Дождь не вечен - Ханна Флейм

ты только напрашиваешься на дополнительную плату за сопротивление. Мои игрушки всегда покорны. Раз, — ледяным тоном отчеканил мужчина, демонстративно расстегивая пряжку ремня на брюках и дергая его из петлиц, — Два, я все еще жду.

Катя ссутулилась и внутренне сжалась, дрожа всем телом. Руки не слушались, но она начала стягивать юбку, не прекращая причитать уже шепотом:

— Пожалуйста, не надо…

— Быстрее, — отскочила от стен в гулкой тишине резкая команда.

Она судорожно глотала ртом воздух, стараясь унять хотя бы плач, не показывать слабости, не сломаться. Стянутая через голову майка полетела на пол, оставляя девушку в одних трусиках. Заставить себя снять и их она не могла, прикрывая руками грудь.

— Что ж, ты сама напросилась, три! — он резко дернул ее за руку, раскручивая как волчок, отчего она полетела, грудью врезаясь в изножье кровати.

Он придавил ее между лопаток, выкручивая руки назад и удерживая обе за запястья одной ладонью за спиной Кати. Она попыталась трепыхаться, но внезапно почувствовала рывок, ощущая, как с жалобным треском лопнула последняя преграда. Трусики рваной тряпкой отлетели в сторону. Мурашки отчаяния подняли каждый волосок на ее теле, когда пугающий свист за спиной рассек воздух, и ягодицы взорвались залпом оглушающей боли.

Катя завизжала, захлебываясь в новых рыданиях.

— Ты ведь тут его прятала, правда? — новый свистящий в воздухе шлепок отпечатался на мраморной кожей красной полосой.

— Ааааа! — так громко она никогда еще не вопила, Леша упивался этим звуком, словно оживая, все сильнее и сильнее продолжая хлестать ее ремнем. Мраморные ягодицы уже походили на спелое красное яблоко.

Новый удар, свист и снова шлепок, он размахнулся со всей силы, и бордовая лента опалила спину чуть выше ягодиц, отпечатывая багровеющий след на пояснице. Катя уже не могла кричать, скуля и молясь, чтобы все это закончилось, чтобы он отпустил, чего бы он не хотел. Вдруг хватка ослабла. Катя не шевелилась, наслаждаясь окончанием пытки.

«Дожить до утра. Только дожить до утра. Вымолить встречу с родителями, пусть и так, поплакать, обняв хотя бы надгробия. Не сломаться. Только не сломаться. Я смогу, смогу».

— Прости меня, я больше никогда не нарушу твоих правил. Я усвоила урок, Лекс, пожалуйста, — сквозь всхлипы взмолилась она.

Он легко, едва касаясь, провел ледяными пальцами по ее полыхающим отголосками боли ягодицам, отчего волна мурашек снова прокатилась по пояснице пробираясь по спине на загривок.

Он сел рядом, отчего кровать поодаль от Катиной макушки прогнулась под его тяжестью.

— На колени, — слова резанули по Катиным ушам. Она безвольно соскользнула на пол. — Сюда! — указал он на место у его ног. Девушка, медленно перебирая коленями, подползла на четвереньках, не поднимая взгляда на мужчину.

— Смотри на меня! — рявкнул он, и она подняла остекленевший взгляд, встречаясь с ним глазами.

Вельд никогда не был так возбужден, никогда его так сладко не умоляли о пощаде. Она наконец стонала в агонии его имя. Агония будоражила даже больше чем страсть, он и сам не ожидал, что так заведется. Казалось, он последний раз испытывал подобное еще в пубертате. От пунцовых кровоподтёков, ярче и ярче расчерчивающих ее бедра, его член налился настолько, что ему казалось, что он кончит, так и не вытащив его из штанов. Яйца отчаянно ныли. Ее губы опухли от рыданий, чуть подрагивая, по щекам продолжали течь слезы, она была даже прекраснее чем тогда, когда он впервые разрушил ее, когда она стояла в той кровавой луже, притягивая его своей невероятной хрупкостью.

— Открой рот, — мурлыкнул он, ложно прикрывая нарочитой нежностью чудовищный смысл этих слов, расстегивая молнию штанов.

— Нет, Лекс, пожалуйста, прошу тебя, — тихо, словно шелест ветра проскулила Катя.

Звонкая пощечина прилетела о правую щеку, губа лопнула, ударяясь о зубы и девушка почувствовала во рту металлический привкус. Больше она не сопротивлялась.

Она отгородилась от происходящего стеной, отдалилась мысленно, брокируя свои чувства и отвращение, послушно распахивая губы.

«Делай что захочешь, все что меня сегодня не убьет, сделает меня сильнее. Страха больше нет. Я больше не боюсь. Хуже уже ничего не произойдет, а умирать я пока не готова. Не знаю как, но рано или поздно, я отомщу тебе. Я клянусь, я отомщу», и она ушла в себя окончательно, механически исполняя его прихоть.

— Вот так уже лучше, — удовлетворенно пропел обволакивающий баритон. Он засунул ей в рот большой палец, гладя язык, затем размазал струйку показавшейся в уголке рта крови по ее губам, растирая, наслаждаясь своим триумфом, и резко протолкнул свой огромный подрагивающий орган внутрь, насаживая на себя ее голову, не давая отстраниться, все глубже и глубже, перекрывая поток воздуха в горле и вызывая рвотный спазм.

— А теперь глотай, малышка, ну же, глотай — и Катя почувствовала, как липкий терпкий сгусток обволакивает гортань, стекая внутрь, представляя себе, что все это происходит не с ней, не так, и новый поток слез начал заливать щеки.

Он встал, наклоняясь над ней.

— Вставай, детка, — но Катя сидела, продолжая беззвучно плакать, остекленевшим взглядом уткнувшись куда-то в стену — ну что ты, тебе же не хватало белка. Видишь, чтобы его получить, тебе не нужно тащить в рот всякую гадость. Этот рот только для меня. Я вижу, ты усвоила урок, поднимайся.

Он погладил ее по голове, словно кошку, продолжая мягко, уговаривающе, будто успокаивать:

— А завтра мы с тобой проснемся и поедем навестить твоих маму и папу, ты ведь соскучилась. А потом поедем на дачу, тебе достаточно Москвы, пора на природу, иначе так и будешь падать в обмороки. А потом полетим в Индию, там столько фруктов, цветов, сладостей, тебе понравится. Мы устроим, наконец, настоящий медовый месяц, да? — продолжал он гладить ее по макушке, — А потом в Корею, я познакомлю тебя с друзьями. Хотя, у меня идея! А давай сделаем тебе пластику, уберем этот шрам на лбу, да? А можем еще что-то подкорректировать, если ты хочешь. Губы я тебе трогать запрещаю, они слишком хороши, чтобы их править, но остальное, все что захочешь, моя своенравная малышка.

Глава 32

Кажется, этой ночью не спал никто.

Влад чувствовал себя самым бодрым человеком на свете, ни на секунду не упуская ни подъезд, ни черный ход высотки на Котельнической из виду. Консьержка без вопросов подписала бумаги. Все запросы и рапорты бились ровно по тем датам и времени, что просчитала Света, а от отца еще утром пришло сообщение: «Все сделано. Удачи тебе, сынок. Мы с мамой ждем вас дома». Его оперативники давно сидели на кладбище, окружив условное