, так сразу память отшибло… В общем, у меня не хватило сил идти к твоему дому. Туда ходил Брейгон. Говорят, как вошел туда, так остолбенел! Старики спокойно делят принадлежавшие уже тебе скульптуры. И никого не стыдятся. Увидели Брейгона, и хоть бы кто извинился. Говорят, что ты, дескать, теперь живешь у господ, что тебе эти скульптуры даром не нужны, что если все это оставить без присмотра, их сожрут древоточцы… Понятно, что Брейгона они этим не убедили. Он выхватил нож. Ты, наверное, уже поняла – все здесь знают его крутой нрав. Старики не стали испытывать судьбу и ушли, а Брейгон перенес все скульптуры к себе… Говорит, что у него они будут целее и что отдаст, когда ты вернешься… Послушай, Кида, я могу чем-нибудь помочь тебе?

– Обними меня покрепче, – попросила женщина, – вот так… Кажется, где-то музыка играет?

Прислушавшись, Рантель и в самом деле различил звуки какого-то музыкального инструмента.

– Кида…

Обняв молодую женщину еще сильнее, резчик уткнулся лицом в ее пышные волосы.

Кида положила голову на широкую грудь мастера и услышала пронзительное биение его сердца. Неожиданно звуки музыки прекратились, и снова наступила тишина – столь же величественная, сколь и темнота.

Рантель заговорил первым:

– Все равно ты будешь моей. Без тебя мне нет жизни. Ведь я – резчик по дереву. Я создам в твою честь самую прекрасную скульптуру. Это будет фигура Славы. Я окрашу ее в багровый цвет. Кида, Кида, я буду любить тебя вечно…

Женщина осторожно провела пальцами по лицу Рантеля и остановила мизинец на его губах:

– Я… Ты…

– Ты плачешь?

– От радости…

– Но послушай…

– Да?

– Ты сможешь сдержаться, если я скажу тебе нечто ужасное?

– Я уже настолько привыкла к печальным известиям, что они нисколько не волнуют меня, – равнодушно призналась женщина, – и вообще, тебе пора понять, что я уже совсем не та, что раньше… Я… я все-таки живая!

– Понимаешь, Кида, здесь существуют свои законы. Именно поэтому тебе пришлось насильно выходить замуж… Тогда… Но этот же закон может заставить тебя сделать то же самое снова. Здесь много холостых мастеров. Я слышал, что многие уже ожидали твоего возвращения. Старики уже подобрали одного. Кида, одно твое слово – и я убью его.

– Хватит болтать о смерти, – неожиданно вспылила молодая женщина. – И потом, я не собираюсь выходить за него. Веди меня к себе.

Вдруг Кида подумала, что даже для нее самой собственный голос звучит совсем не так, как раньше. Выходит, она в самом деле сильно изменилась.

– Если мы любим друг друга, никто не посмеет вмешаться. У меня забрали дом, так где я теперь должна спать? Конечно, у тебя! Знаешь, Рантель, только сейчас я начинаю чувствовать себя по-настоящему счастливой. Все как-то сразу встало на свои места. Во всяком случае, я лишь сейчас заметила, где правда и где неправда, где хорошее и где плохое. И этот страх… он ушел из меня. А ты что, как будто чего-то боишься?

– Ничего я не боюсь, – зарычал Рантель. – Тем более, если мы любим друг друга.

– Я люблю всех, – призналась Кида, – но только давай больше не будем говорить об этом, ладно?

Удивленно посмотрев на женщину, Рантель тем не менее ничего не сказал. Он крепко сжал руку возлюбленной и повел ее прочь с площади. Несомненно, за время блужданий в поисках Киды резчик отлично изучил предместье, и теперь уверенно вел ее по самым темным переулкам, где было меньше вероятности встретить кого-то из знакомых. Через полчаса оба уже стояли у порога дома Рантеля у подножия стены Горменгаста.

В хижине было темно – только у стены пылал в очаге огонь. Кида быстро почувствовала себя хозяйкой – она нащепала лучины и поставила тускло горящие кусочки дерева на грубо сколоченном столе. Заодно женщина подбросила побольше дров в очаг, чтобы в помещении стало хоть немного теплее. Чтобы окончательно утвердиться в роли хозяйки, Кида вынесла наружу и основательно вытрясла тростниковые циновки, которыми в предместье было принято устилать глинобитный пол.