Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия

Зная, что Гистасп не видит, Иттая зажмурилась, закусив губу.

Все это было слишком.

Сколько она намекала, сколько раз пыталась сократить дистанцию между ними прежде. Но Гистасп всегда держался на расстоянии, и самое большое, что позволял себе со дня объявления помолвки — взять её за руку или напутственно приобнять за плечо. Даже сегодня у алтаря в храме, даже на пиршестве в чертоге, он нарочито избегал любых трогательных ласк.

Сейчас Гистасп бушевал, как вулкан, погребая под собой любые протесты. Чем дальше он заходил вперед, тем сильнее у Иттаи возникало чувство, будто её за что-то наказывают. Она снова безумно задрожала, напуганная необъяснимым поведением мужа. Почему он такой? Где всегда вежливый и добродушный генерал? Почему не улыбается? Почему не пытается успокоить? Мама ведь говорила, что в первый раз мужчина обязательно будет мягок и терпелив!

Почему, о, Праматерь, у него такие твердые руки?!

Вместо ответа она почувствовала, как чужая ладонь протиснулась меж бедер. Гистасп наблюдал с удовольствием. Действовал не грубо, но на той самой тонкой грани насилия, которую, в силу опыта, осознавал только он.

— Гис-тасп, — наконец, безвольно позвала девушка, ловя губами воздух и заставляя мужа согнать с глаз стеклянную пелену самовлюбленного наблюдателя.

Тот чуть дрогнул в лице, будто говоря: «Я слушаю».

Иттая повела плечиком, провела ладонями по груди мужчины, по плечам, по каждому шраму, до какого смогла дотянуться, не прерывая зрительного контакта. Может, он таков, потому что она совсем не думает о нем? Он ведь делает все, чтобы Иттая сошла с ума от восторга и неведомых прежде ощущений, а она… что сделала она, чтобы Гистаспу было приятно?

Облизав губы, Иттая прошлась по лицу мужчины рассеянным взглядом. Она мало что знала об отношениях мужчины и женщины и о том, что может порадовать Гистаспа сейчас. Поэтому решилась сделать то, что наверняка возымеет эффект.

— Я слушаю, — напомнил о себе Гистасп с чуть уловимыми нотками недовольства, что его прервали.

— Я хочу верить тебе, Гистасп, — собралась Иттая с духом и открыто призналась. — Я не говорила этого, но ты ведь наверняка знаешь, как… дорог мне. Гистасп, я лю…

Он закрыл ей рот ладонью, которая мгновением раньше была совсем в другом месте. Понаблюдав за переменой чувств в карих глазах, Гистасп наклонился к женскому уху и погрузил влажные пальцы Иттае в рот, прошептав:

— Солнце мое, я так не люблю, когда женщины болтают в постели.

Иттая сдалась. Гистасп был настойчив и нетерпим к любому протестующему жесту. Он не хотел слышать никакое её слово. И заставлял слизывать с пальцев её собственный привкус.

А потом раздвинул девичьи ноги и, пристроившись, толкнул бедрами вперед.

Неудачно. Завизжав от боли, поджавшись всем телом, Иттая отодвинулась к изголовью кровати, оставшись нетронутой. К такому Гистасп готов не был. Он сжал зубы и рванулся еще раз. Иттая, уже не скрывая всхлипов и слез, успела отползти опять.

— В чем дело? — за низким голосом и требовательной интонацией Иттае впервые в жизни открылась натура Гистаспа. Та самая, за которую Бану раз за разом призывала кузину подумать насчет генерала еще разок.

Девица только успела пискнуть, пораженная открытием бездушного убийцы в ледяных серых глазах, прежде чем почувствовала на обоих плечах неумолимые мужские руки.

— Ты же сама этого хотела, — напомнил альбинос и толкнул девчонку себе навстречу.

Иттая заверещала, и Гистасп не стал успокаивать — ни словом, ни поцелуем.

Ну вот и все, цинично подумал он. Можно заканчивать фарс.

Не двигаясь внутри, Гистасп поймал одну из ладоней Иттаи, которыми она закрыла заплаканное лицо, заставляя посмотреть на себя полными обиды и боли глазами.

— Если ты хотела мне верить, Иттая, то почему не поверила сейчас? Без всего этого, — он взглядом прошелся по её лицу, будто указывая на слезы, — можно было обойтись.

