Чудовищная правда - К. А. Найт

его лицу, не обращая внимания на кровь. — Что с тобой случилось? Ты в порядке? — спрашиваю, глядя в его красные глаза.

— Тебя не было, — вырывается у него. — Я же говорил. — Его слова звучат грубо, с трудом. — Моя, — рычит он, крепко прижимая меня к себе.

— Твоя, — обещаю я, застонав, когда он лижет мою шею и трется об меня, словно оставляя свой запах. Катон прижимает ногу между моих бедер, к моей киске, заставляя меня откинуть голову со стоном.

— Катон, — бормочу я, но он не обращает на меня внимания, облизывая мою кожу и потираясь об меня. Уткнувшись снова носом в мою шею, он рычит, явно недовольный.

Я не успеваю среагировать, как он хватает меня за шею, наклоняет голову в сторону и вонзает клыки в мою шею. Я вскрикиваю, а он мурлычет, упираясь в мою киску, и боль сменяется удовольствием. Я закрываю глаза, пока он продолжает мурлыкать, а затем вытаскивает клыки из моей шеи, заставляя меня хныкать. Он зализывает ранку, прижимается лбом к моему, задевая клитор с каждым движением колена, пока я не кончаю.

Катон впивается в мои губы, глотая мои звуки удовольствия, и позволяет мне тереться о его твердое бедро, переживая оргазм, пока я не откидываюсь к стене.

— Какого черта? — требую я, с трудом переводя дыхание.

— От тебя не пахло мной. — Его слова звучат более связно, а красный цвет исчезает из глаз. — Мне нужно было заявить на тебя права, иначе я бы никогда не успокоился. Это либо брачный укус, либо я бы трахнул тебя прямо здесь, в крови наших врагов.

У меня округляются глаза. Это должно вызвать у меня чувство отвращения, верно? Вместо этого я стону, слишком возбужденная этой идеей.

Он вдыхает и закрывает глаза, прежде чем открыть их и посмотреть на меня все еще мелькают красные огоньки.

— Я чувствую запах твоего возбуждения, пара, — предупреждает он.

— Да, извини, но в свою защиту скажу, что ты только что заставил меня скакать на твоем бедре, пока я не кончила, а потом пригрозил трахнуть меня. Это все равно что угрожать мне хорошим времяпрепровождением. — Я пожимаю плечами, и на его губах появляется любящая улыбка, пока он наблюдает за мной.

— Талли, моя Талли, как мне так повезло? — мурлычет он, облизывая мои губы, словно не в силах удержаться. Он крепче сжимает руку на горле, и это должно быть угрожающе, но кажется успокаивающим и надежным настолько, что я могу отпустить руку и поверить, что он поймает меня.

— Не забывай об этом. — Я ухмыляюсь, и он снова смеется, прижимаясь ко мне.

— Черт, Талли, я думал, что снова потерял тебя. — Катон вздрагивает, и я обнимаю его, сцепив ноги за его спиной. — Мы выберемся отсюда, и когда это сделаем, я больше никогда не отпущу тебя.

— Обещаешь? — Я улыбаюсь, но улыбка исчезает, когда Катон поднимает голову, его глаза снова пылают красным.

— Обещаю, — рычит он, жадно глядя на меня. — Если я не отойду от тебя, у нас будут проблемы.

— Я не хочу, чтобы ты уходил. — Я крепче сжимаю ноги. — Я хочу, чтобы ты был здесь. К черту их, к черту их мнение. Я могла потерять тебя сегодня. Мне не нужно наше гнездышко, мне нужен только ты. — Я прижимаюсь к нему всем телом, заставляя его стонать. Накрыв его рот своим, я ухмыляюсь. — Так трахни меня и объяви своей парой.

— Талия, — предупреждает он, от полного имени меня бросает в дрожь. Его хвост виляет за спиной, а клыки обнажены. Он выглядит таким сильным и красивым, что мне становится больно из-за него. Я знаю, что он чувствует это, так как его глаза вспыхивают, когда он вдыхает.

— Перестань думать об этом. — Наклонившись, я прикусываю его губу. — Трахни меня, Катон. Заяви на меня права, спарься со мной.

Меня впечатывает спиной в стену, он срывает брюки и рубашку и бросает их за спину. Катон блуждает взглядом по моему телу, словно никогда не видел раньше, хотя лизал, пробовал на вкус, но никогда не занимался со мной сексом, и, черт побери, я уже мокрая для него.

— Я не могу быть мягким, Талия, не тогда, когда я претендую на тебя, — предупреждает он.

— Кто сказал, что мне нужна мягкость? — Схватив его за рога, притягиваю к себе, крепко целую и подталкиваю к действию, а затем отстраняюсь. — Трахни меня.

Я охаю, когда он спускает меня, переворачивает и раздвигает мне ноги. Он прижимается грудью к моей спине, а хвостом скользит по ноге к моей киске. Щелкает по клитору, пока я не начинаю стонать, а потом останавливается, покусывая мою шею.

— Они не должны тебя видеть, — рычит скорее зверь, чем мужчина, и прежде чем я успеваю ответить, он вводит в меня свой хвост.

Даже мокрая, даже после того, как я только что кончила, я стону, сжимаясь вокруг его длины. Покачиваю бедрами, пока он трахает меня хвостом, а потом вытаскивает его так же внезапно, как и ввел в меня.

Вцепившись когтями в мои бедра, он дергает меня за задницу, скользя руками вверх по моей спине, по рукам и вниз, где его пальцы переплетаются с моими, несмотря на предупреждение. От этого нежного прикосновения у меня на глаза почти наворачиваются слезы, потому что я знаю, что он делает.

Он напоминает мне, что он со мной, и удерживает в этом моменте с ним, даже когда грубо обращается с моим телом. Прижимает членом к моей киске, проводя по ее складочкам и ударяя по клитору, пока покрывает себя моими сливками.

— Ты будешь кричать от желания, моя пара, — вырывается у него. — Ты примешь меня, и все узнают, что ты моя, пока я буду изливать в тебя семя и помечать запахом.

О, черт. Его грязные словечки до невозможности возбуждают меня, и я вскрикиваю, когда Катон врезается в меня членом. Он такой длинный, твердый и широкий, что я почти задыхаюсь, не в силах дышать, но Катон не дает мне опомниться. Вместо этого он вырывается и снова входит в меня.

Пошлые слова, срывающиеся с его губ, заставляют меня хныкать и отталкиваться, чтобы он вошел глубже.

— Такая хорошая девочка, Талли. — Его голос — рычание, которое вибрирует по моему телу. — Посмотри, какая ты красивая, когда берешь меня. Лучше, чем я мог себе представить, словно тугой, влажный жар окутывает мой член, сводя меня с ума. Ты так хороша, моя пара, слишком хороша. Я не могу остановиться.

Иногда легко забыть, что Катон — девственник, он берет