И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь

Я не была уверена. О Блейке я не говорила ни с кем, хотя мне уже начало казаться, что это неправильно. «Не сдерживай эмоций», — учил врач, лечивший меня от мигрени. Давно нужно было прислушаться к его советам.

— Не сегодня, — ответила я. — Чуть позже.

Сотрясения у меня не обнаружили, а консультироваться с больничным специалистом по другим расстройствам я не захотела. Зато записалась на прием к психологу в клинику. В следующую пятницу я явилась туда с синяком на лбу на беседу с доктором Павелкой, женщиной за сорок с приятным славянским акцентом, в очках «кошачий глаз» и с помадой цвета пепто-бисмола на губах. В ее кабинете стоял удобный диван, на подоконнике — цветы. Мне она понравилась сразу, и я поделилась с ней своими тайнами. Например, рассказала о том, что держала закрытыми шторы, только бы не видеть фигурку святой Анны и пробивавшуюся сквозь раскисший снег весеннюю траву.

Сидя в огромном кресле, она кусала кончик карандаша.

— Как давно вы стали испытывать эти чувства? — спросила она.

Обдумывая ответ, я смотрела на лепнину на потолке. Потом вновь перевела взгляд на нее — пшеничные волосы, собранные и заколотые на макушке двумя палочками.

— Как только перестала ходить в детский сад. В саду мне было хорошо.

— Понятно. А эта статуя… эта святая… Она разговаривает с вами?

— Нет-нет. — Я испугалась, что она считает меня шизофреничкой, которой слышатся исходящие из гипса голоса. — Просто…

Я замолчала, подбирая слова, чтобы не выглядеть на сто процентов полоумной. Доктор Павелка продолжала грызть карандаш, и мне уже казалось, что вот-вот за мной явятся санитары.

— Объяснить трудно, — произнесла она. — Нужно немного подумать, да?

— Да, — ответила я, радуясь, что она не приняла мой рассказ за лепет душевнобольной.

Она убрала за ухо карандаш и закинула ногу на ногу.

— Ваши мигрени, Ари… Физических причин для них нет? Терапевт говорит, они вызваны только стрессом?

Я с облегчением откинулась на подушки.

— Да. Голова болит от громкого шума, от переживаний… или оттого, что я держу все в себе.

Доктор Павелка распрямила ноги.

— Жду вас в следующую пятницу, — сказала она. — У меня такое чувство, что вы давно должны были прийти сюда. У нас есть о чем поговорить, я права?

В следующую пятницу я опять пришла. Она не предлагала мне лечь в специальное отделение и не выписывала лекарств. Мы просто беседовали. Оказалось, у нас и впрямь нашлось о чем поговорить. Мы обсуждали Блейка, и моих родителей, и Эвелин. Доктор Павелка ничему не удивлялась, словно депрессия — обычная болезнь. Такая же, как мононуклеоз. Она и бровью не повела, узнав о Дэле и о том, что раньше я была по уши влюблена в мужа собственной сестры.

— Разве это не противоестественно? — спросила я. — Я имею в виду… мои чувства к Патрику.

— Это нормально, — отозвалась она.

Она помогла мне почувствовать себя нормальной. Я пришла к ней и на следующей неделе, потом еще раз. Вскоре зеленая листва за окном ее кабинета пожухла.

— Я все еще думаю о Блейке, — сказала я в один из бодрящих октябрьских дней.

— Много? — спросила она. — Сколько по шкале от одного до десяти?

Я пожала плечами:

— Наверное, шесть.

— Ничего удивительного, — произнесла она. — Он — ваш первый парень. Первая любовь. Такое быстро не забывается. Однако нужно думать о будущем, Ари. Вчерашний день уже в прошлом.

Она встала — сеанс закончился. Я не двинулась с места, размышляя о том, что вчерашний день уже не вернешь, и это грустно. А потом вдруг мне пришло в голову, что возвращаться в прошлое — все равно что снова пойти в начальную школу и сесть за низкую парту, из которой ты давно выросла.

По дороге домой моя голова была занята свадьбой Джулиана и тем, что мне снова нечего надеть. Вечером, когда мама сидела за пишущей машинкой на кухне, я рылась у себя в шкафу, пытаясь отыскать что-нибудь подобающее для свадебного круиза вокруг Манхэттена. На глаза попалось черное платье, то самое, что было на мне на рождественском приеме у мистера Эллиса и которое оказалось на полу в двадцать первый день рождения Блейка. Я вытащила его на свет, провела по ткани рукой и стала смотреть, не отводя глаз. Неожиданно рядом возникла мама.

— Я куплю тебе новое платье, — сказала она, осторожно забирая его у меня из рук. — Что-нибудь помоднее.

Маленькие черные платья никогда не выходят из моды. Однако мама этого не знала, а я не стала спорить. К тому же я подумала, что она, наверное, все-таки права. Это платье слишком сильно связано с прошлым.

На следующее утро мы поехали в универмаг и приобрели лиловый костюм с юбкой, прекрасно гармонировавший с синяком у меня на лбу. Хоть синяк уже почти сошел — осталось лишь несколько пятнышек над левой бровью, — Джулиан все равно заметил. Он подошел ко мне после официальной церемонии. Я стояла у поручней яхты и вглядывалась в горизонт.

— На тебя напали грабители? — спросил он.

Я прыснула и рассказала об аварии. В прозрачном осеннем небе не было ни облачка, дул свежий ветерок. Джулиан спросил, чем я занималась с конца лета. Я ответила, что ничем, только готовилась к поступлению в колледж в будущем году. Он поинтересовался, в какой.

— Надеюсь, в Парсонс. Через месяц у меня пересдача вступительного экзамена. В прошлый раз я провалилась с треском.

Он засмеялся:

— Сейчас экзамен кажется важным, но когда-нибудь ты поймешь, что это пустяк. Особенно для человека с твоим талантом. Знаешь, я показал портрет Адама одному своему знакомому — владельцу рекламного агентства, — и тот был потрясен. Сказал, что следующей весной может предложить тебе поработать у него на полставки, если тебе интересно.

— Поработать… — повторила я, представляя, как я отвечаю на звонки и заклеиваю конверты. — Кем?

— Художником, Ари, — усмехнулся он, словно я — законченная идиотка. — Тебе интересно?

В былые времена я бы сказала — нет. Раньше эта профессия представлялась мне несерьезной и ненадежной. Я боялась потеряться среди художников, раствориться как дым в воздухе. Сейчас я не стала так отвечать, потому что за последнее время со мной произошло множество серьезных и непростых событий, однако я никуда не исчезла.

— Что скажешь? — спросила Эвелин.

В приталенном, расшитом бисером вечернем платье она, волнуясь, вертелась перед огромным зеркалом в спальне, рассматривая свое отражение со всех сторон. Я стояла позади. Эвелин придирчиво изучала вышивку по подолу, эффектные туфли. Все это мы купили в одной из лавчонок, торгующих винтажной одеждой по сходным ценам, и я была уверена — сегодня на новогодней вечеринке в одном из банкетных залов на Лонг-Айленде Эвелин затмит всех. Их с Патриком пригласил сосед, который недавно получил наследство и хотел красиво встретить новый 1988 год.