Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен

что-то случилось. И что-то очень скверное. Такое не скроешь. И я не знаю, как это объяснить. Если только не придумаю, как объяснить.

И тут меня осеняет. Да, идея совершенно безумная, но я все равно это сделаю. При одной мысли об этом накатывает небольшая волна страха, хотя должно быть цунами.

И я решаюсь. Смотрю вперед на обе полосы движения в поисках подходящей машины и замечаю мусоровоз. Проверяю, пристегнут ли ремень безопасности, выезжаю на другую полосу и вдавливаю в пол педаль газа.

От удара в зад мусоровоза меня резко бросает вперед, мое и без того пострадавшее лицо бьется о мгновенно сработавшие подушки безопасности. Голова откидывается и врезается в подголовник, выкачивая весь воздух из легких, сигнал ревет не переставая. Задыхаясь в звенящей тишине, сижу и жду, когда кто-нибудь придет на помощь.

Мусорщики необыкновенно добры. Они отгоняют мою машину на обочину и осматривают меня. Вызывают скорую. Я объясняю, что вчера у машины были проблемы с реле. Не знаю, как это случилось, говорю я им, наверное, тормоза отказали.

Кроме меня, никто не пострадал: я не могла врезаться в стоящий мусоровоз на скорости более двадцати миль в час, но этого хватило. Все тело болит. Я поднимаю ворот куртки, пряча синяки, которые уже расцвели на шее от рук Марлы. Когда приезжают парамедики, я позволяю им осмотреть только лицо, объяснив свои мокрые волосы поздним купанием. Конечно, они заставляют меня пройти алкотестер, и я их не виню: учитывая, что меня колотит, это неизбежно. Но алкоголя в крови нет: бокал вина в доме Ника выпит больше пяти часов назад. Я уточняю детали страховки и, как только все убедились, что я в состоянии вести машину, медленно направляюсь домой. До Эллис Билдинг два квартала.

Взволнованный Мигель усаживает меня и приносит сладкий чай, пока я рассказываю об аварии. Когда рассказ окончен, а состояние моего лица объяснено, я наконец ухожу.

Поднявшись в квартиру, достаю телефон, на котором до сих пор идет диктофонная запись, и смотрю на мелькающие цифры. Я все записала. Все, что говорила Марла, все события сегодняшнего вечера с меткой времени и места. Нажимаю «стоп» и «удалить». Я выбросила мусор. Все исчезло. Поспешно баррикадирую входную дверь на случай, если изуродованный труп в Северном Голливуде каким-то чудом воскреснет и явится за мной. Раздеваюсь, принимаю душ и падаю в кровать.

Меня будит звонок мобильника из кучи одежды, брошенной в ванной. Я спала как убитая, и кажется, что прошла всего секунда, как я закрыла глаза.

Ворочаюсь на простынях, все тело ломит, словно я попала в аварию. Хотя так и есть. Я открываю глаза.

Солнечный свет проникает сквозь края жалюзи спальни, и я вспоминаю события прошлой ночи.

Я валяюсь в пустой комнате, меня тошнит. Она пыталась убить меня. Марла пыталась убить меня – столкнуть со знака, как ту девушку. Хотя та спрыгнула сама. Марла пыталась избавиться от меня, используя в качестве оружия мою историю поиска в Гугле и мое воспаленное воображение. Я тянусь к горлу, которое раздирает мучительный приступ кашля.

Перед глазами стоят руки Марлы с побелевшими костяшками. Ее лицо перед тем, как она пролетела вниз и исчезла из виду. Я подавляю рвотный позыв – боль слишком сильна для моего истерзанного горла. Спотыкаясь, встаю с кровати и неуклюже ковыляю к куче одежды и звонящему телефону.

Леандра из «Ауди». Гребаная машина.

Сбрасываю звонок.

Они уже в курсе, что я разбила их прекрасное авто. Странно, как так быстро узнали? Наверное, Мигель позвонил им. Он был очень зол из-за того, что механик из «Ауди» вернул мне «сломанный» автомобиль. Да и мусорщики наверняка сообщили своим страховщикам об аварии, поскольку мы обменялись контактами.

Смотрю на часы и резко выпрямляюсь: четыре пятнадцать пополудни, вторник. Я провалялась в отключке двенадцать часов. А ведь хотела лишь дать глазам отдохнуть…

Тело Марлы лежит там уже более полусуток.

На меня накатывает очередной приступ тошноты, а потом головокружения.

Моя жажда, и без того сильная прошлой ночью, теперь просто безудержная. С трудом поднимаюсь, иду на кухню и жадно пью из-под крана. Открываю холодильник и сажусь, скрестив ноги, прямо на прохладную кухонную плитку, набрасываясь на сыр, мясную нарезку и все, до чего могу дотянуться. Я не ела больше семнадцати часов, и эти часы оказались самыми травмирующими в моей жизни. Пока я запихиваю в рот холодные оливки и остатки салата, в голове мелькают картины вчерашней ночи.

Холодный ветерок над знаком «ГОЛЛИВУД», запах сигарет Марлы, мерцающая поверхность озера Голливуд во тьме. А потом кровь – моя кровь, капающая на мой серый меланжевый свитер, и неконтролируемая дрожь внутри. Лицо Марлы в нескольких дюймах от моего, ее глаза, ее горячее дыхание на моей щеке, перед тем как она исчезла в пустоте. Звук, с которым ее мягкое тело ударяется о землю в пятидесяти футах подо мной и летит кувырком все дальше и дальше вниз, в ущелье, не в силах остановиться, не в силах спастись. Рука с кусочком сыра бри замирает на полпути ко рту.

Разве она могла выжить? Разве я должна была вернуться? Или нужно ехать туда сейчас?

Я стараюсь мыслить рационально с точки зрения морали и закона.

Должна ли я была спасать ее, если она выжила после падения?

Она пыталась убить меня, но я не собиралась поступать с ней так же. Я толкнула ее только потому, что она пыталась утянуть меня за собой в пропасть. Мои ноги уже соскальзывали, и я знала, что Марла не остановится, даже если погибнем мы обе. Я позволила ей упасть, чтобы спастись самой. Это ведь нормально?

Погруженная в свои мысли, я наконец отправляю в рот замерший в ожидании сыр. Все будет хорошо, решаю я, потому что я поступила правильно.

Но я же не вызвала ни полицию, ни скорую. Если б я была так уверена, что поступила правильно… разве я не позвала бы потом на помощь? Я могла бы позвонить анонимно, но в тот момент это не пришло мне в голову.

«Скорая вряд ли помогла бы», – тихо возражает внутренний голос.

Наверное, нет, но ведь так полагается? Если с кем-то несчастье, вы вызываете скорую помощь.

«Ты сделала то, что сочла нужным. Ты сделала все, что могла».

Приняв душ, осматриваю в зеркале свое израненное тело. Отек вокруг носа спал; теперь там жутковатый зелено-желтый синяк, идущий горизонтально из-под одного глаза к другому через переносицу. Прямо маска вокруг глаз из синяков. Еще одна багрово-красная