Короли рая - Ричард Нелл

Тот провел ее через этот хаос к ларям, днища которых сочились солью или, возможно, песком. Вперемешку с ними располагались круглые скопления домов, построенных так тесно, что имели общие стены. Крыши сплошь были просто из соломы, как на Юге, с одиночными V-образными отверстиями для очага, вырезанными в центре, и сложенными возле лестниц деревянными досками для прикрытия. Дома эти выглядели дешево, но были столь же удобными или даже лучше, чем всё, где выпало жить Дале до подворья.

Вачир остановился здесь и снова оглянулся на уже почти опустевшие улицы.

Глубоко вздохнув, он рассказал о ночных сборищах сыновей-одиночек – людей, которые забивали скот, хоронили трупы или вывозили городские отходы в обмен на достаточное количество пива и вина, чтобы не думать о своем будущем. Он рассказал о «неизбранных» – либо лишенных вождя, либо бедняках, не имеющих ни почета, ни надежды на пару. Он поведал о беззубом несогласии, понятном всем, о безоружных бездельниках-бродягах, ненавидящих весь мир, но недостаточно для того, чтобы с ним бороться. По тому, как он говорил все это, было ясно: он считает таких мужчин глупыми, но опасными – и жалеет их.

– У них есть предводители? Ты знаешь, кто они?

Вачир кивнул и нерешительно перевел взгляд в направлении шума позади них. Она оглянулась и увидела группу тощих бородатых мужчин с молотками и пилами в руках. Завидев Далу, они перестали болтать и смеяться; их лица превратились в невыразительные маски. Войдя в круг, они поклонились и пробормотали: «Жрица», и Дала с капитаном кивнули в ответ. Когда они миновали ворота и разошлись по домам, капитан разжал челюсть.

– Прошу прощения, госпожа. Но что, по-вашему, вы способны для них сделать?

Дала резко повернулась к нему:

– Больше, чем ничего, капитан. Мне что, сдаться, потому что это трудно?

Он снова посмотрел ей в глаза и обратно на свой дом.

– Есть разные группы.

– Я начну там, где ты сочтешь лучшим.

Он погладил свою бородку, и вокруг его глаз собрались морщинки.

– Есть один золотарь по имени Бирмун. – Он убрал языком грязные волосы с губы. – К его словам прислушаются.

Дала поблагодарила его, и он согласился вновь поговорить с ней завтра или, может, послезавтра. Затем повернулся спиной, чтобы уйти, и замер, видимо только что осознав свою грубость. Развернувшись, он поклонился и сказал: «Хорошего вечера, Жрица», как будто мыслями был далеко.

Он был вдвое старше ее, но Дала смотрела на его сильные плечи, когда он уходил. Он назвал меня Жрицей, подумала она, не ученицей.

Она легкой походкой вернулась на подворье, не замечая заката и шумных городских улиц, и та же надежда, которую она внушила капитану, прорастала внутри нее, как сорняк.

Ночь прошла почти без сна. Дала вскочила с жесткой, плоской полки, которую здесь называли кроватью, и впервые переписывала книги с улыбкой, даже не вспылив, когда перед завтраком половину ее овсянки вывалили на круглую лужайку. Она выполняла рутинную работу и ждала весь день, неприкрыто шпионя за сменами караула и внимательно пытаясь сопоставить лицо каждого стражника с именем, вознамерившись узнать те, что ей неизвестны. Она следила за каждой пересменкой, глядя вслед каждому воину, покидавшему свой пост, – но капитан Вачир не вернулся.

Еще одну ночь Дала скоротала, ворочаясь с боку на бок, а утром выскользнула до солнца, чтобы увидеть лица ночных сторожей. Но так и не увидела Вачира.

Когда утренняя смена вновь пришла без своего капитана, Дала больше не могла терпеть и подошла к охране.

– Он болен, – сказал невыразительно и глухо старый ветеран со стены, а остальные проигнорировали Далу.

Тогда она спросила у воспитательницы, и сморщенная женщина подняла глаза от своих книг и списков, чтобы сказать: «Стражники разберутся сами» – таким тоном, будто ее лимон заставили жевать, затем жестом указала девушке на дверь.

Еще один день миновал в трудах, и у Далы сводило живот; затем настала и прошла ночь, и Дала вышла рано на третий день, чувствуя усталость и безнадежность. С рассветом она увидела, как Вачир, хромая, вошел через ворота. Его люди подставили ему стул.

Опухшее лицо капитана было в синяках, левый глаз едва виден, щеки раздулись, как у новорожденного. Какое-то время Дала пряталась, пока тот не остался один, а когда наконец набралась смелости заговорить с ним, Вачир отвернулся.

– Они не встретятся с тобой, – сказал он грубым голосом, и ей хотелось задать сотню вопросов и извиниться или сделать хотя бы что-то. Но что именно она могла сделать?

Мужчины есть мужчины, решила она и отбросила чувство вины, напомнив себе о важности своего дела.

Но все-таки ей нужно встретиться с этим Бирмуном или, возможно, с другими, а она понятия не имела, как это сделать. Она прошлась по желтой траве подворья до того, как проснулись остальные, надеясь, что одиночество поможет.

Должен быть иной способ. Я зашла так далеко не затем, чтобы сдаться.

Она занялась рутинными делами, так как не имела выбора: формально их распределяли воспитатели, но реально – ключевые девчонки, и Дале всегда выпадала уборка. Она отдраила спальню колодезной водой с мылом, подмела дорожки и прошерстила траву в поисках оброненных объедков или птичьего помета. А когда почти закончила, выскользнула из подворья, прежде чем кто-то ее остановил, и прошлась по улицам Орхуса, зная, что сможет доделать позже, до захода солнца.

Она надела тулуп из грубой шерсти и засунула под него свою шаль, желая избежать внимания, пристальных взглядов или узнавания. Этот город всегда казался удушающим и тесным – все эти люди стряпали, кричали, плевались и смешивали свои суетливые жизни с жизнью Далы, нравилось ей это или нет. Он заполнял ее ноздри и уши ежемгновенно и заставлял тосковать по сельской тиши. Но у каждого места есть конец, подумала она, и я могу шагать весь день, пока не найду его.

Когда она впервые пришла сюда с Юга, ей явились холмы и утесы из красного сухого камня, где обитали только стервятники, орлы и кролики. С тех пор самое дальнее, где она побывала, – Север, в направлении Зала Суда и моря, но никогда у самого края, и везде были орды людей. В этот раз она повернула к Востоку.

Она шла от богатых строений к бедным, вдоль изогнутых наслоений каменных и дубовых домов к другим, из грязи и соломы. Она миновала поле гейзеров, извергающих соленую воду в клубах пара, и смотрела, как дети играют на скользких камнях, а пожилые женщины окунают ступни в зловонные солоноватые озерца. Ноги Далы устали,