Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев

– Во всяком случае, Юлия поступила правильно, – улыбнулась Помпея, – но я считаю, что это прежде всего дело самой Юлии.

– Конечно, – зло улыбнулась Клодия, – Юлия такая умная девушка, вся в отца. Рим давно не имел столь достойного претора и верховного понтифика.

– Он благочестив, – засмеялся Клодий, – клянусь Дионисом, он благочестив, как никто другой. Великие боги Рима никогда не имели столь ревностного слугу.

– Ты хочешь сказать, что он недостоин быть верховным понтификом? – нахмурилась Юлия.

– Скорее наоборот, – с лающим смехом нагло ответил Клодий, – в условиях нашего города только такой, как он, наиболее достойный среди римлян.

– Цезарь почитает богов, – решила вмешаться Помпея.

– Я это знаю, – почти серьезно ответил Клодий.

– Все знают, как Цезарь чтит богиню Юнону,[136] – заметила Клодия, – великий понтифик не просто жрец, он также надзирает за исполнением всех наших обрядов и традиций, он верит во всех богов Рима, и поэтому народ так любит Цезаря.

– И его деньги, – засмеялся Клодий.

Юлия нахмурилась. Ей был противен вызывающий вид и слова Клодия, но Помпея улыбнулась, не решаясь опровергнуть своего гостя. Ей нравился этот наглый тон в его словах, его откровенное пренебрежение к традициям Рима, его манера держаться и вести себя в среде патрициев. На фоне спокойного, уравновешенного Цезаря Клодий являл собой тип, резко противоположный ему. Ироничная усмешка Цезаря отличалась от неслыханной наглости Клодия, галантному отношению к женщинам первого противопоставлялась дерзость второго. Ум, выдержка и воля, привлекавшие в Цезаре, сильно отличались от страстности и безрассудства, столь характерных для Клодия.

В исторической науке вот уже две тысячи лет идет непрекращающийся спор – как могла Помпея увлечься Клодием, каким образом жена «величайшего из римлян» могла стать предметом обожания наглого выскочки, явно проигрывавшего в сравнении с Цезарем. Неужели она отвечала взаимностью? Существовала ли в действительности любовная линия Помпея – Клодий? Не решаясь быть окончательным судьей в этом запутанном вопросе, предложим свою версию.

Современники Цезаря также недоумевали по этому поводу, отмечая невозможность измены Помпеи. Но если непредвзято подойти к этому вопросу, можно отметить, что Помпея вполне могла увлечься Клодием, более того, именно таким, как Клодий, она и должна была увлечься.

Великое вблизи не кажется великим, точно так же, как ни одна супруга не считала своего мужа таковым, за редким исключением. Из истории мы знаем массу примеров, когда талантливые люди уходили из жизни не признанными и не понятыми в первую очередь своими родными и близкими.

Удел гениев – вечно находиться намного впереди остального человечества, и не всегда даже очень близкие люди могут подняться до понимания величия своих родных. Жалость, сострадание, понимание, но не признание. Можно по-своему любить человека, разделяющего с тобой супружеское ложе, но так никогда и не попытаться понять его. Жены полководцев, ненавидящие войну, жены писателей, не читающие их книг, жены художников, равнодушные к их картинам, жены политических деятелей, не восхищающиеся своими мужьями на фоне всеобщей эйфории. Такова жизнь, и жены миллионеров влюбляются в своих лифтеров и мойщиков окон, а жены президентов предпочитают любовные отношения с шоферами и телохранителями своих мужей.

Возможно, что талантливые люди, проявляя себя даже в семье, несколько подавляют индивидуальность супруги, и те, в свою очередь, стремясь освободиться от подобного гнета, увлекаются другими людьми, с которыми они могут себя чувствовать на равных.

Возможен и второй вариант, при котором талантливые люди настолько интеллектуально насыщают женщину, что происходит перенасыщение. Реакция на обилие сладкого незамедлительна – хочется чего-то кислого. Происходит обратный эффект. И, наконец, самое главное – физическая беспомощность гениев. Гомосексуалисты и импотенты населяют всю мировую историю, начиная с древнейших времен. Может быть, это дань своему гению, ибо великий талант подавляет не только окружающих, но и собственную физическую плоть, в результате чего часто происходит смещение акцентов и возникает своеобразное видение окружающего мира. Третий вариант достаточно спорен и уж никак не относится к Цезарю, известному своими многочисленными любовными победами. Но в мировой истории, кроме вулканических типов Гюго и Дюма, Петра I и Людовика XIV, известных своими похождениями, были Сократ и Рафаэль, Леонардо да Винчи и Чайковский. Сморщивание половых органов Наполеона и полное отсутствие интереса к половой жизни у Сталина или Гитлера – не это ли страшная цена их своеобразного таланта? И как жалко выглядят на их фоне Калигула и Нерон, вошедшие в историю отчасти благодаря своему неслыханному разврату.

