Тридцатая застава - Ф. Вишнивецкий

А машины на полном ходу проскочили переднюю линию правее батальона Бахтиарова, разбежались веером перед нейтральной полосой и остановились.

— Выстроились, словно мишени на учебном поле, — недовольно заметил кто-то.

И в ту же секунду около каждой машины появился неизвестно откуда солдат и сдернул брезенты, обнажая нацеленные на лесок черные металлические пальцы. Еще секунда — и огненные струи полетели туда, откуда доносился шум моторов.

Ни с чем не сравнимый шум в воздухе бросил всех наземь. Бойцы впервые увидели такое чудо.

Гул неожиданно прервался, и гнетущая тишина повисла над окопами. Поднимаются ошеломленные пограничники. не понимая, что произошло, и устремляют взгляды туда, где только что стояли странные машины. Но там их нет, уже мчатся в тыл. А в расположении противника полыхают пожары, взметаются к небу взрывы.

— Что же это? — в недоумении спрашивают друг у друга.

— «Катюши» это! Наши минометы! — крикнул кто-то из командиров.

Сразу после ухода «катюш» взревели над вражескими позициями наши штурмовики, довершая разгром подготовленной к атаке колонны танков и мотопехоты Гудериана.

— Готовьтесь к маршу в Баштианы! — кричал комсорг Иван Хромцов. — Тысячи километров мы протопали на восток, теперь «катюши» поведут нас на запад…

Но радость была преждевременной. Часа через три новые колонны танков устремились к шоссе. И снова рвалась к небу земля и падала на головы бойцов…

Для Сергея Черноуса здесь было первое боевое крещение. Он делал все то, что делали его ближайшие товарищи. Но делал это словно во сне, ничего не анализируя. Для работы мысли не было времени. Действовали руки, хватаясь то за гранату, то за раскаленный от стрельбы автомат. И все удивлялся, как это он до сих лор остался живым в этом море огня?

Пожалуй, не только Сережа так думал, так чувствовал себя. Отражая яростные атаки фашистов, все жили одним стремлением: удержать позиции до тех пор, пока снова не подскочат «катюши». Эта надежда на грозное оружие и поддерживала в неравном бою — не сдвинулись с места до наступления сумерек.

Вечером поступил приказ: сниматься с позиций и отходить к Мценску. Еще пламенело небо от огненных вспышек, еще продолжали стучать отдельные пулеметы, а подразделения уже снимались с позиций и уходили на север в тягостном молчании.

«Так и до Москвы можно докатиться», — думал Тагир, не понимая, что случилось. Ведь выстояли же. А «катюши»? Почему бы им еще раз не ударить по гитлеровцам?

Планы старшего командования бойцам неизвестны, их обязанность — выполнять приказ. Нурмухаметов полагал, что на смену им придут другие части. Сергей Черноус слушал его рассуждения и старался разглядеть в темноте хотя бы какие-нибудь признаки этих частей — никаких следов. Все живое уходило к Мценску. Об оставшихся там навсегда пытался не думать, но как забыть погибших? Они ведь своей жизнью заплатили за его право вот так шагать в темноте, уходя от смерти. А могло статься и наоборот… Тяжело бойцу. Он еще не привык смотреть смерти в глаза. В голове почему-то звучит мотив песни, которую пели в школьном хоре:

Не плачьте над трупами павших бойцов…

Тогда это воспринималось торжественно, слова звучали величественно, у поющих и слушателей в притихшем зале слезы навертывались на глаза. Слезы перед памятью о бесстрашных революционерах…

Не надо ни песен, ни слез мертвецам…

А слезы не слушались, но то были слезы, вызванные любовью к героям, восхищением перед их памятью.

«Шагайте без страха по мертвым телам… Слезой не скверните их прах…» Сергей чувствует, как от боли и скорби текут по его круглому, мальчишескому лицу слезы. И не стыдится их боец: в темноте никто не видит. Да если и увидит кто — не стыдно.

Спотыкаясь по изрытой снарядами земле, падая и поспешно подымаясь, двигались без отдыха и задолго до рассвета остановились на окраине Мценска. Кольцов вызвал в штаб Байду. По старой дружбе, он всегда в трудных случаях обращался к нему.

— Есть дело. Восточнее Мценска обнаружено скопление танков. Установить, чьи они, не удалось. Из штаба Катукова позвонили, что подразделений бригады там не может быть. Возможно, это новые части готовятся нам на смену. А что, если это танковый десант гитлеровцев? Надо выяснить. Боюсь, не натолкнулись бы на него наши пехотные части…

— Понятно, Сергей. Можешь на меня положиться. Сам пойду, а вы тут на всякий случай подготовьте артдивизион.

