Сиротский дом - Лиззи Пэйдж

Уфф! Интересно, а что сказала миссис Гаррард, когда Джулиан эти цветы заказывал?

Несколько позже он и сам у нее появился и спросил, получила ли она цветы. К этому времени как раз выглянуло солнце. Топчась на коврике у дверей словно оловянный солдатик и не решаясь войти, Джулиан чуть наклонился в ее сторону и тихо спросил:

– Ты что же, избегаешь меня, моя английская роза?

– Да, но только потому, что у меня зубы болят.

– Зубная боль не заразна.

– Но мне не хотелось, чтобы ты меня такой видел.

На ней было нечто совершенно бесформенное, а сверху она еще и кухонный фартук нацепила. Ей и самой в зеркало на себя посмотреть было противно.

Он мягко возразил:

– Если бы мы поженились, я видел бы тебя каждый день. Неужели это так трудно, Клара, – просто дать мне ответ?

Но Клара не знала, каким он будет, ее ответ.

Впервые за долгое время у нее был серьезный выбор. Да, конечно, определенные обязанности и ответственность у нее тоже были, но ведь был и выбор. И решить, что именно ей выбрать, было не так-то просто. Она попыталась еще разок посоветоваться с Джуди, но у них никто не брал трубку.

Когда с очередным визитом приехала мисс Бриджес, Клара снова обратилась к ней с просьбой установить, наконец, в Грейндже телефон, но мисс Бриджес было не до телефона. Она приехала с большой новостью: Билли и Барри, оказывается, собрались насовсем перебраться к Петерсонам. Значит, в итоге все-таки все устроилось?

– Петерсоны прошли медицинский осмотр, – рассказывала мисс Бриджес. – Совсем недавно. И все результаты хорошие. И в доме у них очень мило и очень чисто. И у каждого мальчика будет своя комната! Вы ведь рады за них, правда?

* * *

Придя в себя после визитов к стоматологу, Клара поехала в Лондон, чтобы проверить, как там их «фамильное гнездо» и действительно ли отец все-таки уехал. Ей также хотелось понять: если он и впрямь уехал, то что это означает для нее? Может быть, теперь у нее в Лондоне есть совершенно пустой дом, в котором она будет полной хозяйкой?

К дому она приближалась медленно, старательно себя сдерживая, и уже за несколько кварталов увидела, что у них в гостиной горит свет.

Так отец дома?

Нет!

Однако в доме действительно жили люди – это стало окончательно ясно, когда Клара подошла ближе. И дело было не только в освещенных окнах; их садик выглядел ухоженным; трава на лужайке перед домом была подстрижена; а на крыльце стояла пустая молочная бутылка.

Через окно гостиной она сумела разглядеть, что в их бывшей гостиной расположилась целая семья: отец, читавший газету, мать, занятая шитьем, и маленький мальчик с темными кудрявыми волосами, игравший на ковре с деревянным поездом. Семья из трех человек. В точности как та, к которой она сама когда-то принадлежала.

Они, должно быть, почувствовали, что на них смотрят; женщина что-то сказала мужу, он поднял глаза, почесал себе за ухом и что-то рассеянно пробормотал в ответ. Клара тут же поспешила отойти от окна. Она не очень хорошо сознавала, что делает, но приехала сюда явно не для того, чтобы устраивать сцены. Женщина встала и решительно задернула занавески. Занавески Клариной матери. Клара снова повесила их, как только отменили затемнение и стало можно снять черные шторы. Занавески были серые с белыми птицами и как бы парящими в воздухе белыми перьями.

Должно быть, отец их дом сдал. Или продал. Клара стояла на тротуаре и смотрела на дом, который так хорошо знала, испытывая одновременно и глубочайшее разочарование, и явное облегчение и стиснув пальцами холодный ключ от входной двери. Значит, вот оно как. Ну что ж, по крайней мере дом не заброшен – это уже хорошо, – и она теперь знает, что там живут чужие люди. А это, безусловно, лучше, чем полная неизвестность.

Значит, он все-таки уехал. И дома у нее больше нет. Отец позаботился, чтобы она к этому дому больше отношения не имела. Как был сволочью, так и остался. Тут у нее оказалось много общего с маленьким Алексом, и она, как и Алекс, вовсе не собиралась позволить своей злосчастной судьбе взять над ней верх. Надо все время смотреть вперед – разве не так посоветовал ей Алекс, их «маленький профессор»? В жизни все меняется, ничто не остается прежним.

Вот она и получила тот ответ, который был ей так необходим.

Глава двадцать вторая

На сей раз Джулиан и Клара обедали в лондонском ресторане, и официантки там были облачены в такие короткие и узкие юбочки, что даже смотреть было неприлично. Что ж, времена меняются, думала Клара, и явно не только для меня одной.

Джулиан все же как-то ухитрялся не пялить глаза на полуодетых официанток, и Клара окончательно уверилась, что он истинный джентльмен и уж точно не пойдет налево, как сейчас делают столь многие женатые мужчины. И не станет показывать детям фотографии женщин, волосы которых уложены в прихотливые высокие прически.

– Спасибо, что привез меня сюда, мне просто необходимо было немного поднять настроение, – поблагодарила она Джулиана, и он почему-то с тревогой на нее посмотрел и спросил:

– А в чем дело? У тебя что-то случилось?

– Ну да, близнецы! Они на следующей неделе уезжают.

– Ах, близнецы! Ну конечно! – Было заметно, что ни о каких близнецах Джулиан совершенно не помнит, хотя Клара несколько раз рассказывала ему, что их собираются усыновить. – И куда же они уезжают?

– В новую семью. К супругам Петерсон. В Колчестер. – Все это, похоже, весьма мало его интересовало, куда больше он был озабочен следами губной помады на стенках своего винного бокала. – Они, кажется, довольно милые люди, – зачем-то прибавила Клара.

– Значит, количество твоих подопечных уменьшится до четырех? – сказал Джулиан. – Что ж, это приятная новость. – Похоже, его бокал тест все-таки прошел, и он налил себе еще вина.

– Их остается пять человек, – осторожно поправила его Клара. – Ты хоть имена-то их сумел запомнить?

– Алек, Терри и еще… этот, веснушчатый.

– Не Алек, а Алекс. И еще Терри, Питер, Рита и Пег.

Джулиан покаянно склонил голову.

– Ох, дорогая, ты же знаешь, что я совершенно безнадежен в смысле памяти на имена! Лучше спроси у меня названия военных самолетов или танков. Тут я вполне на коне.

Джулиан по-прежнему ждал ее ответа на предложение руки и сердца, и каждый его взгляд был словно вопрос без ответа, словно шкатулка, которую требуется открыть. Невысказанные слова кружили вокруг