Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский

выпей пару рюмок, сажай свою прекрасную казачку за руль и лети в город за цементом и водой.

- Я не могу, - причитал Анатолий, - Калинин, будь человеком.

- Нет, Толя, вода суровый бизнес, тут слабакам не место, - смеялся Горохов, - езжай в город сам или теряй деньги.

Как раз тут казачка вышла из палатки, она, конечно, слышала весь разговор, женщина посмотрела на проходящего мимо инженера недобрым взглядом, потом взяла Баньковского под руку и увела в палатку.

- Как бы он не помер, по жаре такой мотаться, - сказал Дячин, он тоже посмеивался.

- Вода суровый бизнес, Женя, - повторил инженер, - тут слабакам не место.

Не могла лодка доктора быть где-то далеко от города. Люсичка обещала всё выяснить, но потом с присущей ей наглостью легко переложила эту задачу на его плечи: сам найдёшь! Кончено, это инженеру не нравилось, но ожидать порядочности и выполнения своих обещаний от женщины, которая как-то посылала к нему убийц, было по меньшей мере нелепо. Ну а так как доктор Рахим для него на текущий момент являлся первоочередной проблемой, он взялся решать её немедленно. А буровой пока без него пусть занимаются Баньковский с Дячиным.

Горохов взял с собой Самару и поехал в город на её квадре. Кончено, он переоделся в одежду местных степняков и замотал лицо платком. Теперь даже если он столкнётся лицом к лицу с доктором, бояться ему нечего. Он просто кочевник из степи.

Недалеко от восточного въезда в город была одна лавочка, которая торговала новым и подержанным транспортом. Он сразу заехал туда под большой навес от солнца, где стояли разные машины. Инженер сразу присмотрелся к одному квадроциклу, тот был не самый мощный, без лишнего лоска, но вполне себе крепкий квадроцикл, как раз для тяжёлых условий пустыни. Пока Самара только рассматривала машину, он обошёл вокруг неё, попробовал сцепление, пару раз качнул рычаг стартера, чуть приоткрыл кран подачи топлива и снова качнул стартер, мотор квадроцикла весьма бодро затарахтел на приличных оборотах. Он покачал головой: многовато для холостого хода. Тут же к ним подошёл молодой продавец.

- Здрав будь, атаман! – заговорил он в надежде польстить. – Выбираешь машину для своей женщины?

- Я не атаман, - ответил Горохов, не убирая платок с лица. И сразу перешёл к делу: - Сколько стоит?

- Двести сорок, казак. – сразу отвечал торговец.

- Дорого, не стоит он столько, - произнёс инженер и, указав на тот квадроцикл, на котором приехал, спросил: - А вот тот за сколько возьмёте?

Торговец даже не стал к нему подходить, одного взгляда на квадроцикл Самары ему было достаточно.

- Так это ж рухлядь, - он покачал с сомнением головой. – Даже не знаю, во сколько его оценить.

Горохов лезет в карман и достаёт оттуда две медных пластины достоинством по сто рублей каждая:

- Отдам за ваш квадр свой и ещё двести рублей.

- Мне нужно поговорить с главным, – отвечает торговец и уходит.

Самара - ему видно только её глаза, но и этого достаточно - в недоумении: что ты делаешь?

Но Горохов ничего ей не говорит; только когда торгаш вернулся со своим начальником, и они вместе выторговали у инженера ещё пять рублей, только после этого он сказал казачке:

- Садись, это теперь твой квадроцикл.

- Это за что мне такая радость? – спросила она осторожно - мало ли он шутит - спросила, ещё не веря своему счастью.

- Готовишь хорошо, - отвечал он, взбираясь на заднее сиденье, - садись опробуй, а дома я в нём поковыряюсь, доведу до ума.

«И всё-таки, где стоит лодка доктора?». Этот вопрос не давал ему насладиться поездкой. Он, держа Самару за талию, спросил её:

- Ты знаешь, где пирсы?

- Знаю, - отвечала она.

- Поехали туда.

И тут первая за последние дни радость. Нет, он не нашёл у пирсов небольших лодок, но увидал знакомую посудину.

«Палыч приехал!». Это ему он писал последнее письмо, адресуя его женщине. Узкая, с небольшой рубкой, даже на вид быстрая лодка была пришвартована у одного из дальних пирсов. Это и было его средство эвакуации. Вот только теперь Горохов думал, что рановато его вызвал.

Эдуард Павлович, в большой и старомодной маске, натянул над кормой навес и теперь в тени навеса выставлял коробки с медикаментами для торговли. Торговать он собирался прямо тут.

Когда Самара вела квадроцикл мимо его лодки, Палыч взглянул на них и, чуть оттянув маску, крикнул:

- Эй, казак, не спеши, купи своей бабе аскорбина, у неё ввек не будет проказы на лице, будет как девочка.

Конечно, Палыч не мог знать, что это Горохов, и раньше времени инженер тут светиться не хотел. Он ничего не ответил торговцу, а лишь похлопал Самару по плечу: поехали отсюда. Лодки доктора у пирсов инженер не нашёл, но уезжал от реки в хорошем настроении.

Где может быть лодка? Конечно, у воды. За пирсами сразу вдоль реки сплошная стена камыша, это не рогоз в три метра, но тоже приятного мало, красной пыли и там навалом, вряд ли кто станет туда ставить лодку. Он сказал Самаре, чтобы ехала из города к восточному выезду. А выехав из города, попросил остановиться. Слева от дороги длинный затон. Вода бурая, вязкая и липкая, как густой бульон из козодоя, берега заросли, и помимо грибка на острых и твёрдых листьях рогоза - ещё белая пыль с цемзавода и дороги, которая шла вдоль всего затона. Горохов помнил доктора Рахима, тот носил белоснежный халатик, очёчки, стрижечку, он пижон, он в такую грязь вряд ли полезет.

- Поехали к северному выходу, - говорит инженер Самаре, и та начинает разворачивать свой квадроцикл, даже не спрашивая, зачем.

Это Горохову в ней нравится. Сказали – сделала, без вопросов, без обсуждений и женских советов. Всё молча. Молча.

Он помнил карту, северный выезд из города тянется дорогой к ещё одной заводи, что отделяет Полазну от Перми. Дорога переходит в мост, который ведёт туда, в Пермь. Мост старатели прозвали «Последний». Это у мужичков, что ходят через него в городские развалины, юмор такой. Наверное, для многих крепких и смелых мужиков этот мост стал и вправду последним.

Вот именно к этому мосту, мимо скрытого за клубами непроглядной пыли цемзавода, и проехали они к реке.

Ещё издали