Сказания о русских витязях - Михаил Чулков

Светлосан, побуждаемый родством, а Вельдюзь любовью, бросились к Милославе, дабы облобызать ее, но нечаянный их приход и страшный вид Липоксаев привели всех в смятение и страх; многие из девиц лишились чувств от ужаса, почтя Липоксая Карачуном. Смятенные случаем сим князья кинулись к ним на помощь, прося сопутника своего духа удалиться из комнаты, пока не приведут в прежнее чувство девиц и не уверят их в безопасности. Липоксай удалился, а Светлосан и Вельдюзь, вспомоществуемые Левсилом, познавшим вскоре князя, приложили все свои силы по приведению в чувство Милославы и прочих девиц, в чем и успели наконец совершенно.

Не можно изобразить радости, каковую почувствовала Милослава, увидя брата своего и жениха: едва она паки не обмерла от объявшего ее восхищения при виде толь любезных ей особ. Бросаяся в объятия своего брата, пролила она источник слез, лобызая его и трепеща от радости; равномерное чувствие показала она и к Вельдюзю, который сам от восхищения чуть не умер. Наконец, когда первые их восторги несколько поутихли, Светлосан уверил свою сестру и прочих девиц, что Карачун точно погиб, объявя притом вкратце свою, Вельдюзеву и скифову историю; тогда совершенно все обнадеялись и позволили призвать в комнату Липоксая. Вид его никому уже не причинил ужаса, но, напротив того, Милослава и прочие девицы с нею, воздавая богам бесчисленные благодарения, не имели радости своей предела, освободясь от ужасного и наилютейшего своего тирана. После чего, окружа Светлосана со всех сторон и называя его избавителем своим и благодетелем, приписывали они ему тьму похвал и благодарений, а он со своей стороны, отвечая им ласками и учтивостями на их благодарности, обещал всех возвратить в свои домы. Сие обещание наипаче умножило их радость и веселье, коих восторги продержали их без сна во всю ту ночь. Между тем славенские князья просили Милославу рассказать, что с нею приключилось во время ее с ними разлуки, в чем она тотчас и удовольствовала их следующими словами.

Приключения Милославины

Когда по воле всесильных богов нисшедшее густое облако, похитив меня из брачного храма, понесло по горизонту с необычайною скоростью, то страх и быстротекущий воздух, лишив меня дыхания и чувств, привели в такое беспамятство, что я ничего не чувствовала по самую ту пору, пока, принесена будучи на некоторый пустой остров, не освобождена была от моего беспамятства холодным ветром, который дул тогда с моря. Отворя смутные мои глаза, увидела я себя на морском берегу, окруженном отвсюду густым лесом. Наступившая тогда ночь представила сие место глазам моим гораздо ужаснейшим, нежели каково оно было в самом деле. Я обмирала от ужаса и не знала, что зачать в таком бедственном обстоятельстве. Первое мое прибежище было к небесам; но когда небо не соответствовало моему молению, то вдалась я в слезы и рыдание. Весь берег наполнен был моим воплем, но никакого не нашлось мне на нем помощника. В сей жестокой крайности хотела я броситься в море, но трясущиеся мои ноги отказались мне довесть меня до оного; я хотела лишить себя жизни руками, но и слабые мои руки не имели тогда силы подняться. Напоследок, по бесплодном моем покушении на жизнь, по горьких слезах моих и стенании, так я обессилела, что, повалясь на землю без памяти, пробыла в сем жалком состоянии до другого дня.

По восхождении солнца опамятовалась я опять, и слезы паки полились из глаз моих; напоследок, поплакав довольно, встала я и пошла, не зная сама, куда иду; ноги мои завели меня в приятный лесок, коего благовонные плоды приманили на себя мои глаза; и наконец любопытство и голод склонили меня сорвать их несколько и утолить мой алч. По сем слабом утешении моей горести, проходила я весь тот день туда и сюда, льстясь сыскать себе некое утешение. Таким образом препроводила я день, а при наступлении ночи, будучи объята страхом от лютых зверей, коих мнила быть на сем острове, старалась я найти себе некое убежище и, наконец, по счастью моему, нашла пещеру, в которой и ночевала, в беспрестанном находясь страхе. Подобно сему препровождала я и другие дни на сем острове.

