Чернильная смерть - Корнелия Функе

Зяблик посмотрел ему вслед ничего не выражавшим взглядом.

— Как прикажете, — прокрякал он.

Змееглав еще раз обернулся, пока слуги торопливо распахивали тяжелые двери.

— Что до тебя, бледнолицый… (Орфей невольно вздрогнул). Я выезжаю с заходом солнца. Мой шурин скажет тебе, куда явиться. О слуге и палатке позаботься сам. Но горе тебе, если ты мне наскучишь. Из твоей кожи тоже можно сделать пергамент.

— К услугам вашего величества! — Орфей снова поклонился, хотя колени у него дрожали. Такой рискованной игры он еще никогда не вел. Да ладно! «Все будет хорошо, — подумал он. — Вот увидишь, Орфей. Эта история принадлежит тебе. Она написана специально для тебя. Никто не любит ее так, как ты, никто так не понимает — уж во всяком случае не старый дурак, который ее создал!»

Змееглав давно ушел, а Орфей все еще не трогался с места, словно зачарованный видениями будущего.

— Так ты, значит, волшебник. Надо же! — Зяблик смотрел на него, как на гусеницу, которая на глазах превратилась в черную бабочку. — Так вот почему единорога так легко было загнать? Он был ненастоящий?

— Он был самый настоящий! — ответил Орфей со снисходительной улыбкой. «Сделан из того же материала, что и ты», — добавил он про себя. Этот Зяблик все-таки невыносимый тип. Скорее бы снова заполучить слова, способные ожить, и он напишет ему самую нелепую, жалкую смерть. Может, отдать его на растерзание его собственным собакам? Нет, есть идея лучше. Пусть подавится куриной косточкой на одном из своих бесконечных пиров и упадет лицом в большую миску кровяной колбасы. Орфей невольно усмехнулся.

— Скоро тебе станет не до смеха, — прошипел Зяблик. — Мой зять терпеть не может, когда не оправдывают его ожиданий.

— Вам это, конечно, известно лучше, чем кому бы то ни было, — ответил Орфей. — А теперь, пожалуйста, покажите мне библиотеку.

Четыре ягоды

У меня на стене висит японская маска злого демона, покрытая золотым лаком.

Я сочувственно смотрю на набухшие вены на лбу, указывающие на то, как утомительно быть злым.

Куница была хуже медведя. Она следила за ней, шипела мальчишке в ухо ее имя (тот, к счастью, не понимал) и гоняла отовсюду. Но вот Пролаза выбежал из пещеры вслед за хозяином, а медведь лишь приподнял тяжелую голову, когда она подскочила к миске с супом, которую одна из женщин поставила перед Черным Принцем. Суп легче всего отравить. Принц в очередной раз ругался с Хватом и повернулся к Мортоле спиной. Тут-то она и бросила в миску темно-красные ягоды. Пять крошечных ягодок — больше не требуется, чтобы отправить разбойничьего царя в другое царство, куда за ним не сможет последовать его медведь. Но в ту минуту, когда она готовилась выпустить из клюва пятую, к ней бросилась мерзкая куница, словно почуяла снаружи, что она тут затевает. Ягода выпала на пол и укатилась, и Мортола взмолилась ко всем злым духам, чтобы и четырех хватило для смертельного исхода.

Черный Принц. Благородный дурак. У него, видите ли, разрывается сердце при виде каждого калеки. Он ни за что не поможет ей заполучить книгу, позволяющую торговаться со Смертью. Но, к счастью, такие люди, как он, встречаются реже, чем белые вороны, и, как правило, умирают молодыми. Их не влечет то, что так волнует других: богатство, власть, слава… Черному Принцу до всего этого не было дела. Его волнует справедливость. Жалость. Любовь. Как будто жизнь не обходилась с ним так же жестоко, как с любым другим. Пинки и затрещины, боль и голод. Всего этого ему досталось в избытке. Так откуда же взялась переполнявшая его жалость к людям? Откуда — тепло его неразумного сердца, улыбка на темном лице? Просто он видел мир не таким, какой он есть, в этом все дело. И мир, и людей, которых так жалел. Ведь если видеть их такими, каковы они есть, что может побудить бороться за них, а тем более умирать?

Нет. Если кто и поможет ей заполучить Пустую Книгу, прежде чем Перепел впишет туда три слова и выкупит себя у Смерти, так это Хват. Он был Мортоле по душе. Хват видел людей такими, каковы они на самом деле: жадными, трусливыми, эгоистичными, коварными. К разбойникам его толкнула исключительно несправедливость, допущенная по отношению к нему самому. Один из управляющих Жирного Герцога отобрал у него усадьбу, как это часто делают власть имущие, просто потому, что она ему приглянулась. Только это и погнало его в лес. Да, с Хватом можно договориться.

