Аллигат 2 (СИ) - Штиль Жанна

До неё донёсся знакомый аромат «Эрл Грея» из отборных листьев дарджилинга. Цитрусовый вкус достигался в нём благодаря кожуре бергамота.

— Может быть, хотите что-нибудь ещё? — спросила Бертина.

Ольга отказалась и перешла к столику, а горничная склонилась над вышивкой. Она водила пальцами над вышитыми розами, не решаясь прикоснуться к ним.

— Как живые, — прошептала она восторженно. — Я сначала так и подумала, — бросила взгляд на цветы в вазе. — Вот бы тоже так научиться. Наверное, очень сложно?

— Совсем несложно. Покажу как-нибудь. Только не сегодня.

— Обед вам сюда подать?

Ольга застыла с бульоткой в руках: её присутствие на семейном обеде уже нежелательно? Но додумать коварную мысль не успела. Бертина продолжала рассматривать вышивку и говорить:

— Хозяин с вашим супругом снова заперлись в библиотеке.

— Снова? — уточнила Ольга обеспокоенно.

— Разошлись ненадолго и вот собрались опять, — доверительно понизила она голос. — По всему видно, что случилось что-то плохое. Перед этим такой громкий разговор был, — она расширила глаза и укоризненно покачала головой. — Мистер Траффорд стоял в коридоре и велел всей прислуге ходить через другую дверь. Никого близко к библиотеке не подпускал.

Ольга понимающе вздохнула. Разговор отца с сыном представлялся непростым.

— Так вам сюда обед подать? Слышала, что хозяева уедут.

Она догадалась, что речь, скорее всего, идёт о поездке к адвокату. Если мужчин не будет дома, Ольга сможет беспрепятственно, без опасения натолкнуться на кого-нибудь из них, сходить в библиотеку и выбрать книгу для чтения. Как известно, книга — лучшее лекарство от стресса. Даже неспешная прогулка, спокойная приятная музыка и ароматный чай уступают главному успокоительному средству — чтению. То, что сейчас нужно Ольге. Перед сном, после принятия ванны, она перезагрузит сознание и настроится на позитивное мышление.

Отобедала «виконтесса» быстро. По вкусу пришлось всё: и салат с копчёной рыбой, и кеджери, и незнакомый десерт, и баттенберг*.

*** Салат с копчёной рыбой, луком, отварной фасолью и яйцами с заправкой из оливкового масла, сахара и лимонного сока. Кеджери — блюдо из рыбы, риса, сливочного масла, сливок и карри. Десерт из приготовленного на пару губчатого теста на основе нутряного сала с патокой, вылитой поверх него. Баттенберг — торт, приготовленный из двух бисквитных коржей: розового и жёлтого. Их скрепляют в шахматном порядке при помощи абрикосового джема. Торт покрыт сверху марципановой глазурью.

Вышивку Ольга заканчивала уже после обеда при свете лампы. Проколов палец и измазав кровью белоснежный лепесток розы, расстроилась. Среза́ть почти готовый, идеально вышитый бутон не хотелось. Решив взять передышку и исправить позже досадную оплошность, «виконтесса» спустилась в холл. Остановилась. Прислушалась.

Со стороны кухни доносились едва слышные голоса немногочисленной прислуги.

Убедившись, что входная дверь по-прежнему не заперта, Ольга направилась в сторону библиотеки. Единственная лампа в держателе на стене слабо освещала тёмный коридор.

Как и ожидала «виконтесса», в помещении было пусто и темно. Тусклый свет проникал через незашторенное окно. Нащупав на столе спичечницу, зажгла лампу. Причудливые тени задвигались по потолку, книжным шкафам, стенам, тонули в сиреневом сумраке широкого окна, терялись в дальних углах комнаты.

На столе стоял низкий графин с коричневым содержимым и пустой стакан. Дорогой хрусталь сиял тонкими хрупкими гранями.

Матовым серебром отсвечивала статуэтка кошки.

Ольга села за стол и подвинула фигурку ближе. Погладила её гладкую прохладную поверхность. Обвела пальцем плавные изгибы тела, коснулась изумрудных глаз. Откинулась на высокую спинку удобного кресла. Глаза выхватили ажурную головку ключа, торчащую из замка выдвижного ящика стола. Того самого ящика, в который граф спрятал чёрную книгу.

