Создания смерти, создания тьмы - Джон Коннолли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Его незадолго до этого назначили детективом в канцелярию шерифа. Все случилось даже не в его дежурство, — она говорила размеренным тоном, не быстро и не медленно, как будто рассказывала эту историю в тысячный раз, а до этого проследила и проанализировала все от начала до конца, отсекая маловажные детали, пока не осталось только самое основное, стержень истории гибели брата, самая суть потери.
— Произошло это днем во вторник в четверть третьего. Куртис шел на свидание с одной из своих девушек. У него всегда было по две-три девушки. Он неизменно пользовался успехом. У него в руках был букет розовых лилий, купленный в цветочном магазине неподалеку от банка. Он услышал крики, и вслед за этим из дверей банка выбежали двое вооруженных людей в масках: мужчина и женщина. Сообщник поджидал их в машине.
Куртиса заметили, когда он доставал пистолет. У обоих грабителей были обрезы, и они пустили их в ход, не колеблясь. Мужчина разрядил в него оба ствола, а, когда он лежал на земле, женщина прикончила его. Она выстрелила ему в лицо, а он был такой красивый, такой милый.
Она умолкла, и я понял, что эту историю она проговаривала только мысленно, что этот рассказ следовало хранить и не делиться им ни с кем. Иногда нам нужна наша боль. Это то, что принадлежит только нам и никому больше.
— Их задержали с тремя тысячами долларов. Это все, чем они смогли поживиться в банке, и столько стоил для них мой брат. Женщина-налетчица только за неделю до ограбления освободилась из тюрьмы. Кто-то решил, что она не представляет угрозы для общества.
Она допила вино, и я подозвал официанта. Пока он наполнял бокал, Рейчел молчала.
— Вот такая моя история, — наконец, снова заговорила она. — Теперь я пытаюсь понять проблему и иногда подбираюсь близко. И, если повезет, мне удастся предугадать события и уберечь от несчастья других. Иногда удается.
В этот момент я осознал, что крепко сжимаю ее руку. Я совершенно не помнил, как это произошло. И не выпуская ее руку из своей, я впервые за много лет заговорил о том времени, когда мы с матерью уехали из Нью-Йорка в штат Мэн.
— А мать сейчас жива?
Я покачал головой и начал рассказ:
— Так вышло, что я нажил себе неприятностей. К ним имел отношение местная «шишка» по прозвищу Папаша Хелмс. Дедушка с мамой решили, что мне лучше уехать и где-нибудь поработать летом, пока шум не уляжется. У друга дедушки был магазин в Филадельфии, и я там работал некоторое время: собирал полки, ночью занимался уборкой. Жил я в комнате над магазином.
Тем летом мама начала посещать сеансы физиотерапии для лечения защемленного нерва в плече, но, как выяснилось, ей поставили неверный диагноз.
У нее обнаружился рак. Мне кажется, она знала об этом, но продолжала молчать. Может быть, она рассчитывала, что сможет обмануть организм и протянет подольше, если откажется признавать болезнь. Но ее расчеты не оправдались, и хуже того, когда она выходила из кабинета физиотерапевта, у нее произошел коллапс легкого.
Я вернулся два дня спустя на автобусе фирмы «Грейхаунд», что работают на дальних рейсах. Не виделись мы около двух месяцев, но в палате я не узнал ее — так она изменилась. Мне пришлось сверяться с карточкой на кровати. После этого мама прожила шесть недель. Ближе к концу сознание ее полностью прояснилось. Думаю, такие случаи не редки, и начинает казаться, что больные идут на поправку. Как будто болезнь решила зло пошутить. В ночь перед смертью мать пыталась даже начертить план больницы, чтобы знать, куда идти, когда придет время выписываться.
— Извините, — сказал я, отхлебнув из стакана воды. — Не знаю, что меня вдруг потянуло на воспоминания.
Рейчел тепло улыбнулась и сжала мою руку.
— А что с вашим дедушкой?
— Умер восемь лет назад. Он оставил мне дом в штате Мэн, тот самый, что я все собираюсь и никак не могу привести в порядок. — Я отметил про себя, что она не спросила меня об отце. Думаю, все, что было известно, стало известно и ей.
Потом мы медленно шли по улицам, заполненным гуляющей публикой. Доносившаяся из баров музыка сливалась в единый поток, в котором время от времени удавалось различить знакомые мелодии. У дверей ее комнаты мы обнялись и постояли так немного, потом нежно поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи.
В ту ночь я спал очень спокойно, несмотря на Ремарра, Джо Боунза и трения с Вулричем. И мне казалось, что я все еще держу Рейчел за руку.
