Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы - Джулиет Митчелл

Может быть, вещи «забираются внутрь», но не интернализируются в том смысле, в котором я это понимаю. Я называю это «интроектами». Сара (глава 3) была не только «не наполнена собой», ее голова была полна диких волков. Осужденный Гарольд всегда «гудел» от идей. Но, как и в случае с женщинами Дон Жуана, ни эти мысли, ни эти животные не связаны между собой. Мне кажется, что знаменитая «сообразительность» психопатического аспекта любой личности включает только интроекцию разрозненных единиц информации, часто энциклопедического характера, о которых невозможно думать или размышлять. Подобно донжуанскому списку из 903 женщин, эти единицы информации скорее дополняют друг друга, чем связаны между собой. Когда внешние объекты вбираются, будучи разрозненными и изолированными, как на полотнах Фрэнсиса Бэкона, который изображал несвязанных между собой людей и вещи, они становятся интроектами. Таким образом, интроекты не являются ни «внутренними объектами», ни объектами идентификаций.

Идентификация – со временем мне пришлось использовать этот зачастую неоднозначный, на мой взгляд, термин – не подразумевает такого вбирания объекта, в результате которого он мог бы стать частью субъекта. Субъект частично состоит из того, что он интернализовал, он затоплен всем тем, что интроецирует; но хотя он может прибегнуть к идентификации в той степени, в которой он может ее исследовать, интроецированное содержание не становится его частью, напротив, он становится этим содержанием. Движение – это выход в направлении другого. Позиция «Я могу идентифицировать себя с этим аргументом, но могу быть не согласен с ним» означает, что вы способны понять позицию другого с точки зрения его позиции. Очень важно чувствовать себя на месте другого. Но, конечно, можно и потеряться, находясь на месте другого. Идентификация – это техника обученного наблюдателя: выйти, чтобы стать другим, вобрать то, что нужно, чтобы смотреть и пытаться понять, затем вернуть «идентификацию» объекту, а наблюдателю пройти дезидентификацию. Наблюдение невозможно, если наблюдатель сохраняет идентификацию или застревает в ней. Это одна из причин, по которой терапевт как наблюдатель не может присвоить себе «мотив» пациента или попросить пациента идентифицировать себя с «мотивом» аналитика.

Однако люди все время застревают в идентификациях. До Фрейда утверждалось, что истеричные пациенты, как, например, девушка, страдающая анорексией, идентифицирует себя с другой девушкой, поражающей своей худобой. Фрейд уточнил, что это идентификация с желанием другой девушки: у первой девушки есть парень, а девушка с анорексией тоже хочет, чтоб у нее был парень, поэтому она решает выглядеть как счастливица. По словам Лимантани и Бренмана, и в случае вагинального мужчины, и в случае г-на Х основным способом существования в мире является идентификация с женщиной, от которой они требуют любви. Бренман уточняет, что такая идентификация с «целым человеком» используется для предотвращения распада и фрагментации, которая в противном случае произошла бы с г-ном X. Но здесь есть проблема, которую иллюстрирует случай г-на X: это проблема для г-на X и для нас, которая заключается в том, чтобы мысленно выйти за рамки наблюдаемых идентификаций. Дело не только в том, что любви, которую дарит ему жена или любовница, недостаточно, но и в том, что как бы обе женщины ни любили его, они всегда будут делать это неправильно. Он готов сокрушить их, чтобы добиться любви, потому что любовь никогда не бывает правильной. Бренман понимает, что проблема г-на X связана с его идентификацией с матерью, в то время как он сам является идеальным ребенком: он не может решить, кем ему быть, матерью или ребенком.

Некоторое время спустя, когда он пошел на поправку, он выстроил свои деловые отношения так, чтобы больше платить и отдать большую долю в бизнесе своим младшим партнерам. Он понял, что был атакован противоречивыми взглядами. С одной стороны, он чувствовал, что все должно быть отдано бизнесу, прибыль должна быть реинвестирована, а он и партнеры должны пожертвовать своей зарплатой. Он понял, что и сам был как бизнес: и ребенок, у которого было все, и мать, которая обеспечивала ему еду. В то же время он ненавидел бизнес, который предъявлял к нему такие требования, и думал, что он должен вывести все из бизнеса и вообще не заботиться о нем, и это должно было его полностью обеспечить.

Он понял, что в конфликте он был и идеальной грудью, которая должна быть всем, и идеальным ребенком, который должен иметь все. Он был пойман в ловушку желания полностью удовлетворить и то, и другое, не имея возможности одновременно давать и брать. Он связал это с тем, что он считал характером своей матери. Эти особенности показывают зависимость от насильственной жадности. (Brenman, 1985, p. 426).

В приведенном описании есть место для интерпретации переноса (и проблем контрпереноса) в контексте младших партнеров и сиблинговых связей. Г-н Х эмоционально оскорблял свою жену. Не могла ли она быть и его сестрой, и матерью? Его самоуверенная неверность была, помимо прочего, способом гарантировать, чтобы ревновала именно она, а не он, – латеральный, а не вертикальный сценарий. Когда рождается новый ребенок, именно этот ребенок занимает место, с которым субъект идентифицирует себя. Можно помочь ему увидеть, что он не такой, как новый ребенок, или он может застрять в идентификации с новым ребенком, за которым он наблюдает.

Без учета идентификации с «сиблингом как ребенком» мы не сможем понять, почему для психопата или истерика никогда и ничего не бывает достаточным. Трактовка Бренмана не совсем отражает качество взаимоотношений г-на Х, в которых «всегда все не так». Тем не менее любой маленький (или не очень маленький) ребенок, сталкивающийся с новыми (или не очень новыми) братьями и сестрами, попадает под этот случай: г-н Х пытается поделиться с младшими братьями и сестрами («младшими партнерами»), но не может этого вынести; он самый старший и должен получить все. Многим людями хорошо удается получать любовь, но им трудно полюбить или понять, что это должно для них означать; любовь, которую они получают (а они ее получают), никогда не бывает правильной, поэтому они продолжают пытаться получить правильную любовь от кого-то другого. Или могут не пытаться вовсе. С появлением сиблинга все пошло не так, и может сложиться впечатление, что и не стоит пытаться это исправить, или это представляется совершенно невозможным; лучше просто все разрушить, как это начал делать Гарольд, у которого была младшая сестра, с которой он занимался сексом.

Что же представляет собой эта идентификация в месте, в котором, казалось бы, должна существовать объектная любовь, – гетеросексуальность г-на Х и вагинального мужчины, гомосексуальность Гарольда в тюрьме: