Мраморный меч (СИ) - Коновалова Анастасия

Случился прокол лишь один раз, который едва не привел к беде. Торговец наклонился неудачно, принимая деньги, посмотрел на Теру и разом побледнел. Покраснел и вновь побледнел, отскакивая от них на несколько метров. Они видели, как он уже открывал рот, хотел что-то крикнуть, скорее всего позвать на помощь, но то ли Тера испугалась, то ли полностью овладела своими способностями. Одного тихого «Молчи» хватило. Он замолчал. Прижал в страхе руки ко рту и, кажется, посерел. Она не знала точно, заговорил ли он потом, но ткани они забрали, под шумок Зарина стащила еще две и стремительно ушла. Обе. Тера чувствовала давно забытое спешное биение сердца, которое обычно стучало медленно, равномерно и словно вообще не существовало в груди.

Она до сих пор вспоминала этот день с неприязнью, чувствовала накатывающие волны страха. Почти паники. Все же люди ее пугал, а они пугались ее − замкнутый круг. Тогда был страх еще и за дом, потому что Октавии пока не доверяли. Пусть та и делала все безукоризненно, вела себя вежливо и даже платья им пошила, не жаловалась. Наверное, сказывалось воспитание и предыдущий род деятельности. Зарина уже оттаяла, хоть иногда и посматривала настороженно, Тера же не доверяла никому.

Громкий лай отвлек ее от мыслей о прошлом. Посмотрела на играющего Мино, за которым хвостиком бегал счастливый Лаки. Странная парочка. Мальчишка все еще ее раздражал, но от него тоже была польза, особенно в грязных делах, когда требовалось что-то собрать или закопать. Хмыкнув, она села на поваленном дереве удобнее и осмотрелась. Пусто и тихо. Деревья покрылись золотом, а листья стали тяжелее, как пластины. Эту особенность местной природы Тера заметила совсем недавно, когда споткнулась о выступающий корень и упала в кусты. От них до сих пор болели руки, на щеке подживала царапина, потому что листья оказались слишком острыми, будто литыми из настоящего золота. Даже у простых на вид деревьев из сломанных по неосторожности веток вытекал белесый или оранжевый, густой сок.

Далеко в лес она после этого не заходила и с природой держалась настороженно.

Миг тепла, появившийся в непроглядной пустоте, внутри возвестил о приближении кого-то. Не человека, потому что они уже не были людьми, но и не монстрами, не эльфами, существами без имени и рода, с неизвестными способностями. Чужие. Вновь.

Тера резко повернула голову, смотря на улыбающуюся Зарину. А ведь они почти ровесницы, Зарина лишь ненамного младше нее самой и это замечалось. В резких движениях, суетливости и стремлении все высказать, в чрезмерной болтливости и импульсивности. Зарина из них самая эмоциональная, Октавия более опытная и по-матерински теплая, Лаки шебутной, а она никакая. Пустая и ненужная.

Поломанная, растоптанная и без эмоциональная, как те животные, которых препарировал Освальд после инъекций.

− Выглядишь потерянной, − невпопад сказала Зарина и поправила длинные рукава нового платья. Приталенного, длинного из немного грубой ткани, которое первое время раздражала кожу. Сейчас Тера уже привыкла немного: к платью, постоянному чужому присутствию и миру. Но все же…

− Я никогда не находилась.

Это была правда. Даже в своем мире Тера жила изо дня в день, училась, работала только потому, что так нужно. Хотелось ли ей быть учительницей? Отчасти, там чувствовалась собственная важность. Свадьба, обман и постоянное давление. Была ли она там счастлива? Нет. Была ли роль домохозяйки для нее? Вряд ли. Вот она в этом, совершенно новом мире, где все вновь повторялось, менялись лишь люди и декорации. Тера не находилась.

От этих мыслей становилось грустно.

Зарина, к сожалению, слишком проницательна, а еще до неприличия тактичная и понимающая. Это Теру в ней раздражало больше всего, потому что большая часть из этих мыслей была правдой. Неожиданно неподалеку кто-то громко завизжал. Они резко посмотрели в сторону и заметили до неприличия довольного Лаки, обнимающего за шею Мино. Это оказалось странным во всех отношениях, потому что Лаки не только не проходил через пса, но и сам Мино лишь недовольно порыкивал.

− Они все же остаются?

