Оранжевый туман - Мария Донченко

Союзница ночь медленно таяла, уступая место беспощадному свету дня.

Рассвет Ахмад и его подчинённые встретили, укрывшись в доме местного жителя, предоставившего в их распоряжение второй этаж.

Командир долго о чём-то беседовал со стариком-бедуином, прежде чем подал знак, позволивший лежавшим ничком с оружием наготове людям подняться и пройти в дом.

Повстанцев в Тархуне не было.

— Они грабят Триполи, — сказал хозяин дома, — и будут грабить ещё три-четыре дня.

От старика он узнал, что крайние машины правительственных войск около полутора суток ушли в сторону Сирта, и там концентрировались лоялисты, планировавшие продолжать борьбу.

Услышав это сообщение, Ахмад был озадачен. До Сирта было четыреста километров на восток по пустыне, а у них не было ни автотранспорта, ни даже верблюдов…

Он приказал всем бойцам отдыхать до ночи, а Хасан отправился куда-то с хозяином дома.

Виталик лежал на полу, подложив руки под голову, когда его окликнул Ибрагим.

— Ты спишь?

— Нет, — ответил он, — а что?

— Расскажи мне про Россию, — впервые за месяцы их знакомства попросил Ибрагим.

— Как я могу тебе рассказать про целую страну? — удивился Виталик. — Подумай сам, что бы ответил ты, если бы я тебя спросил — расскажи мне про Ливию? Про твою страну, а?

Ибрагим ненадолго задумался.

— Ливия очень красивая, — ответил он медленно, — море и песок… Особенно песок. Если отойти от дороги и посмотреть на барханы… На пустыню… Как переливается жёлтый песок под колёсами… А честно, — обернулся он к Виталику, — я тебе рассказываю про ту страну, которая была. И много мог бы рассказать. Только её больше нет. Расскажи мне про Россию. Россия всегда помогала всем, кому нужна была помощь. Так говорил Брат-Лидер про Россию, настоящую Россию…

— Моей страны тоже больше нет, — тяжело ответил Виталик. — Она называлась Союз Советских Социалистических Республик. Она действительно помогала всем в мире, кто нуждался в помощи… Но если ты хочешь, я расскажу. У нас нет песка, у нас есть лес и поле. Широкое поле — до горизонта. Вдоль железной дороги… И даже море — только на юге. А зимой с неба падает снег, как белая крупа, только холодный…

— Как интересно… — шёпотом отозвался Ибрагим. — Говорят, у нас был один раз снег. Только очень давно, я ещё не родился… У вас сейчас снег, да? В Москве?

— Сейчас нет, — ответил Виталик, — сейчас у нас только начнётся осень. Снег будет зимой, в ноябре, в декабре. А сейчас осень, и листья падают с деревьев… Жёлтые листья…

Их разговор прервал поднявшийся по лестнице Хасан. Ему удалось достать заправленный микроавтобус, и с наступлением темноты Ахмад принял решение выдвигаться на восток.

Его решение выглядело безумным, но других вариантов не наблюдалось.

Значит, командир всё-таки надеялся добраться до Сирта и встретить своих.

Но ещё оставалось время выспаться.

В ночной тиши Ахмад спустился в сад.

В одиночестве, сняв берцы и опустившись на колени, он читал молитву, прося своего бога лишь о единственном — дать ему сил достойно встретить предначертанное.

Остановившись у лестницы, его боец молчал, не смея помешать.

…Ахмад окликнул Виталика негромко, в надежде, что тот не спит, и Нецветов поднялся с готовностью, гулко ступая берцами по узкой лестнице.

На площадке первого этажа они были вдвоём.

— Мы уходим в никуда, — обрисовал обстановку Ахмад. — Мы не знаем, что там дальше, — повторил он, глядя на Виталика, как будто в поисках ответа. — Мы не знаем, куда и зачем мы идём.

— Я знаю, — кивнул Виталик. — Я всё понял. Ты мог не говорить.

— Ты не понял, — замешкался Ахмад, опустив взгляд, словно стесняясь сказать правду товарищу, прошедшему с ним несколько месяцев войны и ад захваченной оккупантами столицы. — Твой друг погиб. Отсюда ты ещё можешь переодеться и вернуться в Триполи. Там есть ваше посольство, оно помогло бы тебе выбраться в Россию… Дальше такой возможности может не быть…

Теперь пришёл черёд Виталика опускать очи долу.

— Ахмад, послушай, — попытался он ответить, — я должен остаться с вами. — И продолжил уверенно, приняв как должное неясную паузу. — Я с вами, Ахмад. Я должен воевать за правду. Если хочешь, ради Евгения.

Ахмад не знал, что ответить.

— Слушай, — эмоционально отвечал Виталик, — Натовцы убили мою мать. Ты не слыхал об этом, да? Это неважно. Ты не думал, почему я здесь? Натовцы убили моего друга, Евгения Черных. И ты хочешь, чтобы я ушёл? Мне некуда уходить… У меня нет пути в Россию… Я с вами, теперь, навсегда, за правду… Или не веришь?

