Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж

— А мне и невдомек, что оно будет, — призналась я.

— Ну и ну! — искренне удивился ученый. — Это ведь основное астрономическое событие года. Видать, ты была очень занята, если о нем не слышала.

Да, я была слишком занята, это точно. Другой вопрос — чем.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась я. — А когда оно произойдет? Я никогда не видела затмения.

— Через пятнадцать дней, — ответил он. — Конечно, ты его не видела, оно ведь будет первым за пятьдесят лет. О, это выдающееся событие! Все ученые готовятся наблюдать за ним. Представь себе: небо потемнеет, и звери решат, что наступила ночь. Все стихнет, похолодает… Ни в одном театре такого не поставят!

— Но сильно ли стемнеет?

— Как ночью! — с воодушевлением заявил Диодор, но потом, замявшись, признался: — Правда, своими глазами я тоже ни одного не видел. Рассказываю лишь то, о чем читал. Жду с нетерпением, когда оно произойдет.

Затмение. Что бы это значило? Надо проконсультироваться с моими придворными астрологами и с чужеземными тоже — наверняка к затмению их понаедет немало.

Когда все было готово, Диодор устремился к светильнику, чтобы зажечь огонь и начать опыт.

— Представьте себе, что это Солнце, проливающее свет и тепло…

Указав на Землю — деревянный шар, висевший между двумя колоннами, — и Луну, он потянул за веревки и заставил шары пройти один мимо другого так, чтобы их тени перекрывались. Когда «Луна» проходила между «Землей» и «Солнцем», это вызывало затмение «Солнца», а когда «Земля» проходила между «Солнцем» и «Луной», случалось затмение «Луны».

— Видите, как изогнута тень? — спросил он возбужденным голосом. — Это кривизна земной сферы. Если измерить ее и установить, на каком расстоянии находится Луна, мы узнаем размер Земли. Ты все понял?

Вопрос был обращен к внимательно наблюдавшему за опытом Цезариону.

— Да, конечно, — отвечал мальчик очень серьезно. — Проблема в том, как точно вычислить расстояние до Луны.

Диодор был поражен его кратким и точным ответом.

Как и я.

В ту ночь, прощаясь со мной перед сном, Цезарион сказал:

— Может быть, мне нужно стать астрономом. Или математиком.

Да уж, хорошие занятия. Достойные и, главное, безопасные.

— Может быть, — ответила я. — Зависит от того, к чему призовет тебя судьба.

Разумеется, почему бы царю Египта не быть математиком? Одно другому не мешает.

Теперь я с нетерпением ожидала дня затмения и каждую ночь наблюдала, как убывает, истаивая кусочком бледного воска, Луна. Солнечное затмение наступит тогда, когда Луна станет совершенно темной.

Рассказы Диодора так повлияли на Цезариона, что в предвкушении великого события мальчик потерял сон и несколько раз являлся ко мне посреди ночи со словами:

— Я не могу спать!

Однажды он сказал:

— Расскажи мне еще раз про Артемиду и Аполлона, как они гоняют по небосводу на лунной и солнечной колеснице. Правда, что затмение случается, когда их колесницы сталкиваются?

Он рассмеялся.

Я обняла его и накинула ему на плечи легкое одеяло.

— Ты знаешь, что Артемида, Аполлон и солнечная колесница — это лишь образы? — спросила я. — С их помощью поэты пытаются описать такие прекрасные и таинственные небесные тела, как Луна и Солнце.

Раз уж он занялся математикой, ему придется распроститься с верой в старые предания.

— Значит, на самом деле Аполлона не существует? — Его голос прозвучал жалобно.

— Ну, он… Он существует, но вовсе не ездит по небу в колеснице, запряженной четверкой лошадей. На самом деле его больше интересует творчество. Например, музыка и все светлые стороны жизни, за которые в ответе Солнце.

— Вот оно что! — Мальчик прильнул ко мне, обнял меня и невинно спросил: — А почему ты стала такой толстой? Вроде бы и ешь немного.

Только ему я позволяла обнимать себя, и сейчас на мне не было обычного пышного одеяния. Вопрос захватил меня врасплох, да еще в середине ночи, и я не нашла ничего лучшего, чем растерянно пропищать:

— Потому что внутри у меня ребеночек.

— Правда? — Голос Цезариона тоже чуть не сорвался на писк. — А это мальчик или девочка?

— Пока не знаю, — ответила я. — Придется подождать, пока выяснится.

— Когда? Когда?

— Ну, где-то осенью. Ты доволен?

— Еще как! У всех есть братья или сестры, и мне всегда хотелось иметь кого-нибудь.

Как для него все просто!

Наступил день великого затмения, и мы собрались на самой высокой террасе дворца, на открытой площадке, откуда открывался широкий обзор. Солнце в тот день светило особенно ярко и неистово, словно бросало вызов попыткам затмить его. Оно обжигало открытые участки кожи и в конце концов заставило меня скрыться в тени навеса. Наблюдателям пришлось нацепить широкополые шляпы. Они щурились, прикрывали глаза от слепящего света и чувствовали себя немного глупо — ведь их ожидания основывались на абстрактных математических расчетах. Никаких зримых признаков того, что сегодня случится нечто необычное, пока не было.

Тут же, на террасе, находилась группа астрологов, намеревавшихся истолковать затмение с точки зрения своей науки. Они оживленно переговаривались и, похоже, спорили.

— А я вам говорю, что Луна женского рода, а Солнце мужского, — горячился один. — Если Луна затмевает Солнце, то женщина возвысится над мужчиной, будет править или уничтожит его.

— Верно, но о чем идет речь? — подхватывал другой. — Не о том ведь, надеюсь, что жена какого-нибудь сапожника будет командовать своим муженьком? Наверное, это относится к политике.

— Само собой, — хмыкнул первый. — Небеса управляют судьбами сильных мира сего и не снисходят до простонародья.

— Но гороскоп можно составить для любого человека, — заметил третий астролог. — Значит, небеса правят жизнью каждого.

— Может быть, — неохотно согласился его оппонент. — Но это грандиозное событие предупреждает нас о чем-то столь же грандиозном. Небеса определяют все, вплоть до мелочей, но они не умаляются до того, чтобы возвещать нам о пустяках.

— А ведь есть пророчество о женщине с Востока, что будет править Римом, — подал голос второй астролог.

— Возможно, затмение как раз и знаменует приближение ее правления, — подхватил третий.

— А возможно, все это чушь, вздор и пустая болтовня, — прозвучал прямо у меня над ухом голос Олимпия.

Я резко обернулась к нему и спросила:

— Если на свете хоть что-то, во что ты веришь?

Мне тоже доводилось слышать о подобных пророчествах. Я даже имела намерение приказать найти их для меня, но признаваться в этом я не стала.