Казанова - Елена Морозова

— Извольте подождать, — ответил тот, — пока мне принесут мел, дабы я смог сосчитать.

— Нет нужды в столь скрупулезных подсчетах, — вновь раздался голос Казановы. — В нем была бы та самая частичка духа, что озаряет и вдохновляет разум сего юного философа!

Галантный комплимент Соблазнителя пришелся по вкусу всем, в том числе и белокурой красавице, которой он был адресован.

После обеда Казанова, окончательно околдованный Гедвигой-философом, вручил Елене, казавшейся, несмотря на свою застенчивость, менее неприступной, шкатулочку с колечками и предложил ей вместе с Гедвигой выбрать себе в подарок любое приглянувшееся им кольцо. Елена покраснела, но шкатулку взяла, а через четверть часа обе девушки, смеясь, подбежали к Казанове и, вернув ему коробочку, помахали перед его носом своими хорошенькими ручками: на пальчике у каждой сверкало подаренное Соблазнителем колечко. Казанова схватил эти ручки и покрыл их страстными поцелуями. Засмущавшись, девушки вырвались и со звонким смехом убежали прочь.

Образ прекрасной Гедвиги не покидал Казанову даже в уединенном домике среди веселых девиц, и он поведал об этом своему приятелю-синдику. Синдик рассказал ему, что племянница пастора слывет в городе чрезвычайно ученой девицей, отчего у нее нет ни жениха, ни любовника, ибо молодые люди не стремятся знакомиться с ней, опасаясь выглядеть на ее фоне дураками. И хотя местные юноши в основном получают хорошее образование и не обделены красноречием, они не желают видеть в женщине соперницу, равную себе по уму. Поэтому девушка, которая хочет выйти замуж, должна тщательно скрывать и свою образованность, и ум, выставляя напоказ только хорошенькое личико. «Ну и прочие прелести…» — понимающе подмигнул Казанове синдик.

Его слова приободрили венецианца. Жениться он не собирался, а соблазнить девицу, отличавшуюся не только красотой, но и умом, была задача не только достойная, но и занимательная. Казанова испытывал от говорения почти физическое наслаждение, слово было его инструментом, его органом, и он использовал его виртуозно. По его собственному признанию, любовь женщин, не говоривших на известных ему языках, не доставляла ему полного удовлетворения, ибо наслаждение плотское не соединялось с наслаждением от общения. Поэтому женщины, способные доставить ему оба удовольствия, особенно привлекали его внимание — разумеется, если не желали показать себя умнее его. Но в теперешнем случае противник был юн и неопытен и вряд ли стал бы пытаться проявить свое превосходство.

В отличие от Гедвиги Елена острым умом не отличалась, но тем не менее влюбленный в нее и проявлявший чудеса изобретательности синдик ни на шаг не продвинулся к заветной цели. Выслушав его жалобы на неприступность девушки, Казанова окончательно укрепился в мысли, что ему следует взять дело в свои руки и вместо одной приобщить к радостям Венеры сразу двух красавиц. Предприимчивость вообще была свойством его натуры. «Я вскружил голову нескольким сотням женщин […]; однако когда мне предстояло взять штурмом неискушенное создание, моральные принципы или предрассудки которого являлись препятствием на пути к успеху, я делал это в присутствии еще одной девицы. С давних пор мне было известно, что девушка не поддается соблазну исключительно потому, что у нее не хватает смелости; но в обществе подружки она легко капитулирует», — писал Соблазнитель.

