Белый князь - Юзеф Игнаций Крашевский

сдались в плен. Старый командир, если бы был один, не сдался бы, наверное, до конца и дал бы сжечь себя с замком вместе, но сыновья на коленях его умоляли, чтобы спасти свою жизнь, а брат чуть ли не вынудил повесить зелёную ветвь.

В ту минуту, когда он уже был уверен, что захватит, к хмурому и гневному князю вернулись вся смелость и вера в себя. У ворот в два ряда поставили саксонцев и солдат Белого.

Поднялась крепостная решётка, открыли горящие ворота и старый Герард, которого вели два сына, вышел в полных доспехах. За ним шёл брат и тут же двадцать два вооружённых солдата… челядь и оруженосцы. Герард сперва принял сидевшего на коне Ульриха за князя и приблизился к нему, когда тот указал ему на Белого.

В свою очередь, для того, чтобы задобрить будущего шурина, он отослал князя к нему, а сам отскочил на несколько шагов, крича, чтобы тушили огонь.

Ульрих хотел по-рыцарски обойтись с пленниками и освободил бы часть за храбрость, если бы Белый не прислал ему требование, чтобы все были арестованы для выкупа. Мещане, которые теперь так же хотели спасти крепость для их князя, как прежде хотели поджечь для завоевования, брсились тушить, заливать водой огонь, забрасывать его землёй.

По ещё горящему пепелищу, опустив голову, въехал Белый в свою крепость, на крышах которой кое-где тушили гонты и доски… Зрелище было грустным. Герард, до последнего не отчаиваясь, в центре просторных дворов собрал лошадей, амуницию, запасы, всё, что имело какую-либо ценность. Кучами лежали там снаряжение, доспехи, одежда, сундуки, мешки… а посреди них вырывались испуганные огнём разъярённые кони.

Отворённые в доме окна и двери, открытые ставни, словно после ограбления и опустошения, делали его пустым и грустным.

Князь остановился и от какого-то ужаса и печали впал в неизмеримый и безудержный гнев, которого было не на ком выместить; Герард пал бы его жертвой, если бы не та мысль, что он может получить за него значительный выкуп… а денежный заработок был для него первой необходимостью.

Спешно подавили огонь и к полуночи дымили только залитые угли, а посреди замка саксонцы весело праздновали победу, для которой мало посодействовали.

Белый, подперевшись, сидел за столом, который для него принесли, и вместе с Ульрихом допивал мёд, извлечённый из какого-то тайного хранилища. Между ними стояла миска с едой, которую принесли из местечка. Оба молчали. Ульрих, для которого, видимо, этот человек, коему он помогал по просьбе сестры, был любопытной загадкой, изучал лицо князя, меняющееся самыми разнообразными впечатлениями мыслей, которые по нему проходили. Правда, можно было проследить за этими волнами сомнения и энтузиазма, гордости и страха, которые ударяли в грудь князя и извивались в его голове.

– Ну, что же дальше? – спросил весело с настоящим рыцарским равнодушием Ульрих. – Что вы думаете делать дальше?

Белый сжал рот, думал, поглядел, Ульрих напомнил ему о своей сестре Фриде, а она была самым сильным импульсом к действию.

– Что дальше? – повторил князь. – Это само собой разумеется. Правда, не повезло нам в Рацёнже, но мы возместили это на Гневкове, у нас два замка. На этом я останавливаться не думаю.

Он поглядел в глаза Ульриху.

– Хочется немного укрепиться здесь, чтобы у меня лишь бы кто Гневкова не забрал, который, впрочем, мне мещане стеречь и оборонять помогут. Нужно укрепить Золоторыю, а потом…

– А потом? – спросил с любопытством Ульрих.

– Потом пойду на Шарлей, а может, на Иновроцлав… – ответил Белый с гордостью и самоуверенностью.

– Прежде чем это наступит, – отозвался Ульрих, – я с моими саксонцами должен ехать в Дрзденк. Нужно дать немного отдохнуть им и коням, а кто знает, может, придётся защищаться дома, потому что готовы покарать меня за то, что я вам помогал.

– Не посмеют, – живо начал Белый, которому самому было необходимо заблуждаться. – Вы сами видите, что ко мне каждую минуту приходят люди. Как только разойдётся весть, что я взял Гневков, что Кристин и Герард в моих руках, на них нападёт паника. Не посмеют.

– Но если не для защиты Дрзденка, то для отдыха, мне нужно домой, – добавил Ульрих, вставая. – Возможно также, когда к вам наплывут люди и гневковские пойдут с вами, вы не будете во мне нуждаться.

Белый, которому, действительно, казалось, что обойдётся без помощи Ульриха, которому немного завидовал по поводу того, что ему и саксонцам могут приписать победы, не сказал ничего. Так вот, утром одарённые саксонцы, наделённый добычей Ульрих выехали назад в Дрзденк.

К счастью для Белого, слух о его нападении на Золоторыю, о захвате уже разошёлся и Ласота в своей Старой Деревне, узнав об этом, после короткого совещания с Дерславом, двинулся обратно к Белому. Выслали его, может, больше на разведку, чем ему в помощь, но Ласоту донимало безделье, хотел что-нибудь предпринять, лишь бы даром не есть хлеба у старика.

Белый как раз на следующее утро размышлял, кого при себе сделать правой рукой, которой ему очень не хватало, когда увидел на пороге Ласоту. Он приветствовал его с сильной и, может, даже слишком очевидной радостью. С его плеч упало бремя, было на кого его сбросить.

– Ласота! – воскликнул он, подходя. – Ты прибыл ко мне вовремя. У меня довольно людей, но мне командиров не хватает. Бог воздаст тебе, что помнил обо мне, а я буду стараться отблагодарить. Что слышно в Великой Польше?

– Тихо и пусто, – ответил Ласота. – Те, что были более подвижными, поехали в Кошицы сражаться с королём Людвиком языками, не имея возможности сражаться мечом. Пока они не вернутся в Великопольшу, нечего их считать, мы должны тут, в Куявии, сами справляться.

Князь на него взглянул.

– Как? – спросил он.

– Просто, – воскликнул Ласота, – люди, которые могут поднять меч, оседлать коня, должны идти с нами. Гневковские вам благоприятствуют, пусть же идут.

– Они должны идти! Пойдут! – сказал уже оживившийся князь.

Он на мгновение задумался и подошёл к Ласоте.

– Я даю тебе помощь, – сказал он, – я знаю, что всё вами сделанное, будет хорошо, приказывайте от моего имени!

Не было необходимости повторять это Ласоте дважды, он слегка поклонился и обернулся, его глаза заискрились.

– Если он не испортит мне то, что я предприму, мы наварим пива королю Людвику, которое ему не очень будет по вкусу.

Белый совершенно успокоился; он видел, что на Ласоту может положиться.

Он сам начал распоряжаться в своём старом замке, располагаясь и пытаясь привести его в прежнее состояние.

Одной из наиболее ощутимых нехваток, которую он сильно чувствовал, было отсутствие Буськи.

Этого шута,