«Если», 2000 № 02 - Пол Дж. Макоули

Мы будем сидеть рядышком на диване, и большая книга с картинками, не слишком толстая и слишком дорогая, будет разложена у нас на коленях.

— Потом Златовласка попробовала кашу из горшка мамы-медведицы, — продолжу я. — Но в каше оказался шпинат, который ей тоже очень не нравился.

Ты сердито хлопнешь рукой по странице, чтобы остановить меня.

— Ты должна читать так, как там написано!

— Я и читаю, — скажу я, сделав невинные глаза.

— Неправда! В этой сказке говорится совсем не то.

— Но если ты уже знаешь, что говорится в этой сказке, зачем мне ее читать?

— Затем, что я хочу ее услышать!

Чистый, прохладный воздух в кабинете Вебера почти компенсировал необходимость общаться с этим человеком.

— Они согласились принять участие в своеобразном обмене, но это не торговая сделка, — объяснила я. — Мы просто даем им что-нибудь, и они дают нам что-то взамен. Ни одна сторона не сообщает другой заранее, что она намеревается дать и что хочет получить.

Брови полковника Вебера поползли вверх.

— Вы хотите сказать, что они предлагают обменяться подарками?

Я знала, что я должна сказать.

— Нам не следует думать об этом, как об акте дарения. Мы не знаем, имеет ли предложенная трансакация то же значение для гептаподов, как для нас обмен подарками.

— Но мы можем хотя бы, э-э-э… — он поискал подходящие слова, — бросить пару намеков на предпочтительную для нас категорию подарков?

— Они никогда не делают этого между собой при данном типе обмена. Я спросила у гептаподов, есть ли у нас право задать вопрос об их намерениях, и они сказали, что спросить мы можем, но это не заставит их дать ответ.

Внезапно мне пришло в голову, что «перформанс» и «перформативный» происходят от одного корня со значением «представлять», и это весьма удачно сочетается с чувством участия в диалоге с заранее известными репликами; ты просто действующее лицо в представлении пьесы, только и всего.

— Но если мы зададим вопрос с намеком… Может ли случиться так, что мы все-таки направим их намерения в нужную сторону? — спросил полковник Вебер, который не имел ни малейшего представления о сценарии, но шпарил свою роль как по писаному.

— Этого мы не знаем, — сказала я. — Но лично я сомневаюсь, учитывая их приверженность традиционным процедурам.

— Если мы вручим наш дар первыми, повлияет ли его ценность на ценность ответного подарка? — Тут полковник пустился в легкую импровизацию, но я продолжала твердо придерживаться строк, написанных для нынешнего шоу и только для него.

— Нет, — сказала я. — Насколько мы знаем, ценность предложенных объектов при данном типе обмене несущественна.

— Господи, если бы только мои родственники придерживались таких же взглядов, — пробормотал Гэри с сухой усмешкой.

Я ждала, когда Вебер обернется к нему.

— Вам удалось получить какие-нибудь новые данные в последних физических дискуссиях? — спросил полковник точно по сценарию.

— Если вас интересует новая для человечества информация, то нет, — ответил Гэри. — Гептаподы ни на волос не отклоняются от рутины. Если мы демонстрируем нечто для них понятное, они показывают нам свою формулировку принципа, и это все. Они никогда не выдают нам информацию по собственной инициативе. И никогда не отвечают на наши вопросы о границах и объеме их знаний.

Высказывание, которое является спонтанным и информативным для человеческой психологии, становится ритуальной декламацией, если рассмотреть его через призму Гептапода Б.

Вебер заметно помрачнел.

— Ну ладно, посмотрим, что скажет на это Государственный департамент. Возможно, мы сумеем организовать нечто вроде церемонии взаимного вручения подарков.

Подобно физическим событиям, которые поддаются двоякой интерпретации — каузальной и телеологической, каждое лингвистическое событие также можно трактовать двояко: как передачу информации и как реализацию плана.

— Думаю, это хорошая идея, полковник, — сказала я.

В этом высказывании скрывалась двусмысленность, недоступная для большинства. Семейная шутка; не просите меня объяснить.

Хотя я весьма искусно владею Гептаподом Б, мне хорошо известно, что я не способна воспринимать реальность точно так же, как это свойственно его носителям. Мой разум отлился по форме земных последовательных языков, и никакое, сколь угодно массивное вторжение инопланетного языка не может полностью его переформировать. Мой взгляд на мир — сплав человеческого и инопланетного.

До того, как я научилась думать на Гептаподе Б, мои воспоминания росли, словно столбик сигаретного пепла, порожденный бесконечно малым тлеющим огоньком, олицетворяющим мое сознание, которое неизменно пребывало в текущей точке настоящего. После того как я выучила Гептапод Б, мои новые воспоминания стали укладываться гигантскими блоками, каждый длительностью в годы; и хотя эти блоки прибывали в произвольном порядке и падали на произвольные места, новые воспоминания вскоре покрыли период в пять десятков лет. Особенность данного периода в том, что я уже знаю Гептапод Б достаточно хорошо, чтобы на нем думать; начало его приходится на время моих бесед со Свистуном и Трещоткой, а заканчивается он моей смертью.

Обычно Гептапод Б воздействует лишь на мою память, а мое сознание переползает изо дня в день, как и прежде: крошечная светящаяся точка упрямо ползет вперед по стреле времени, с той лишь разницей, что пепел памяти и позади нее, и впереди. И эта точка не горит… светит, но не греет.

Но бывает, что Гептапод Б берет власть в свои руки, и тогда внезапной вспышкой передо мной открывается прошлое и будущее одновременно; тусклая точка сознания обращается в раскаленный уголь протяженностью в пятьдесят лет, яростно пылающий вне времени. В таких озарениях я вижу — чувствую — воспринимаю целую эпоху как великую симультанность; она включает весь остаток моей жизни. И полностью — твою.

Я написала семаграммы высказывания «создать-конечную-точку процесс мы-участвуем», что в переводе на человеческий язык означало: давайте начнем! Свистун ответил утвердительно, и показ слайдов начался. Второй круглый экран, установленный гептаподами, стал выдавать серию изображений, составленных из семаграмм и математических уравнений, и одновременно один из наших видеоэкранов также приступил к показу.

Это был второй «обмен подарками», при котором я присутствовала, а всего восьмой по счету и — как я знала — последний. В полотняном шатре негде было ступить; Бургхарт из Форт-Уорта находился здесь, как и Гэри с одним из специалистов по ядерной физике, а также избранные биологи и антропологи, крупные военные чины и целая куча дипломатов. К счастью, кто-то все же додумался установить кондиционер, приятно охлаждавший перенасыщенную атмосферу. Пленку с записями полученных изображений предполагалось подробно изучить позднее, дабы определить, в чем же все-таки состоит «дар» гептаподов. Наш собственный представлял наскальную живопись пещеры Ласко.