Год Крысы. Путница - Ольга Громыко

— А может, Жар?

— Еще чего. Чтоб она у меня вообще отвалилась? — Альк шевельнул пальцами раненой руки.

Рыска нерешительно вытряхнула на ладонь иголку с покрасневшей от вина ниткой. Одно дело рубашку штопать, и совсем другое — по живому телу! Это ж так больно, наверное…

— Но я никогда…

— Вот и научишься.

Саврянин приподнял плечо, заставив края раны сомкнуться. Кровь все равно продолжала подтекать, разноцветными пятнами — алое, бурое, вишневое, — заляпав руку и полспины. Вытирать было бесполезно, кровить начинало с удвоенной силой.

— Шей давай, — поторопил Альк. Загар не скрывал его бледность, а подчеркивал, став сероватым. — Пугаться потом будешь.

Рыска закусила губу. За молодыми бычками на хуторе нужен был глаз да глаз — то, вскачь сорвавшись, на сук налетят, то один другого рогом пропорет, всерьез или играя. Но у бычков шкура толстая, и то так брыкались, что за все четыре ноги привязывать приходилось, и еще двое батраков с боков налегали. К тому же тогда Рыска только глядела, а не шила!

Саврянин держал руку совершенно неподвижно, и от этого было еще страшней.

— Сильнее, сильнее стягивай, — шипел он сквозь стиснутые зубы. — Не носки штопаешь…

Проступившая на спине испарина собиралась в капельки и точила дорожки в кровяной корке. Альк чуть сменил позу — края раны шевельнулись, из незашитого плеснуло, — побледнел еще больше и глухо застонал.

Девушка испуганно замерла с поднятой иглой:

— Еще три стежка осталось. Потерпишь?

— Мой ответ что-то изменит?!

Когда Рыска закончила, вид у нее был немногим краше Алькова. Хорошо хоть Жар задержался и помог с перевязкой и уборкой; правда, потом парню пришлось так мчаться в молельню, будто за ним гнался сам Саший.

— Сойдет, — сухо бросил Альк вместо благодарности и, с усилием поднявшись, пошел в свой запечный закуток.

А у Рыски руки дрожали до самой ночи.

Утром плечо опухло и покраснело. Саврянина лихорадило, но он, не проронив и слова жалобы, встал, как обычно, окатился водой у колодца, сам сменил повязку и оделся. За стол сел — однако, едва понюхав яичницу, скривился и отодвинул тарелку:

— Квасу лучше налей.

— Может, не пойдешь сегодня никуда? — сочувственно предложила Рыска. — Отлежишься?

Альк в несколько жадных глотков осушил кружку и поднялся:

— Из-за какой-то царапины?

— У тебя же жар!

— У тебя тоже. Вон сидит лыбится.

— Я имела в виду…

— Все, я пошел. — Белокосый небрежно сгреб мечи за ремень ножен, закинул за плечо и вышел.

— Ну и что нам с ним делать? — жалобно обратилась Рыска к Жару.

Вора больше тревожило другое.

— Зачем он оружие с собой взял? До сих пор же голыми руками обходился.

— Рука-то у него одна осталась.

Друг все равно недоверчиво покачал головой:

— Не потерял же, а ранил. И он левша.

— Все равно — меньше лезть будут, если его с оружием увидят. — Рыске, напротив, было поспокойнее, что Альк ушел не с голыми руками.

— Разве что, — нехотя согласился Жар, в отличие от подруги зная, что мечом можно припугнуть только безоружного, трезвого, а вооруженная пьянь еще больше нарываться станет, желая доказать, что она круче. Парень даже пораньше из молельни отпросился, если вдруг Рыске опять помощь с этим ходячим несчастьем понадобится, — но Альк вернулся в обычное время, с виду целый, только осунувшийся, будто на нем весь день пахали. Даже о порог споткнулся, чего с ним отродясь не бывало.

— Дай я погляжу, что с рукой! — тут же кинулась к нему девушка.

— Смотри, — с деланной неохотой согласился Альк, осторожно — словно держа на голове кувшин с водой, опускаясь на лавку и подставляя плечо.

Рыска уже по этой покладистости догадалась, что дело плохо. Торопливо размотала повязку, оказавшуюся промокшей почти насквозь, и ахнула.

— Ну что мне с вами, дураками, делать?! Один по занозе вой подымает, а другой с полуотрубленной рукой целый день ходит и ничего не скажет, пока замертво не рухнет! Вас бы сложить вместе и поделить, авось бы да вышел толк!

— Вот еще! — в один голос возмутились мужчины.

В глазах у них был такой священный ужас («Меня — с этим?!»), что Рыска, не утерпев, рассмеялась. Хотя весельем тут и не пахло. Видимо, днем Альку пришлось немало поработать правой рукой, и края раны, несмотря на шов, разошлись — хорошо хоть не до конца. Краснота расползлась по всему плечу, еще чуть-чуть, и на локоть перетечет. Похоже, в шею саврянину тоже стреляло, потому что поворачиваться он старался всем телом.

— Ужас какой! Альк, тебе завтра нельзя никуда ходить! Попроси у кормильца, чтобы отпустил на денек, отлежаться.

— Просто промой и перевяжи, — начал злиться белокосый. — До утра подживет.

— А до следующего вечера отвалится, если продолжишь ею махать!

— Постараюсь беречь.

— А сегодня почему не старался?!

— Ладно, сам перевяжу. — Саврянин встал, пошатнулся и оперся о стенку. Поморгал, отгоняя дурноту.

— Нет уж! — Рыска решительно обхватила его поперек груди — Альк был горячий, как печка, даже сквозь рубашку, — и заставила снова сесть. — Ты сам наперевязывался уже!

— Отстань, — вяло огрызнулся саврянин, но повязку сменить позволил. Есть опять не стал, так по стенке и уполз на печь, посоветовав Жару неприличное на предложение подсадить — хотя именно оно заставило его собраться с силами и с третьей попытки залезть.

Вор из любезности отругнулся и с чистой совестью пошел спать. Рыска тоже легла, даже огонь задула, но так просто заснуть не смогла. Дыхание Алька, обычно бесшумное, а теперь хриплое и неровное, разносилось на всю кухню. Когда он начал изредка постанывать, Рыска не выдержала и снова зажгла лучинку.

— Хочешь, я за лекарем сбегаю?

— Зачем?

— А вдруг ты умираешь?!

Саврянин дернул углом рта, намечая снисходительную улыбку. Вид у Рыски был испуганный и жалобный.

— Не умираю.

— Откуда ты знаешь?

— Есть с чем сравнить. — Альк чуть изменил позу, скрипнул зубами. — Меня просто лихорадит. К утру отпустит… наверное. Принеси воды.

Рыска бросилась к ведру, чуть не свернув его с полки.

— Вот, попей!

Саврянин с усилием приподнялся, взял кружку — даже в полутьме было видно, как она дрожит, хорошо, что не до верха наполнена. Под боком у Алька что-то блеснуло. Рыска испуганно отшатнулась, вообразив, что это деньги и рядом снова шныряют крысы, но потом разглядела обнаженный клинок.

— Раньше даже на работу брать не хотел, а теперь и во сне не расстаешься?

Альк вернул кружку и сполз обратно. Нащупал оголовье, подтянул меч к груди, как ребенок куклу.