Опасное соседство - Ялмар Тесен

Когда же наконец двуногий проснулся и задвигался, леопард напрягся и, глядя на выпрямившегося в полный рост человека, так сузил глаза, что они превратились в едва заметные щелки; он напряженно фиксировал каждое движение своей потенциальной жертвы: звяканье металла, кашель, возню с какими-то неясными и неживыми предметами… И только когда двуногий пошел прочь от ловушки, леопард наконец приподнялся, прыгнул и, припадая к земле, двинулся следом.

Вытянув в одну линию голову и тело, прижав уши и чуть приоткрыв пасть, он плыл, точно длинная черная тень, сквозь подлесок, рассекая это зеленое море все быстрее, но почти совершенно бесшумно.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Том Уиндвааи слез со скрипучей кровати, где спал вместе с женой, и вышел на двор помочиться. Он с удовлетворением отметил, что погодка будет отличной: в бледном предрассветном небе стояла полная тишина и на западе не было видно ни облачка. Том потянулся, зевнул и стал умываться под краном, вставленным в бак с дождевой водой; он даже вымыл голову и вычистил зубы, потому что во рту стоял противный сладковато-кислый вкус после вчерашней бутылки «джерепиго», которую они распили с его приятелем Хендриком Новембером. Он на минутку вспомнил о Превальски, оставшемся в клетке, и даже подумал, не сходить ли в лесничество за «лендровером», однако это конечно же сильно задержит его, а отлив ждать не будет. И в конце концов, сегодня ведь воскресенье, а для того чтобы забрать босса, потребуется никак не меньше часа, даже если они оставят клетку пока в лесу.

На кухне черная железная плита, которую топили дровами, была еще теплой; на ней стоял кофейник. Тому ужасно хотелось поскорее выпить кофе, так что он не стал возиться с плитой и разжег примус, потом под его уютное ворчание надел штаны, носки и ботинки. Он вчера завалился спать прямо в рубашке и трусам, а уж бриться сегодня не собирался ни под каким видом. Ожидая, пока согреется кофе, он вытащил из кладовой сумку с рыболовной снастью и лениво проверил ее содержимое. У него явно было маловато грузил, как и всегда, но если ловить аккуратно, то на день хватит, а вот крючков было вполне достаточно. Когда кофе согрелся, он налил полную эмалированную кружку, а остальное слил в бутылку и сунул ее в сумку вместе с двумя жаренными на жире лепешками. Кофе был крепкий и сладкий; он макал в него лепешку и медленно жевал, обильно запивая каждый кусок. Когда он выключил примус, в домике снова стало тихо; из спальни, где по-прежнему спала жена, доносилось тихое похрапывание, и он с удовольствием сидел и курил сигарету, окруженный покоем дома, знакомыми уютными кухонными запахами, а в приоткрытую дверь кухни падали косые лучи солнца, и куры под предводительством важного петуха с кудахтаньем расправляли ноги и заходили внутрь, чтобы поискать на полу крошек. Хижина была крыта почти новым рифленым железом, так что, подняв голову, он сумел разглядеть только две малюсенькие круглые дырочки от гвоздей, сквозь которые просачивались солнечные лучики, но вряд ли такие дырочки могли дать сильную течь по время дождя. Том гордился своими ребятишками, спавшими в соседней комнатушке: их у него было трое, и Томми очень хорошо успевал в школе. Когда в апреле родится еще ребенок, стоит подумать о пристройке новой комнаты, хотя лесничество вроде бы собиралось строить пять новых коттеджей и, может быть, ему удастся получить один из них. Что ж, отложим все дела на завтра, решил он, а сегодня беспокоиться решительно не о чем.

Том встал, отодвинул драную занавеску, служившую дверью в их спальню, и поднял с пола свою куртку. Потом снял шляпу с одной из шишек, украшавших железную спинку кровати, потрепал жену по плечу и, когда она наконец шевельнулась, сказал: «Ну, я пошел», услышал ее невнятный утвердительный ответ, взял на кухне свой спиннинг и, минутку помедлив и хлопая себя по карманам в поисках спичек, вышел на двор, освещенный неяркими пока солнечными лучами. По отлично утоптанной тропинке он километров пять шел через лес и, минуя прибрежные утесы, вышел к морю. Высокие мощные деревья в лесу постепенно сменялись более хилыми и низкорослыми, которые, в свою очередь, уступали место похожим на газон зарослям вереска и мелианта, резко обрывавшимся у самого края каменистых утесов. Здесь виднелись следы автомобильных шин, но сейчас было еще рано, и старого разбитого «форда-универсала» он не заметил. Он выбрал себе местечко поудобнее и, пристроив удочку и рюкзак, уселся и раскурил трубочку. Парочка нектарниц с озабоченным видом сновала в зарослях эрики метрах в двух от того места, где он сидел, — самец с блестящим черным и изумрудно-зеленым оперением красиво выделялся на голубом фоне безбрежного морского простора и кроваво-красных цветов. Том отметил все это с тихим удовлетворением, однако без особого интереса.

Сейчас весь мир для него был заполнен лишь ароматами моря, и, как и всегда, когда ждал здесь, он думал о том, какой будет предстоящая рыбная ловля, и вспоминал прошлое.

Уже больше пяти лет он рыбачил вместе с Каннингемом.

Где-то раза два в месяц в лесничество привозили от него записку, и Том всегда приходил на это самое место. Порой, если погода резко менялась, он, прождав около часа напрасно, либо все же спускался к морю один, либо возвращался домой тем же путем, каким пришел сюда. У него никогда не было собственных часов, да он особенно и не стремился ими обзавестись, ибо ко времени и назначенным встречам относился философски. Он услышал грохот старого «форда» задолго до того, как тот показался из лесу, и очень обрадовался, увидев, что Каннингем приехал один. Стоило появиться здесь хотя бы одному новичку — и прощай рыбалка: Том превращался тогда всего лишь в подмастерье, в мальчика на побегушках, то есть без конца насаживал наживку, забрасывал удочки и проверял снасти. Вдвоем с Каннингемом он удил рыбу на равных, они даже перекусывали вместе, и он радовался не меньше Каннингема, когда тому удавалось поймать хорошую рыбу, если не считать того, что парочка жирных капских корацинов могла бы стать весьма существенной добавкой к рациону его семьи. Об остальной жизни своего белого приятеля Том знал очень мало. Он не сомневался в том, что Каннингем богат: тот владел огромным домом и на своей земле ничего не выращивал, только держал скаковых лошадей, которых Том считал совершенно бесполезными животными с точки зрения земледельца.

Прыжками спустившись к машине, Том снова в душе восхитился тем, как легко этот огромный мужчина с седеющей черной бородой преодолевает крутую каменистую тропу почти в полкилометра длиной, ведущего к морю, потом целый день с неизменным энтузиазмом удит рыбу, что обычно не свойственно пожилым белым, а потом снова легко взбирается по тропе вверх, пьет виски и еще по крайней мере полчаса разговаривает только о рыбной ловле, когда они едут обратно.