Напоследок, чрез несколько времени была я обрадована прибытием сильфа, посланного Превратою меня сыскать, как вы это сами знаете, — примолвила она князьям, слушавшим ее. — Я сочла сей день наиблаженнейшим, но вскоре учинился он для меня наимучительнейшим в моей жизни. Вы ведаете уже, — продолжала она, вздохнув, — как отнял меня тогда у сильфа лютый волшебник, налетевший на нас на зияющих аспидах, и как он потом ниспровергнул тебя, любезный мой князь, — говорила она, обращая слово к Вельдюзю. — Увы! — продолжала она. — Тогда-то мнила я, что истинно умру, лишася всякой ко свободе надежды и чая тебя мертва. Я обмерла от ужаса и горести и в сем состоянии принесена была в здешний замок. Гнусный мой похититель старался подать мне помощь и возвратил мне вскоре прежнее чувство посредством своих чародейств. После чего, встав предо мною на колени, открыл мне свою любовь, жеманяся из всей силы и стараясь меня прельстить, лаская мне наиподлейшим образом и обещая меня сделать владычицею целой вселенной. Представьте себе, любезные мои князья, — продолжала Милослава, — с каким духом могла я тогда принять такое объявление, видя пред собою прескаредного арапа, и притом еще карла. Ежели бы находилась я в прежнем благополучном моем состоянии, то непременно бы расхохоталась на сей скаредный предмет, но в тогдашней моей горести смех мне на ум не пришел, а наместо его отчаяние и ярость.

— Злодей! — вскричала я ему. — С какими глазами осмеливаешься ты мне это говорить, погубя мучительнейшим образом любезного моего супруга? Нет, варвар, не жди от меня ничего, кроме непримиримой ненависти и мщения!

Посем, произнеся ему тьму ругательств, побежала я в другую комнату, мня от него уйти. Но где бы возмогла я скрыться от его злобы, — промолвила она, — ежели бы праведное небо не положило пределов его варварству?

Ибо я проведала напоследок от живущих здесь девиц, что он ни одной из них не осмеливался учинить ни малейшего насилия, из чего мы и заключили, что само небо защитило нашу неповинность от сего ужасного чародея.

Сей мерзкий урод, не надеясь уговорить меня в первый раз, отложил сие до другого времени и провалился тогда же из замка. А я, оставшись на свободе и ходя по великолепным здешним комнатам, вошла наконец в одну украшенную больше всех прочих. Осматривая удивительные ее украшения, увидела я вдруг спящую на софе девицу; вид ее столько мне мил показался, что я с самой той минуты почувствовала к ней великую любовь и дружбу и вознамерилась искать всеми силами и с ее стороны к себе того же. Я остановилась, сколько желая на нее наглядеться, столько и для того, чтобы не потревожить приятного ее сна. Но я недолго ожидала ее пробуда: она вскоре проснулась сама и, усмотря меня, изумилась, видя во мне себе незнакомую. Я, желая ее вывесть из ее смущения, подошла к ней и, извиняя мой приход, просила ее простить меня в неумышленном нарушении ее сна. Она ответствовала мне на то весьма ласково и учтиво. По оказании же друг другу взаимных вежливостей, сели мы с нею и вскоре разговорились о наших приключениях. Я ей рассказала мои, а она о себе объявила, что она афинянка, именем Асияда, и происходит от древнего рода царей, коих колено от самых баснословных времен ведет свое начало. Похищение ее Карачуном случилося ей во время прогуливания в саду, и что и она испытала от сего гнусного карла множество любовных нападений, но всегда от него освобождалась ругательствами, или, лучше сказать, помощью всесильных небес. Она присовокупила к тому, что когда он осмеливался далее простирать любовные свои нахальства, то всякий раз становился недвижим или объемлем ужасным колотьем, что всегда принуждало его удаляться от нее того ж часа.

Таким образом разговаривая, познакомилась я с нею и наконец так подружилась, что не разлучалась уже с нею ни на минуту, что и сам ты, я чаю, приметил, любезный мой брат, — говорила княжна Светлосану, — когда застал нас здесь совокупно лишенных чувств; и сия любезная моя подруга есть самая эта особа, — продолжала она говорить, указывая на прелестную незнакомку. Восхищенный сим известием Светлосан, что возлюбленная его была приятельницею его сестре, получил оттого новую себе надежду. Он сделал ей при сем случае весьма учтивое приветствие, на которое Асияда отвечала равномерным образом. По окончании ж с обеих сторон взаимных вежливостей, Милослава продолжала свою повесть следующим порядком.

И так препровождали мы с нею вместе все время пребывания нашего здесь. Когда приходил к нам Карачун, то заставал нас всегда обеих совокупно; он старался нас разлучить, но только все его ухищрения были тщетны. И тогда пытался он склонять нас к соответствию на свою любовь, но мы, напротив того, старались его упрашивать о возвращении нас в наши домы, но завсегда как его, так и наши просьбы оставались бесплодными. Он не мог склонить ни одной здесь девицы к своей любви, а напротив того, ни одна из нас не могла испросить у него себе свободы. Но напоследок так мы ему наскучили, что он стал к нам весьма редко ездить, чему мы несказанно были рады.