Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен

В любом случае прекрати. Я хочу, чтобы ты ушла. – Направляю дуло пистолета в сторону лестницы. – А теперь вали. Завтра я уезжаю, и ты меня больше не увидишь. Но если я увижу тебя, если ты будешь меня преследовать, я сумею себя защитить, ясно? – Рука уже не дрожит, но меня колотит изнутри, словно от холода.

Марла таращится, не зная, что предпринять.

– Если ты сейчас уйдешь, я никому ничего не скажу, – настаиваю я. – Не хочу в этом участвовать. Но если снова увижу тебя, то, богом клянусь, я позабочусь, чтобы тебя упекли в такое место, откуда ты никогда не сможешь до меня добраться. Понятно?

Марла озадаченно смотрит на меня. Интересно, она мне верит? А я на ее месте поверила бы? Даже не знаю, верю ли я сама себе. Потому что сейчас хочу только одного: позвонить копам, как только она уберется отсюда.

Марла молчит и смотрит, пока я не взвожу курок. И наконец заговаривает:

– Я уйду, – выпаливает она. – Но дай мне слово. Дай слово, Миа. Если ты заявишь копам, если встанешь у меня на пути, я найду тебя, поняла? И в следующий раз у тебя не окажется пистолета.

Мне становится трудно дышать. Я верю ей. Она убьет меня, как Бен Коэн убил Эмили. Я исчезну. Конечно, она может сделать это в любом случае. Может прийти за мной снова, в любое время, в любой день – эта женщина, которая умеет принимать чужие обличья. Даже если заявить на нее, полиция не защитит меня немедленно. Правосудие так не работает. Людей не отправляют за решетку без доказательств.

Мое единственное доказательство – смартфон в кармане, секунду за секундой записывающий все, что здесь происходит. И он докажет, что я украла пистолет, чтобы встретиться неизвестно с кем посреди ночи. Лучшая защита от Марлы, на которую можно надеяться до суда, – запрет на приближение. Но что-то подсказывает, что Марла может его проигнорировать. Я ощущаю привкус крови во рту, темнота вокруг сгущается, в глазах туман. И вдруг мне становится пугающе ясно: чтобы эта женщина больше никогда не представляла для меня угрозы, нужно просто спустить курок. Здесь и сейчас. Можно заявить о самообороне.

Меня пронизывает страх, и я крепче сжимаю рукоятку пистолета, словно внезапно могу совершить что-то безумное. Но я же не такая, как Марла. Я не готова убить ради своего спокойствия. Я не такая, правда?

– Даю слово, – обещаю я. – Делай что хочешь, только отстань.

– Идет, – кивает Марла.

И тут я понимаю: моя последняя фраза – улика против меня самой. Я согласилась не заявлять о преступлениях Марлы, если она пообещает оставить меня в покое. И я заставила ее дать это обещание под дулом пистолета.

Марла вылезает из своего угла между двумя опорами и медленно перемещается по металлической балке, стараясь держаться от меня и пистолета как можно дальше. Она старательно переступает с ноги на ногу, пока не оказывается так близко, что ей достаточно протянуть руку, чтобы коснуться меня. Я слежу за каждым ее движением, потому что в любую секунду она может броситься и вырвать пистолет или выбить его у меня из рук. Мое разбитое лицо – наглядное напоминание, насколько опасна эта женщина и насколько шатко наше положение. Протиснувшись мимо меня, она останавливается передохнуть, делает глубокий вдох и собирается с силами, чтобы вскарабкаться на лестницу. И вот тогда это происходит. Все еще не сводя с меня глаз, Марла теряет равновесие. Я вижу вспышку ужаса в ее глазах, когда сначала одна, потом другая ее нога соскальзывают со ступеньки. Марла падает и всей тяжестью повисает на руках на верхней перекладине. Не раздумывая бросаюсь к ней с пистолетом в руке и хватаюсь за нее. Марла борется изо всех сил, в ее глазах отчаяние, когда она пытается найти потерянную точку опоры.

Я протягиваю руки, чтобы помочь, и слишком поздно замечаю выражение ее глаз.

Из меня словно вышибли весь воздух. На самом деле никакой опасности не было. Марла легко становится на ступеньку, высвобождает правую руку и словно тисками вцепляется мне в горло. Я задыхаюсь, внутри все горит. Мне ничего не остается, как выпустить пистолет. Обеими руками я пытаюсь ослабить хватку на шее. Пистолет, мой единственный спасательный круг, падает на решетчатый пол площадки.

Я отшатываюсь. Марла с силой вдавливает меня в металлический каркас буквы, отталкивая от лестницы, и мне снова нечем дышать. Она опять яростно вжимает меня в каркас. Рифленая сталь больно впивается в спину, когда Марла тащит меня к краю. Она собирается столкнуть меня вниз. Я опускаю глаза в темноту, подо мной пятьдесят футов.

Падение с такой высоты под таким углом почти наверняка смертельно. Я чувствую острый приступ паники и изо всех сил пытаюсь оторвать пальцы Марлы от горла. Ее ногти впиваются под кожу. Не в силах освободиться от ее хватки и задыхаясь, упираюсь ногой в одну из металлических опор, чтобы Марла не толкала меня дальше на край. И тут из дальних закоулков памяти всплывают уроки самообороны, на которые я когда-то ходила после школы. Я прекращаю сопротивляться и не отстраняюсь, а бросаюсь нападавшему навстречу.

Застигнутая врасплох, Марла теряет равновесие, взмахивает руками, ища опору, отпускает мое горло и отшатывается.

Я отчаянно хватаю воздух ртом, горло дерет от боли. У меня всего секунда, прежде чем Марла снова кинется на меня. Не мешкая, бросаюсь к ней и – теперь моя очередь – бью локтем ей в лицо, вложив в этот удар всю свою силу.

Марла шатается, на ощупь хватается за ограждение и цепляется за него, как за свою жизнь. Ее левая нога уже соскользнула с края площадки. Марла спотыкается, подается вперед, чтобы удержаться; правая нога скользит вслед за левой. Теперь ее очередь паниковать. Она еще не пришла в себя после удара, из носа течет кровь. Она уже не стоит на площадке, а свисает с нее. Висит, вцепившись в решетку пола прямо передо мной, так что костяшки пальцев побелели. Отчаянно извивается, пытаясь подняться обратно – туда, где безопасно, но ничего не выходит, руки недостаточно сильные. Ее глаза вспыхивают от недоумения. Она думала, что все будет совсем по-другому. Она снова пробует забросить ноги на площадку, но с каждой попыткой ее хватка слабеет. А потом по ее лицу пробегает тень: Марла понимает, что без меня ей не подняться.

Я хватаю ее за руку обеими руками, повинуясь не рассудку, а какому-то глубинному животному импульсу. Той части мозга, которая приказывает: спасай,