Ольга колебалась недолго. Прошептав:

— Было бы что-то сверхценное, то не забыли бы забрать ключ, — сочла оправдание убедительным и открыла замок. Выдвинула ящик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Книга оказалась тяжёлой. Потёртый, растрескавшийся кожаный переплёт вызвал неприятное болезненное покалывание в ладонях.

Потерев вдавленную золочёную двойную пентаграмму и ощупав серебряную застёжку с закрытым замочком, Ольга усмехнулась: зачем запирать ящик, если книгу всё равно не открыть? О «почитать» она и не мечтала. Рукописному фолианту на вид лет пятьсот, а то и больше. Вот полистать, посмотреть картинки — от такого удовольствия она бы не отказалась.

Ну да ладно, — встала Ольга. Выдвинула ящик до отказа, собираясь вернуть книгу на место, да так и застыла в удивлении. На дне ящика лежал её портрет. Она помнила, как рисовала в поместье Малгри-Хаус групповой портрет: Стэнли, Мартина и себя прежнюю. Только сейчас на рисовальной бумаге было лишь её изображение. Обрезанный лист со стёртыми  затёртыми остатками очертаний лиц мужчин вызвал странное чувство. Что-то в рисунке изменилось.

Ольга всматривалась в черты своего бывшего лица и не могла понять, что не так?

Она достала лист и поднесла ближе к свету. То, что тот слегка потемнел, не вызвало особого удивления. При затирании карандаша такое возможно. А вот почему рисунок, выполненный в серых тонах, стал чётким и коричневым, вызывало недоумение. Да и его соседство с подозрительной древней книгой наводило на определённые мысли.

Какого содержания могут быть фолианты с пентаграммами на переплётной крышке, Ольга не знала. Помнила, что правильный пятиугольник — это символ, являющийся одним из самых могущественных образов. На протяжении тысячелетий во многих культурах он считается божественным либо магическим.

Магическим… — растерялась Ольга. Неужели граф догадался, кто изображён на рисунке? Не потому ли он с таким неожиданным рвением приступил к немедленному установлению её загадочной личности? И что он такое вытворяет с её портретом? Закружилась голова. Привиделось, как мужчина, или кто-то другой, совершает над рисунком сомнительный магический ритуал, не подозревая, к каким последствиям это может привести. А если учесть, что Ольга рисовала себя сама…

Он хоть понимает, что делает? — возмутилась она. Всё же следовало удовлетворить его любопытство и немного рассказать о себе.

«Виконтесса» торопливо затолкала книгу в ящик и закрыла его на ключ. Поднесла уголок рисунка к узкой части стеклянной колбы, возвышающейся над плафоном керосиновой лампы.

Плотная бумага долго не загоралась, словно противилась чинимому над ней насилию.

С горящим листом в руках Ольга прошла к камину и опустилась у топки на корточки. С замиранием сердца смотрела, как язычки пламени лижут края портрета. Разрастаясь, они оставляли за собой серые свернувшиеся края, подбирались к прорисованным волосам. Сконцентрировались вокруг лица, окутывая его лёгким зеленовато-жёлтым живым свечением.

Грудь сдавило от необъяснимого желания остановиться и прервать сожжение. Защипало в носу. Глаза наполнились слезами.

Яркая, сильная вспышка. Тихий сухой хлопо́к. Тело обдало тёплой мягкой волной.

Ольга зажмурилась и отшатнулась от камина. Уперев в пол руки, удержалась от падения.

Что это было? — озиралась она, потирая зудящую кожу лица. Отползла к креслу у окна. По щекам текли слёзы. Горькая слюна наполнила рот.

Сидела долго, неподвижно, глядя в хищно ощеренную пасть топки. Чесались глаза. Камин «чихнул»? Если она не ошибается, то непроизвольный выброс скопившихся вверху каминной топки газов не такое уж редкое явление.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так и сгореть можно, — вздохнула Ольга, собираясь с мыслями и переходя к столу.

Откупорив графин, понюхала его содержимое — виски. Плеснув немного в стакан, выпила залпом. Поморщилась, втягивая носом воздух. Должно полегчать.

Пора вспомнить, зачем она пришла в библиотеку. На сон грядущий стоит почитать что-нибудь доброе, светлое и романтическое. Плавный сюжет поможет успокоиться и уснуть.