Танин не нашлась с ответом — только всхлипнула, утирая капли с лица.

Гистасп отпустил руку жены, отвел от её лица сладко надушенную каштановую прядь. Сбивчивое дыхание женщины приходило в порядок, всхлипывала она чуть реже. Зато Гистасп был на пределе.

— Если ты готова теперь верить мне, — хрипло попросил он, — поцелуй меня.

Боясь, что на её протест Гистасп унизит как-то еще или причинит новую боль, Иттая кое-как подняла голову и коснулась губ мужчины. Едва он ощутил теплое и влажное касание к устам, измученный долгими ласками зверь ткнулся вперед. Иттая пискнула, но, проглотив вскрик, больше не пыталась отстраниться.

Вот. Вот ответ на её давний вопрос: если нет шансов доказать надежность временем, её можно доказать верой.

Иттая, немного вздрагивая, лежала рядом с мужем, не зная, можно ли прижаться к нему в поисках утешения, или стоит кинуться и расцарапать лицо, грудь — все, что попадется под руку. У неё саднило все тело, кожа горела, и Иттае казалось, что в скором времени она вся превратится в один большой синяк.

— Ну хватит уже трястись, — проговорил Гистасп, привлекая супругу за плечо. Иттая тут же легла головой ему на грудь. Правда, растерянности в ней не убыло. Он такой странный! Он совсем не такой, каким был всегда! Что же на самом деле…

Гистасп настойчиво сжал женское плечо.

— Ты все еще дрожишь, — напомнил он осуждающе. — А я очень хочу спать. Если тебе очень больно, давай я позову кого-нибудь из лекарей.

Иттая дёргано мотнула головой.

— Не надо.

Она ненадолго затихла, всеми силами стараясь унять дрожь, а потом все-таки, едва Гистасп начал засыпать, спросила:

— Почему ты так холоден? — чуть приподнялась, оперевшись на грудь мужа.

— Тебе холодно? — безучастно переспросил альбинос, косясь на жену. — Мне казалось, я разогрел тебя достаточно. Если хочешь, можем повторить, но, — он глазами указал куда-то дальше, в одеяло, и его взгляд сделался сочувственней, — думаю, тебе нужно время, чтобы все немного зажило.

Иттая едва не зарыдала от его слов и тона, которым они были сказаны. Но сдержалась: он обидел её достаточно, чтобы унижаться еще.

Гистасп мог вздернуть её на самый пик безумия и даже удовольствия, несмотря на боль — Иттая запомнила. Но тут же скинул обратно — намерено и жестоко, показав, сколь обыденно для него происходящее. Это она тоже запомнила — и сжалась. Нет ничего больнее, чем любить человека, несмотря на разочарование в нем.

Усталость сморила женщину накрепко, но, когда Гистасп неожиданно вывернулся из-под головы супруги и аккуратно положил её на подушку, Иттая, разлепляя глаза, встревожилась.

— Куда ты идешь?

— Надо идти, — исключительно бессодержательно отозвался мужчина.

Женщина перевела взгляд на камин — огонь еще не потух. Выглянула в окно: рассвет только подкрадывался. Вряд ли они проспали больше двух-трех часов.

— Куда ты? — настояла она. Как ни крути, а она все-таки госпожа танской крови, и благодаря ей Гистасп породнился со своей обожаемой таншей. Так что пусть знает свое место: у неё есть право требовать отчета.

Гистасп так не считал. Он обязан не причинять ей намеренный вред — это все, о чем его попросила Мать лагерей.

— Я, конечно, твой муж, но я еще и генерал, — со скучающей физиономией объяснил мужчина. — Тану свалила на меня кучу работы в последнее время, мне некогда спать долго.

Иттая хотела, было, заявить, что все это полнейшая чушь, но не была уверена, что это в самом деле так.

Гистасп оделся.

— Зачем ты говоришь со мной в таком тоне?

— Праматерь! Иттая, давай без идиотских вопросов, — отмахнулся мужчина. — Я со всеми говорю в этом тоне.

Но она же — не все! — взбрыкнула в душе женщина.

— Я совсем не могу тебя понять, — в её глазах, обращенных прямо на мужа, застыли слезы.

Гистасп такому заявлению немало удивился.

— А должна? — искренне поинтересовался он. Не дожидаясь ответа, приблизился к изголовью кровати со стороны, где лежала жена.