Жрица моря - Дион Форчун

Глава 27

Нет ничего худшего, чем встречать Рождество в совершенно непраздничном настроении. Не имея возможности носить официальный траур, я никоим образом не мог выразить своего горя, так что пришлось запрятать его внутрь себя как можно более глубоко. Думаю, что Салли догадывалась обо всем, однако я был не в состоянии обсуждать это с ней: ведь я многое не мог рассказать ей, а если бы и рассказал, то бедная, простая душа старой женщины все равно почти ничего не поняла бы. Скотти был болен; к тому же, он совершенно не сочувствовал мне в этом. Посему я отправился в отель «Георг» и спросил метрдотеля: не найдется ли чего-нибудь в его погребке, что могло бы утешить разбитое от любви сердце? Следующим утром я проснулся в отеле; домой меня забрала Салли со словами, что в свое время ее старик преподносил ей точно такие же рождественские подарки.

В тот вечер моя сестра организовала вечеринку «Союза девушек»; она настаивала на моем присутствии там как кавалера. Поначалу я пытался отказаться от ее предложения, намереваясь пораньше лечь спать, ибо чувствовал себя полумертвым; однако избавиться от назойливости сестры было не так просто, и в итоге я уступил, повинуясь какому-то внутреннему толчку. Скольких барышень я поцеловал под букетом омелы — не перечесть! — так что сестра в конце концов забилась в истерике и принялась звонить викарию; после чего, смешав находившиеся на столе бренди и шампанское (сия адская смесь должна была символизировать мою умеренность в потреблении алкоголя), я вышел вон. К приходу викария достойные девицы уже успели испить моего коктейля; наутро по всему дому валялись остатки букетиков омелы. Да, это была вечеринка, какую еще поискать! Судя по степени распространенности омелы в пределах территории нашего дома, викарий нашел членов вышеупомянутого союза просто-таки изумительно дружественными. На следующее утро я с удовольствием почувствовал, что жизнь моя вернулась в нормальное русло. Я чувствовал, что с меня достаточно всех этих празднеств и рождественских попоек; думаю, что моя сестра полностью разделяла мою точку зрения. Салли также была не в лучшей своей форме: она встречала Рождество у своего женатого сына, но праздник ей, что называется, не пошел. Перед самым утром ее хватил сердечный приступ, лечить который мне пришлось с помощью остатков приснопамятного коктейля собственного изготовления. Выйдя затем утром в банк, я увидел, что в дом Скотти заносили баллоны с кислородом. В общем, Рождество получилось достаточно бурное.

Но это было еще далеко не все. В офисе меня встретила секретарша Скотти, чье скромное личико украшал тщательно закамуфлированный синяк под глазом. Смущаясь и краснея, она спросила, чем я руководствовался, когда преподнес ей рождественский подарок. Подумав, что среди царивших вокруг сражений, убийств и неожиданных смертей в шоколад, очевидно, закрался яд, я поинтересовался, что не так. Она спросила: знаю ли я, что я ей подарил. Я ответил, что, покупая подарок, предполагал, что это шоколадные конфеты. На это она возразила, что вместо шоколада в коробке оказались драгоценные камни.

Теперь я понял, что произошло. Старина Трет передал мне коробку со звездчатыми сапфирами Морган, чтобы я положил их на хранение в банк на случай крайне маловероятного события: вступления в законную силу уже упоминавшегося пункта из завещания Морган. Я же в темноте гаража вынул не тот пакет из багажника автомобиля, куда я свалил кучей все барахло. Так что шоколадные конфеты чувствовали себя в совершенной безопасности, находясь в банковском сейфе, а секретарша Скотти получила сапфиры.

Поспешно и скомканно извинившись за совершенную ошибку, я пояснил ей, что эти сапфиры мне не принадлежат, что я лишь ответственен за их сохранность, вследствие чего и прошу вернуть камни мне. Едва не скончавшись на моих глазах от охватившего ее чувства разочарования и огорчения, секретарша объяснила мне, что с собой сапфиров у нее нет, ибо ими завладел ее отчим, вцепившись в камни со всею силою. Ага, подумалось мне, так вот откуда у тебя взялся синяк, голубушка. Очевидно, честно намереваясь рассказать мне обо всем, девушка пошла против родительской воли. Если бы она промолчала, то конфеты продолжали бы лежать в банке до полной мумификации, а секретарша осталась бы с ожерельем. Конечно, звездчатые сапфиры ценятся гораздо меньше, чем камни без изъянов; но даже в этом случае подарок Морган был неплохим состоянием для работавшей секретаршей девушки.

Подчеркнуто стыдливо она протянула мне письмо.

— Это было внутри, — пояснила она. — Именно из него я узнала, что подарок предназначался не мне.

Взяв конверт, я увидел, что он был адресован получателю сапфиров.

— Если вы позволите мне такое замечание, — произнесла секретарша Скотти, — то, думаю, вам следовало бы, не читая письма, вновь запечатать его и вручить тому, для кого оно предназначено.

Итак, именно там и тогда, в присутствии секретарши, я вновь заклеил конверт.

Затем я спросил ее, кто ее отчим, ибо теперь передо мной стояла задача вернуть захваченные им сапфиры; а судя по состоянию глаза его падчерицы, рука у него была тяжелая.

Я едва не лишился чувств, услышав имя ее отчима: это был Макли, самый грубый мясник в городе, торговавший свининой. Его дом находился среди трущоб, расположенных в квартале на излучине реки (я уже рассказывал ранее об этом месте), — это было старое здание четырнадцатого века, вполне пригодное для организации приюта беспризорных, но поразительно грязное для мясника. Когда-то я немало насмотрелся на эти трущобы: я как раз покупал дом, во дворе которого рос тот самый кедр, и Макли пытался организовать по этому поводу настоящую акцию протеста. Это был тот еще тип человека.

Меня поразило, что такая приличная, образованная девушка, каковой, несомненно, являлась секретарша Скотти, была родом из этой гнусной свиной лавки; но потом я вспомнил, что Макли был ее отчимом, а не отцом.

Я поинтересовался, как ее зовут, и сна ответила мне: Молли Коук. Это имя пробудило во мне воспоминания; я спросил, нет ли у нее связей по родственной линии с моим старым школьным учителем, и она сказала, что приходится ему дочерью. Тогда я вспомнил ее: это был темноглазый маленький подросток с бледным лицом; она играла во дворе школы, пока мы сидели на занятиях; она пошла в первый класс, когда мы уже закончили школу. Я задумался: что же произошло с тем прелестным созданием, ради которого мой последний наставник бросил жену и семью, а заодно, вероятно, и средства к существованию — ведь, поскольку его жена повторно вышла замуж, он, скорее всего, умер, ибо разводы для людей его класса были не по карману.