− Пусть остаются, − тяжело вздохнула Тера и убрала волосы с лица. – Лишние руки пригодятся, как и тебе информация. Все равно выбора большого нет.

Конечно, выбор был. Они обе это понимали, что Октавия с сыном ушла бы по первому требованию, может, осталась в Яме, но с ними не жила. И на какое-то мгновенье Тера даже задумалась об этом, представила себя в доме, она и Мино, Зарина, которая несмотря на ссоры и злые слова, не уходила и не обижалась. От этих мыслей Тера обрадовалась, вздохнула свободнее, но сразу же скривилась. О спокойной жизни лишь мечтать.

Октавия права в самом главном – если такие же, как они существовали, то все они первым делом пойдут сюда. К ним в этот маленький домик. При мысли о том, что их будет больше, что все они пришли бы за ответами, потели ладони и гудело в висках. Был ли это страх или простая нервозность, Тера не знала. Лишь понимала, что ответов у них нет ни на один вопрос, даже на самый простой. Она ничего им дать не могла, кроме ощущения целостности, что в мире был еще кто-то такой же.

Эту целостность она ощущала рядом с Зариной, Октавией и Лаки. Странное чувство. Словно незримое единение, нить, которая обвивалась вокруг чего-то внутри и каждый раз дергалась, стоило оказаться рядом другим. Было и необъяснимое тепло прямо посреди пустоты в желудке, которая точно указывала на принадлежность. Они уже семья, пусть странная и навязанная, с этим Тера тоже не спорила. Пусть, она не понимала, какая семья считалась нормальной и какие между ними должны быть отношения, выгонять кого-то дело неблагодарное.

Мысли ее прервала Зарина, подошедшая непозволительно близко. Нить натянулась, тихий голос потонул в ветре, играющем с опавшими листьями.

− Они не ходили к автору.

Посмотрела на нее, потом на Лаки, который, раскинув руки в стороны, побежал в дом. В окне Тера видела улыбающуюся Октавию, с длинной косой на плече, которая наклонилась, скорее всего обняла сына или погладила его, а потом вновь выпрямилась. Готовилась. Мясо со странными специями в ее исполнении получалось очень вкусным, пряным и горячим. После него пустота и холод внутри на некоторое время отступал. От гостей была польза не только в ведении хозяйства. Лаки зачастую разряжал обстановку, веселил Зарину с Мино, Октавия же рассказывала сказки, иногда проговаривалась про свою работу и семью Карнуэль, после чего быстро замолкала, опускала взгляд и спешно переводила тему.

Про семью Карнуэль Тера слушала с большим интересом, но информации мало. Слишком мало, потому что Октавия даже не работая на них, была им предана.

Усмехнулась невольно, смотря теперь на задумчивую Зарину.

− Конечно не ходили, − она покачала головой и раздраженно убрала волосы с лица. Ветер сегодня сильный, он обдувал кожу, проникал в кости, уносил с собой листья, бросая некоторые в них. – Это слишком явная ложь. Они хотели остаться здесь, поэтому так сказали. Про нас она сказала наугад, скорее всего следя за нашей реакцией.

Октавия умная женщина, а еще отчаявшаяся, поэтому следила за ними, делала выводы. Не причиняла вред и не врала, лишь училась, приспосабливалась и делала все для того, чтобы их оставили. Тера ее понимала и не осуждала, узнавая себя. Она тоже подстраивалась, была осторожна и шла на многое, чтобы ее не выгоняли сначала из собственного дома, потом из семьи Пикфордов и из Ямы. Неудачно. Воспоминания и были основной причиной ее согласия.

В платье тепло. Оно плотное и почти вплотную прикасалось к коже, закрывало шею и руки, как раньше. Приятное. Тера сразу вспоминала особняк, Марту и свои платья из дорогой ткани и хорошего качества. Одежда единственное, что не вызывало в ней грусть или злость. В платьях нового мира она чувствовала себя комфортно, защищенной.

Наверное, беспокойство сейчас вызывала лишь пустота и холод в желудке. Голод. Овощи и даже сырое мясо зверей не помогало, лишь притупляло и раззадоривало. Тера не знала, кто их такими создал и для чего, но все с большей ясностью понимала, что именно утоляло голод. Это пугало. Она отнекивалась, ее рвало только от мысли о мясе, все еще свежем, трепещущем в ладони, мягком и влажном, прекрасном мясе. Не животном, которое даровало лишь временный покой. От мыслей голод становился почти нестерпимым.