Однако разработку плана соблазнения двух неопытных красавиц пришлось отложить, ибо он получил письмо от мадам Лебель. Бывшая чаровница Дюбуа, а нынешняя мадам Лебель приглашала его в Лозанну, куда она, узнав про его пребывание в Женеве, приехала с мужем и младенцем специально, чтобы повидаться с ним. Мадам Лебель была одной из тех десяти — двенадцати женщин, которых Соблазнитель искренне любил в дни своей молодости. «Она обладала всеми качествами, необходимыми для хозяйки дома, и ежели бы судьба посулила мне счастье таковой дом заиметь, лучшей хозяйки для него я бы не желал, — рассуждал он. — Но, наверное, я все же был прав, когда решил не связывать навечно свою судьбу ни с одной из любивших меня женщин, ибо с моим характером брачные цепи вскоре превратились бы для меня в цепи рабства». На встречу с мадам Лебель Соблазнитель летел как на крыльях. «Если бы я женился на женщине, у которой хватило бы умения руководить мной, но так искусно, что я бы этого не заметил, — размышлял он, устроившись в углу дорожной кареты, направлявшейся из Женевы в Лозанну, — то я наверняка сумел бы и сохранить, и приумножить свое состояние, у меня были бы дети, и мне не было бы грустно и одиноко». Но едва карета прибыла к месту назначения, как от меланхолических мыслей не осталось и следа. Мадам Лебель, с искренней радостью встретившая своего бывшего любовника, с гордостью предъявила ему его полуторагодовалого сына. И мать, и малыш были дивно хороши, и Соблазнитель пожалел, что, покидая Женеву, дал себе зарок не смущать покой молодой женщины и сохранять отношения исключительно дружеские. Впрочем, даже пожелай бывшие любовники вновь вкусить радостей Венеры, им вряд ли удалось бы это сделать: господин Лебель постоянно находился рядом с женой, тут же была матушка мадам Лебель, да и малыш постоянно требовал заботы и внимания. Семейство и гость поужинали, услаждая трапезу приятным разговором, а наутро распрощались: семейство возвращалось к себе в Солер, Казанова — в Женеву.

Вернувшись из Лозанны, Соблазнитель приступил к осуществлению плана по завоеванию благорасположения двух молоденьких жительниц Женевы. Для этого он попросил одного из своих приятелей пригласить пастора, его племянницу, ее кузину и еще несколько человек на обед в загородный дом, расположенный на берегу Женевского озера. Все расходы Казанова брал на себя. Приятель согласился, и через несколько дней небольшое общество дружно отправилось из города на природу. Обед был подан отменный. Вина были выше всяческих похвал, а количество бутылок просто не поддавалось исчислению. Когда гости основательно разомлели, хозяин предложил перед десертом подышать воздухом. Казанова тотчас подхватил под руки обеих девушек и быстрым шагом направился в ту часть сада, которая спускалась к озеру.

Оказавшись на уединенной тропинке, он сбавил шаг, и удивленные девушки смогли наконец перевести дух. До этого они, пытаясь не отстать, изо всех сил семенили за Соблазнителем. Плеск воды и шуршание листьев способствовали задушевной беседе. Вспомнив обед, на котором племянница пастора отстаивала мужские способности Иисуса Христа, Казанова начал расхваливать ум и сообразительность девушки, постепенно подводя к тому, что, несмотря на ее блистательные рассуждения, кое-какие особенности мужского организма ей, по-видимому, пока неведомы. Девушка с этим согласилась и сказала, что все ее представления о мужчинах почерпнуты исключительно из книг. Елена же, видимо, вспомнив разнообразные способы ухаживания синдика, заявила, что хотя и знает кое-что о мужчинах не понаслышке, однако не может сказать о них (мужчинах) ничего хорошего. Вместо ответа Казанова предложил разгоряченным быстрой ходьбой и завязавшейся дискуссией девушкам немного остыть, а именно, спустившись по мраморной лестнице к воде, посидеть на ступеньках и поболтать ногами в воде. Они согласились, и Соблазнитель, усадив их на нижней ступеньке, принялся исполнять роль горничной — снимать с них туфли и чулки, любуясь при этом красотой их ножек и то и дело позволяя дерзновенной руке подняться до точеного колена, а иногда и выше. Когда процедура была закончена, девушки так расхрабрились, что даже решили побегать по мелководью, смеясь и высоко задирая юбки, дабы не замочить их. Венецианец с наслаждением любовался этой картиной. Еще большее удовольствие получил он после того, как, набегавшись вволю, красавицы предоставили ему возможность вытереть им ножки своим носовым платком, а затем натянуть на них чулочки. Тут они, лукаво улыбаясь, спросили, почему бы и Соблазнителю не последовать их примеру: «Ведь вам же наверняка так же жарко, как и нам!»