Обнаров - Наталья Троицкая

– Выпейте. Выпейте, батенька мой. Имею большую уверенность, что это вам не повредит, – доктор Михайлович протянул Обнарову стакан с зеленоватой жидкостью. – Отвар девясильской мяты. Мне друзья из России присылают. Слегка успокоит.

Обнаров отвернулся.

– Что же вы творите, драгоценный мой, уважаемый Константин Сергеевич? Хотите эмоций, хотите истерик – ступайте в русскую православную церковь Ильи Пророка. Исповедуйтесь, совета у батюшки спросите, помолитесь. Сядете в такси, скажете: «Проспект Шдерот-А-Наси, музей японского искусства “Тикотин”». Я вам сейчас эти названия запишу. Пройдете немного вперед, увидите бензоколонку, перейдете дорогу и в стене увидите калитку во дворик. Службы в церкви проходят по субботам и воскресеньям, но священника в церкви можно найти всегда

Доктор Михайлович сел рядом с Обнаровым и отхлебнул травяного отвара из того самого стакана.

– Четвертого сентября заканчиваем первую фазу индукции ремиссии. Нужно приступать ко второй фазе. Вам нужно внести деньги. Это все, что требуется от вас. Лечение нельзя прерывать.

Обнаров закрыл лицо руками, сжался в жалкий комок и заплакал, то и дело хрипло всхлипывая, вздрагивая всем телом от горьких слез бессилия.

Михайлович погладил его по спине, сжал плечо.

– Надо терпеть. Надо всем своим видом жене показывать, что все идет правильно, что лечение закончится хорошо. Вы, дорогой мой Константин Сергеевич, не имеете права на отрицательные эмоции. Вашего жизнелюбия, веры и надежды на двоих должно хватить. Да, выглядит она плохо. Да, смотреть вам на нее больно. Но с медицинской точки зрения все идет правильно. Сначала мы убиваем заразу. Организм от этого страдает. Но когда мы заразу убьем, ваша жена обретет былую форму в считанные недели. Господь испытаний не по силам не дает. Так что, пожалуйте в мою комнату отдыха, умойтесь, приведите себя в порядок, я распоряжусь насчет чая, и ступайте, драгоценный мой Константин Сергеевич, к жене. Она там наедине с болезнью. С вами вас будет двое против одного. Или вы предпочитаете воевать на неприятельской стороне?

– Ты вернулся? Костенька, я думала, ты совсем ушел. Увидел, что от меня осталось, и ушел.

Сквозь стерильную маску Обнаров поцеловал жену в уголок губ.

– Я устраивал докторам грандиозный скандал за то, что они постригли тебе волосы без моего согласия. Этого не было в договоре!

Тая слабенько улыбнулась.

– Врешь ты все. Я слышала. Ты думал, меня плохо лечат…

Рукой в стерильной перчатке Обнаров погладил жену по щеке.

– Таечка, родная моя, прости меня. Я просто сумасшедший. Я так люблю тебя, что готов даже на глупые поступки. Представляешь, я разгромил кабинет главврача, чуть не пришиб двух докторов!

Она вымученно улыбнулась.

– Ты можешь…

– Я знаю, я сильным должен быть, а у меня не получается. Мне больно и страшно. Больно от твоих страданий и боли. Страшно от того, что помочь не могу. Я так хочу, чтобы ты скорей поправилась. Ты так нужна мне!

Он погладил жену по ежику коротких волос.

– Костенька, ты очень устал. Ты не переживай так. Время ведь не подтолкнешь.

– Знаю…

– Сегодня двадцать третье августа. Первая фаза индукции ремиссии закончится, будет смена препаратов. Будет легче.

Обнаров взял руку жены, поцеловал.

– Кто же кого успокаивать должен?

– Конечно, я тебя, хороший мой. Ты весь извелся, худющий стал, человек со взглядом больной брошенной собаки.

Он улыбнулся.

– Как же мне повезло, что ты у меня есть!

– А мне-то как! Расскажи, как дома?

Он стал рассказывать о сыне, о маме с сестрой, о работе. Она слушала, неотрывно глядя на него, потом ее веки то и дело стали смыкаться, и усталая, она уснула.

Жена спала, а он все сидел подле и гладил ее сухонькую исхудавшую руку, перебирая тонкие побелевшие пальчики. На руке было обручальное кольцо. Чтобы оно не соскочило и не потерялось, с ладонной стороны между кольцом и пальцем был просунут свернутый в несколько раз тетрадный листок. Подумав, что кольцо с листком больно сжимает палец, Обнаров осторожно вытащил его, развернул, прочитал: «Если не успею сказать: «Костенька и Егорушка, я вас очень-очень люблю. Простите. Прощайте…» Обнаров свернул листок, осторожно положил его на прежнее место, поцеловал кольцо и ладошку жены. Несколько раз он глубоко вдохнул, не давая волю чувствам, поправил одеяло и стал терпеливо ждать, когда жена проснется.

Когда Тая проснулась, пришли несколько врачей и медсестра, укутанные с головы до пят, как и Обнаров, во все стерильное. Врачи осмотрели Таю, посовещались, проверили назначения, медсестра взяла анализ крови и все опять ушли.

– Хочешь, я включу телевизор? Поймаю какой-нибудь российский канал.

Тая качнула головой.

– Лучше расскажи мне что-нибудь, а я буду смотреть на тебя и слушать.

Он стал рассказывать, стараясь припомнить что-нибудь забавное и смешное. Ему было приятно видеть, как лицо жены светлеет, как теплеют ее глаза, как бледные высохшие губы вытягиваются в тонкую улыбку-полосочку. В такие мгновения он был счастлив оттого, что она могла, пусть на мгновения, забыть боль и страдания.

Вернувшаяся вскоре все та же медсестра дипломатичным, но не допускающим возражений тоном сказала:

– Прошу меня извинить, господин, но госпоже Ковалевой необходимо приступать к гигиеническим процедурам.

– Я – супруг госпожи Ковалевой. Я могу помочь. Только покажите, что и как делать.

Медсестра доброжелательно улыбнулась.

– Конечно. Это не трудно, господин Ковалев.

Медсестра научила его, как нужно правильно подавать больной судно, как проводить гигиенические процедуры, как перестилать постель, как делать массаж спины и ягодиц, чтобы не было пролежней, как втирать питательные травяные лосьоны и настойки. Тая смущалась, но не была против. Она понимала, что мужу важно быть хоть чем-то ей полезным.

За мелкими бытовыми хлопотами наступил вечер. Принесли ужин. Обнаров с удовольствием кормил жену с ложечки, при этом рассказывал что-то хорошее, радостное. После ужина медсестра поставила Тае капельницу.

– Господин Ковалев, ваша жена скоро уснет, а вам пора уходить. Прошу меня простить, но время посещений закончилось два часа назад.

Обнаров ушел только, когда жена уснула.

На следующее утро он был снова рядом. Очнувшись ото сна и увидев рядом мужа, Тая провела по воздуху рукой, точно стараясь стереть видение. Он рассмеялся, поймал руку жены, поцеловал.

– Костик… – она задохнулась от счастья.

– С добрым утром, Таечка!

Обнаров потрогал ее лоб. Лоб был прохладным, и Обнаров поблагодарил Бога, что лихорадка не возвращается.

– Как тебя пустили так рано?

– Я не уходил. Мне Анатолий Борисович разрешил переночевать в его кабинете. Он сегодня дежурил ночь.