Сборник научной фантастики. Выпуск 36 - Кир Булычев

А "Хоббита" (название имело подзаголовок: "…, или Туда и обратно") писатель все-таки закончил. И после того как рукопись провалялась какое-то время без дела, попытался пристроить ее в солидное лондонское издательство "Аллен энд Анвин", с которым молодой филолог был связан раньше.

Появившаяся в 1938 году книжка разошлась неплохо, хотя сенсации и не произвела. И все-таки издатель посоветовал начинающему автору подумать над продолжением. Эх, если бы каждому молодому таланту сопутствовали в самом начале карьеры такие редакторы и издатели!

Дж. Р. Р. совету внял – и задумался. Думал он не один год, и счастье, что не торопился с "ответом".

Как он жил все это время, пока занимал пост профессора в Оксфорде?

По его многочисленным биографиям можно восстановить его облик и образ жизни – но разве это что-нибудь объяснит в том волшебстве, в том таинстве под названием "творчество", которое и привело к рождению удивительной книги!

Был старомоден и консервативен в своих привычках. Со времени начала второй мировой войны у Толкина не было машины, а вместительный гараж в доме на Сэндфилд-роуд был быстро приспособлен под комфортабельный чулан, ставший "филиалом" его солидной библиотеки.

Много читал и писал – в основном по специальности. На полках чулана теснились словари, научные труды по этимологии и филологии, многочисленные тексты на староанглийском и старонорвежском; и позже, конечно, особая полка ломилась под тяжестью переводов его собственной трилогии – на десятках языков. К стене кнопками была пришпилена нарисованная им самим карта Средьземелья. На полу – большая корзина для писем, две пишущие машинки, чернильница и разбросанные везде огрызки карандашей… Беспорядок и разгром, хорошо знакомые и столь милые сердцу всякого, чьи единственные рабочие инструменты составляют перо и бумага!

Неизменную трубочку держал скорее с ритуальной целью. Страстным курильщиком, судя по воспоминаниям знавших его людей, не был – так, несколько колечек в воздух…

Не чурался коллег, организовал и принимал деятельное участие в работе общества "Инклингов", трудился над комментариями к переводам средневековой английской литературы. Словом, на вид это был типичный оксфордский дон – "даже временами являл собой талантливую карикатуру на оксфордского дона", замечает его добросовестный биограф Хамфри Карпентер. И тут же считает нужным добавить: "По существу, кем он воистину не был, так это старым добропорядочным профессором. Как будто некий дух унес его с собой вон из Оксфорда, тело осталось, а душа бродила где-то далеко-далеко, по лугам и горам Средьземелья".

…Итак, ему предложили написать продолжение "Хоббита". Писателем он до той поры себя не числил, хотя и сочинял время от времени стихи, поэтому начал с более привычного, на чем успел набить руку, собирая материал для "Книги потерянных историй": стал с дотошностью истинного специалиста достраивать свою бесхитростную сказку всякого рода научными приложениями. Вычерчивал генеалогические древа своих персонажей, придумал и зазубрил намертво воображаемый календарь своей сказочной страны, ее хронологию – отсюда один шаг оставался до создания "исторического фона"! – изобрел алфавит. Все это позже материализовалось в десятках "сопроводительных" страниц убористого текста!

Кстати, у рождающейся под его пером страны появилось название: Middle Earth – Средьземелье; происходит оно от древнего скандинавского Milgaard – Средняя Земля, Средний Мир, в отличие от Мира Верхнего, небесного, и Мира Нижнего, подземного.

Свершилось непредвиденное. Количество, грозившее похоронить всю идею под лавиной выдуманных фактов, перешло в новое качество. То, что мыслилось приложением, обратилось в суть. И из внешне бесхитростной детской сказки по кирпичику был выстроен целый художественный мир – в буквальном смысле слова мироздание. Его уже невозможно было удержать в голове, он рвался на бумагу, неописуемо разрастался в размерах, заполняя собой все пространство и время.

Работа над "продолжением" затягивалась; сначала десятки, а в скором времени уже сотни страниц выходили "из недр" пишущей машинки, на которой профессор Толкин неумело, двумя пальцами стучал месяц за месяцем, изо дня в день…

Однако и эта работа была прервана в самом начале. Разразилась мировая война, вторая на памяти Толкина, но не сравнимая с первой по количеству пережитого и пролитой крови.

Гуманист, на собственном опыте испытавший "животный ужас окопов" (его собственные воспоминания о сражениях на Сомме), не мог закрыть глаза на творившееся вокруг. Да и можно ли было отсидеться за бастионами средневековых манускриптов в то время, как из "черных туч" реальности, застилавших небосклон, сыпались на землю бомбы. (Сам Оксфорд не бомбили ни разу, но лежавший севернее город Ковентри асы Геринга буквально сравняли с землей.)

Толкина война пощадила – как уже было сказано, отмеренную ему чашу жизненных испытаний он к тому времени выпил сполна, – сохранив ему сыновей. Старший был священником и, по счастью, вовремя успел эвакуироваться из Рима, где учился в духовной академии, а младшего не взяли в армию по болезни; только средний сын всю войну прослужил зенитчиком. Но через Оксфорд шли бесконечные обозы с ранеными и эвакуированными, и стареющий профессор все это смог наблюдать собственными глазами: горе, страдания, смерть.

Так задуманная совершенно вневременной сказка полнилась образами и деталями, которые потом оказались до боли знакомы читателю, пережившему годы войны.

Конечно, Толкин намеревался оставить сказку сказкою, избежав прямых аналогий. Но известно ведь: писатель как губка впитывает все, что видит и слышит; а как после трансформируются эти впечатления, в каких образах причудливо преломятся, заранее угадать не рискнет, пожалуй, никто.

И еще он подсознательно задумался, наверное, о том, о чем стали говорить повсеместно, но уже после войны. И после того, как мир узнал о Бомбе.

Как далеко может завести жажда Власти, оснащенная чудесами технического прогресса (в его, толкиновском, Средьземелье это, конечно же, магическая сила древних Колец). И что может противопоставить этому разлагающему соблазну властью не герой и не предводитель масс, а простой, обычный маленький человек. И можно ли победить темную Власть, и что для этого нужно, и чем придется заплатить за победу.

И можно ли уповать на помощь какого-нибудь доброго волшебника или придется всегда и во всем рассчитывать только на самого себя.

Гигантская книга в трех томах – а это: действие, простирающееся на два полнокровных года, плюс еще детальная хронология на предшествовавшие шесть с половиной тысяч лет (!) и более чем сотню последующих; три с половиной сотни персонажей; шесть десятков прекрасных песен, стихотворений и баллад; "переведенных" с языка эльфов и других народов, населявших Средьземелье; и кто в силах сосчитать, сколько сюжетных и смысловых пластов! – была завершена только в конце 40-х годов. Одно издательство ее поначалу отвергло – потом, очевидно, локти кусали от досады! – а приняло то же, "Аллен энд Анвин".