Глава 39
Я вышел на пробежку прохладным ясным утром. Меня сопровождал шум городского трамвая. Проехала мимо, направляясь к собору, свадебная машина с трепещущимися на крыше белыми лентами. Я двигался на запад по Норт-Рампарт и добежал до Пердидо, затем вернулся через район Квартер по Шартрез. Постепенно жара усиливалась и вместе с влажностью все сильнее давала о себе знать, так что возникало ощущение, словно бежишь с влажным теплым полотенцем на лице. Легкие старались качать воздух внутрь, а организм сопротивлялся, отказываясь такой воздух принимать. Но я не уступал и продолжал бег.
У меня вошло в привычку тренироваться три-четыре раза в неделю, в зависимости от времени года чередуя пробежки с упражнениями в тренажерном зале. Стоило мне на несколько дней отступить от режима, и на меня словно наваливалась тяжесть, сбросить которую можно было только физическими упражнениями.
В гостинице я принял душ и сменил повязку на плече. Оно немного побаливало, но раны начали затягиваться. Я занес в прачечную узел с бельем, поскольку не рассчитывал на такую задержку в Новом Орлеане и мой запас нижнего белья оказался на исходе.
Номер Стейси Байрон отыскался в телефонной книге. Фамилию после развода она не сменила, по крайней мере, в телефонной компании значилась под ней. Эйнджел с Луисом вызвались съездить в Бартон-Руж и выяснить, что удастся, у нее или о ней.
Детальное описание рисунков, которые она искала, Рейчел направила электронной почтой по двум адресам: двоим своим аспирантам в Колумбийский университет и в Бостон, отцу Эрику Уорду, который теперь вышел на пенсию, а в прошлом читал лекции в Новом Орлеане в университете Лойолы. Специализировался он на культуре эпохи Возрождения. Бесцельно слоняться, дожидаясь ответа, ей не захотелось, и она решила составить мне компанию и отправиться в Мэтери, где этим утром должны были состояться похороны Дэвида Фонтено.
В пути мы молчали. Хотя о растущей близости и о том, к чему это может привести, не было сказано ни слова, но и она и я хорошо сознавали это. Я заметил намек на понимание в ее взгляде, и она, возможно, прочитала то же самое в моих глазах.
— Итак, что еще ты хочешь обо мне узнать? — спросила она.
— Я почти ничего не знаю о твоей личной жизни.
— Кроме того, что я красива и чертовски умна.
— Конечно же, кроме этого, — с готовностью подтвердил я.
— Под личной жизнью ты имеешь в виду секс?
— Да, я не хотел выглядеть нахалом и выразился мягче. Но если тебе легче начать с возраста — пожалуйста. Ты вчера о нем мне ничего не сказала. А в сравнении с этим признанием все остальное уже пойдет как по маслу.
Она ухмыльнулась и показала мне кукиш, который я проигнорировал.
— Мне тридцать три, но при удачном освещении, выгляжу на тридцать, не больше. У меня есть кот и квартира с двумя спальнями в Нью-Йорке, в Верхнем Вест-Сайде, но постоянного друга у меня нет. Три раза в неделю я занимаюсь аэробикой, мне нравится китайская кухня и музыка в стиле «соул». Мой последний роман закончился шесть месяцев назад, и, по-моему ко мне возвращается девственность.
Я удивленно повел бровью.
— У тебя немного ошарашенный вид, — рассмеялась она. — Тебе надо больше бывать на людях.
— Да и тебе, кажется, это не помешает. Кто был твой друг?
— Он биржевой маклер. Мы встречались год, а потом решили съехаться и посмотреть, что из этого получится. Так как у него была одна спальня, а у меня две, то он переехал ко мне, а во второй спальне мы устроили общий кабинет.
— Послушать — настоящая идиллия.
— Так все и было. С неделю. Потом выяснилось, что он не выносит кота и не может спать со мной в одной постели, потому что я все время ворочаюсь и мешаю ему уснуть. А моя одежда стала пахнуть его сигаретами. Это и решило дело. Табаком провоняло все: мебель, постель, стены, еда, туалетная бумага; сигаретами пахло даже от кота. А потом он пришел как-то вечером и объявил, что влюбился в секретаршу, и через три месяца они уехали в Сиэтл.
— Я слышал, Сиэтл неплохой город.
— Черт бы его взял, этот Сиэтл. Что в ему провалиться.
— Ну, ты, по крайней мере, не жалеешь, что так вышло.
— Как ни странно, но что-то меня удерживает, не дает расспрашивать тебя. После того, что случилось, — она смотрела в окно и говорила, а меня неудержимо тянуло прикоснуться к ней, и слова ее усиливали это желание.