Мортола знала, чем привлечет его, как только уберет с пути Черного Принца. «Что вы все тут делаете до сих пор, Хват? — шепнет она. — Есть дела поважнее, чем нянчить сопливых ребятишек! Перепел-то знает, зачем он их вам подсунул! Он продаст вас всех! Убейте его, прежде чем он вступит в сговор с дочерью Змееглава. Что он вам там наговорил? Что Пустая Книга нужна ему только для того, чтобы убить Змееглава? Ерунда!

Он хочет сам стать бессмертным. И еще одно он от вас утаил: Пустая Книга делает не только бессмертным. Она приносит своему владельцу несметные богатства!»

Да, Мортола заранее знала, как вспыхнут при этих словах глаза Хвата. Он не понимал, что движет Перепелом. И то, что ей книга нужна лишь как выкуп за погибшего сына, тоже было выше его понимания. Зато рада серебра и золота он не мешкая тронется в путь. Как только не станет Черного Принца, который один способен его удержать. К счастью, ягоды действуют быстро.

Гекко подзывал ее — набрал в ладонь хлебных крошек и протягивал с таким видом, как будто ничего вкуснее на свете не бывает. Вот болван! Воображает, будто разбирается в птицах. Впрочем, может быть, он и правда в них разбирается. Она-то ведь не настоящая птица. Мортола хрипло засмеялась. Звук получился странный для маленькой головки и острого клюва. Силач поднял голову и посмотрел на каменистый выступ, на котором она сидела. Да, этот действительно понимает в птицах и их языке. С ним надо быть начеку. «Да ладно, кек-кек, кра-крак! — подумала сорока в ней, та сорока, что интересовалась лишь червями, блестящими предметами и гладкостью своего черного оперения. — Тут всяк глуп, глуп, глуп. А я умна. Полетели, старуха, догоним Перепела и выклюем ему глаза. То-то будет радость!»

С каждым днем становилось труднее держать крылья неподвижно, когда сороке хотелось вспорхнуть, и Мортоле приходилось отчаянно трясти птичьей головой, чтобы туда приходили человечьи мысли. Иногда она даже не могла вспомнить, о чем они были.

В последнее время у нее порой и без зерен пробивались перья. Слишком много опасного снадобья она проглотила, и яд теперь бродил у нее в крови, превращая в птицу. Ну и что. Потом ты уж как-нибудь от нее избавишься, Мортола. Но сперва переплетчик должен погибнуть, а твой сын — ожить. Его лицо… Каким оно было? Она уже не могла вспомнить.

Черный Принц все еще спорил с Хватом. Это часто случалось в последнее время. Ешь! Ешь скорее, болван! Подошли еще двое разбойников: рябой комедиант, который все время держался возле Принца, и Гекко, смотревший на мир так же, как Хват. К ним подошла женщина, принесла комедианту миску с супом и показала на ту, что была приготовлена для Принца.

Да, послушай ее! Сядь наконец! Ешь! Мортола покрутила шеей. Она чувствовала, как человеческое тело рвется стряхнуть перья, вытянуться, распрямиться. Вчера двое детей чуть не застали ее в момент превращения. Глупая шумливая мелочь! Она не любила детей, кроме своего сына, но даже ему никогда не показывала своей любви. Любовь портит: делает мягким, доверчивым…

Ну вот. Ест. Наконец-то. Приятного аппетита, Принц! Медведь подошел к хозяину и понюхал его миску. Пошел вон, глупая скотина! Пусть ест. Четыре ягоды. Лучше бы пять, но и четырех, наверное, хватит. Как хорошо, что деревьев, на которых они растут, было в лесу полно. В нескольких метрах ниже пещеры стояло сразу два таких. Реза постоянно предостерегала детей от этих ягод: она их в свое время часто собирала для Мортолы, когда зима убивала все ядовитые травы. Черный Принц поднес миску ко рту и выпил остатки. Отлично. Скоро Смерть хватит его за кишки.

Мортола издала торжествующий стрекот и вспорхнула. Гекко снова поманил ее крошками, когда она пролетала у него над головой. Дурак. Правильно говорит птица. Глуп, глуп, все они глупы. И слава Богу.

Женщины начали разливать суп детям. Дочь Волшебного Языка стояла в самом конце длинной очереди. Есть еще время сорвать несколько ягод и для нее. Вполне достаточно времени.

Рука Смерти

Смерть велика.

При ней мы живы, смеемся, а в час, когда забываемся жизнью счастливой, ей так тоскливо в глуби у нас.

Суп Минерва варила отличный. Мегги его часто ела, когда жила у Фенолио. От дымящейся миски подымался такой вкусный запах, что огромная холодная пещера на мгновение показалась уютным домом.