В любом случае ответ здесь неоднозначен, и оставим эту тему для психологов и психиатров. Однако понять мотивы Помпеи мы сможем, если вспомним, насколько молодой Клодий отличался от почти сорокалетнего Цезаря. И не будем более удивляться человеческой природе. Женщина всегда непостижима.

Ради справедливости стоит отметить, что в жизни Цезаря было немало незаурядных, по-своему исключительно талантливых и достойных женщин. Его окружали Аврелия и Юлия – мать и дочь, столь достойные его величия и гения. В его жизни были Сервилия, мать Брута, и Клеопатра, царица Египетская. Столь разные и непохожие друг на друга женщины. Они по-своему истово любили Цезаря, будучи самостоятельными фигурами в политическом раскладе Древнего Рима.

Тесная связь двух одинаково выдающихся людей дает обычно почти невозможный эффект слияния обеих душ, к чему непостижимо стремятся миллионы людей обоих полов с момента своего рождения.

И только единицам удается этого достичь.

Помпея не принадлежала к их числу. По-своему любя мужа, она не могла и, наверное, не хотела разглядеть в нем человека, чей ореол гения будет держаться тысячелетия, а посмертная слава затмит всех известных римлян. В этот момент Помпея наслаждалась острым чувством страха и болезненного любопытства, сидя рядом с Клодием. Как и многим женщинам, ей казалось, что эта игра может быть прекращена в любой момент по ее желанию. И как миллионы других женщин, она ошибалась, ибо циничный и расчетливый Клодий видел перед собой очередную жертву, которой он твердо намеревался овладеть. И если Помпею, как любую женщину, привлекал невинный флирт и легкое заигрывание с опасным ухажером, то Клодий, как и всякий мужчина, рассчитывал добиться поставленной цели.

Юлия, посидев для приличия еще немного, поспешила уйти, и Помпея осталась втроем с Клодием и его сестрой, вынужденная слушать бесстыжие рассказы Клодии о похождениях знатных патрицианок и их мужей. Развратная Клодия хорошо знала последние новости, которые так интересовали и пугали Помпею. Еще больше ее волновал томный блеск в глазах Клодия. Нескончаемые рассказы его сестры о любовных похождениях римлян и их бесконечных изменах усиливали почву для окончательной победы брата. Не признающая никаких моральных запретов Клодия не верила в супружескую верность Помпеи. Унизить ее мужа, известного своими похождениями, о которых его жена даже не догадывалась, такова была цель Клодии.

Поздним вечером уже в своем доме она зашла в соседний конклав, где находился ее брат. Стоявший с замершей в его объятиях молодой женщиной, он даже не повернул головы при появлении сестры. Клодия подошла к ним поближе. Тела молодых людей изгибались в приступах страсти. Улыбнувшись, она провела по обнаженному телу брата своими красивыми длинными пальцами.

– Она будет твоей, – загадочно сказала Клодия.

– Она и так моя, – проворчал Клодий, обнимая женщину и не соображая, о ком идет речь.

– И она тоже, – улыбнулась сестра, сбрасывая с себя тунику. Она наклонилась к девушке, и когда та подняла голову, они обе застыли в долгом поцелуе.

Между ними причудливо изгибалось мускулистое тело Клодия.

Глава XXXIV

И покажу Мое величие и святость Мою

И явлю Себя перед глазами многих народов…

Гребцы работали слаженно и четко. Слышался шум многочисленных весел, бьющих о воду. Несколько триер следовали по бокам судна, держась на почтительном расстоянии. Море было привычно спокойным на протяжении всего пути.

Вышедший на верхнюю палубу Гней Помпей был в хорошем настроении. Еще ни один римлянин не возвращался подобным триумфатором в город, не вез в Рим столько трофеев и пленных царей. Распределенные на трех других пентерах, следовавших позади, царственные узники ждут своего часа, дабы пройти за его колесницей в триумфальном шествии победителя по всему городу.

Двадцать два побежденных царя, присоединение к Риму новых территорий, неисчислимые потоки золота и серебра, драгоценных камней и художественных изделий – таковы итоги почти трехлетней кампании Помпея на Востоке.