— Сам и не думай! Сейчас оставлять батальон нельзя.

Условившись о сигнале, Байда ушел к себе, перебирая в памяти бойцов — кого же послать? Иванов ранен. Пустяковая царапина, говорит, но Байда знает его характер: он и с тяжелой раной пошел бы… Но кого же?

Как всегда в сложной обстановке, ушел на тридцатую. Люди отдыхали, еще не зная, что им здесь предстоит делать.

Многие спали где пришлось. Один сидел, обхватив руками колени, о чем-то задумался.

— Черноус? — узнал бойца и присел рядом. — Ну как ситуация? вспомнил его любимое словечко.

— Плохо, товарищ комиссар… — Он вскочил, вытянулся.

— Да вы сидите. Так чем же плохо?

— Вот и «катюши» у нас появились, а мы все уходим. Немцы разгуливают на Днепре… Неужели и Москву?..

— Никаких неужели! — прервал его Байда. — Мы не имеем права даже думать об этом! Москва выстоит!

И на Днепр мы возвратимся, в вашем селе побываем… Как его называют?..

— Авдеевка.

— Так мы с вами почти что земляки, я из Базавлука, слыхали? Это недалеко от Никополя. Но сейчас не время об этом, еще успеем поговорить… — И тут мелькнула мысль у Байды: а почему бы не послать в разведку этого подвижного, немного экзальтированного земляка? — Понимаете, какая петрушка… Недалеко от Мценска появились неизвестные танки в нашем тылу. Чьи они — никак не поймем. А надо знать точно.

— Разрешите мне! — загорелся Черноус. — Я сумею, вот увидите.

— Я верю вам, но дело это очень тонкое…

— По разговору танкистов можно определить. Я немного знаю немецкий, в школе изучал.

Объяснив задачу, меры предосторожности, сигналы, Байда ушел с ним в штаб батальона, снабдил ракетницей и строго приказал:

— Если убедишься, что танки немецкие, давай сигнал и уходи, чтобы не попасть под огонь своих батарей. Мы им устроим концерт!

Он и не заметил, как перешел с бойцом на дружеское «ты».

Проводив Сережу, Антон долго стоял в ночной тишине. всматриваясь в ту сторону, где скрылся боец. Нелегко посылать человека в неизвестность. Случится что неладное — на совесть ляжет камень.

Осторожно продвигаясь, прислушиваясь к малейшему шороху в темноте, Черноус, как кошка, неслышно приближался к намеченной цели, сжимая автомат.

Минут через сорок Сережа заметил темные контуры машин. Прислушался — говора не слышно. Ужом подполз ближе — знакомые по недавнему бою танки, вот и пауки на броне. Фашисты!

Не думая о том, что будет дальше, он послал в небо первую ракету и влип в землю. Засуетились между машинами, послышалась немецкая речь. Теперь уже сомнений не было. Приказ о немедленном уходе помнил, но очень хотелось удостовериться, что сигнал принят дублером.

Мучительно долго тянется время. Неужели не заметили? А фашисты уже заводят моторы. «Ой, уйдут!» — напугался Сережа и послал вторую ракету прямо на машины.

И тут сразу загрохотали разрывы, задрожал воздух, даже, как показалось Сереже, жаром пахнуло на него. Наконец-то! Надо уходить…

Бежал, задыхаясь, когда почти рядом с ним рвались снаряды, от охвативших его радости и волнения — задание выполнено, танки горят!

Правда, своими глазами он видел только три подбитых танка и не приписывал их на свой счет. Поэтому был очень удивлен и обескуражен, когда через несколько дней газета «Красная звезда» поместила статью на первой странице «Защитник Москвы Сергей Черноус». Журналист так расписал его ночную разведку, словно он совершил какой-то подвиг. Его поздравляли, ему даже завидовали, о нем все говорили в батальоне — вот тебе и «ситуация»! А он краснел и оправдывался, будто его уличили в чем-то постыдном:

— Товарищи! Да я ничего, честное слово! Только выполнил приказ… В такой ситуации каждый сделал бы то же…

Мценск пришлось оставить. Гитлеровцы ворвались в город. Оборону на подступах к Туле заняла 50-я армия. Танковую бригаду и погранполк, понесших большие потери, вывели на отдых и пополнение.

Но не успели еще оглядеться, как всех командиров вызвал прибывший член Военного совета фронта.

— Уход с рубежа на Зуше — тяжелая потеря. Мы поставили под удар Тулу… Это наша общая беда. Но как могло случиться, — обращаюсь к вам, товарищи пограничники и танкисты, — что в Мценске остались ваши же товарищи и четыре миномета, наше грозное и секретное оружие?