— Прости, — Ахмад остановил его, — Верю, конечно, верю. Прости, прошу тебя… Прости, Виталик.

Нецветов крепко обнял его.

— Прости и ты меня, Ахмад. Некуда мне идти. Потом расскажу как-нибудь. Нет мне дороги в Россию…

…В конце концов, какое было дело Ахмаду до прошлого его бойца, решившего разделить общую судьбу? Да и было ли прошлое и будущее у самого Ахмада? По крайней мере, прошлое его осталось позади, на восемьдесят километров севернее, в захваченном врагом городе, и на данный момент у Ахмада Гарьяни оставалось только настоящее. Ни прошлого, ни будущего…

…Командир беззвучно позвал Нецветова через несколько часов.

Он лежал на полу за ноутбуком и выполнял свою последнюю горькую обязанность — писал электронные письма родным бойцов, не вышедших из битвы за Триполи.

Как будто с лёгкостью, бежали по клавиатуре пальцы Ахмада, и, настроив адреса, он переключил раскладку на латиницу и тихо пригласил Виталика:

— Пиши… Прошу тебя… Напиши, если можешь, на своём языке…

В поле «Кому» мелькал адрес Женькиного двоюродного брата-гастарбайтера — никого ближе у Женьки не было — и, облизав сухие губы, склонился над клавиатурой Виталик…

Что писать? Убит, не убит?…

Что, чёрт возьми, писать? Ты же не видел его мёртвым, Нецветов, не видел…

«Zdravstvuyte, Sergey Konstantinovich! S gorechyu soobschayu, chto Vash brat, Evgeniy Chernykh, propal bez vesti, spasaya svoikh tovarischey pri geroicheskoy oborone stolitsy Liviyskoy Dzhamakhirii goroda Tripoli ot natovskikh zakhvatchikov 27 avgusta 2011 goda. Leytenant Akhmad Garyani».

«Не писал я никогда похоронок, пусть будет от чужого имени, что ли…»

А разве ж есть другие варианты?…

…Наутро, когда перед рассветом выходили бойцы осторожно за порог, хозяин дома остановил Виталика, опознав его зорким взглядом:

— Ты откуда сам? — спросил он, как будто недоверчиво.

— Из России. — ответил Виталик.

— Русия… — задумчиво повторил старик, разглаживая седые усы, и вдруг странная искра мелькнула в его тёмных глазах. — Неужели русские наконец пришли к нам на помощь? Я помню восемьдесят шестой год, когда нас спасли русские… — он разжал ладонь, и Виталик увидет блестящий металлический значок, красно-зелёный, перед глазами мелькнули русские буквы, что-то о дружбе Ливии и СССР, — Ответь…

— Прости, отец, — опустил глаза Виталик, — той страны больше нет. Нас было двое русских. Я и мой друг. Он остался в Триполи… Моя страна предала вас, прости…

Взяв курс на Сирт, Ахмад, не особенно доверявший навигатору, решил не отклоняться слишком далеко от шоссе, чтобы не потерять ориентировку, и в этом была его ошибка.

Тяжёлое солнце заходило у них за спиной, на западе, опускаясь за горизонт.

На долготе Мисураты их всё-таки обстреляли.

Они ответили огнём, и неизвестные бандиты, видимо, ожидавшие встретить гражданских беженцев или по иной причине рассчитывавшие на лёгкую добычу, поспешили ретироваться, не выясняя, откуда взялись неизвестные вооружённые люди без знаков различия. Крысы оказались умными зверьками и с первых очередей угрозу для жизни оценили верно. Автоматы Калашникова были для них достаточным аргументом, чтобы не углубляться в проблему.

Однако у микроавтобуса были прострелены оба колеса с левой стороны, и ремонту в полевых условиях, как ни печально, он не подлежал.

Вытащив из машины всё ценное, включая канистры с топливом и навигатор, Ахмад скрепя сердце приказал поджечь машину.

Полыхнул костёр в ночи и погас, разметав искры.

До Сирта оставалось ещё больше ста километров.

«А если и там уже крысы?» — этот вопрос, пожалуй, только командир пока позволял себе формулировать донельзя откровенно.

Закат догорал над пустыней. Маршрут уже сильно отклонился от приморского шоссе, и Ахмад решил остановиться на отдых в песках, неподалёку от дороги Мисурата — Таверга.

Под утро на запад на большой высоте пролетели самолёты, явно натовские бомбардировщики, и это вызвало удивление — кого они могли бомбить, если все сопротивляющиеся силы сосредоточились у Сирта? Неужели и на западе Ливии ещё что-то осталось?…

…Идти в разведку в Тавергу Хасан вызвался сам, и командир только подтвердил его решение.

— Бери одного человека, — сказал ему Ахмад.