Эфиопика - Гелиодор

– Была у меня дочь, царь. Если бы вы только видели, как разумна и как прекрасна она была, вы убедились бы, что я верно говорю. Была она девушкой и храмовой прислужницей Дельфийской Артемиды. И вот этот доблестный юноша, фессалиец по своему происхождению, прибыл во главе священного посольства в Дельфы, мой родимый город, для совершения отеческих обрядов и тайно похитил девушку из самых заповедных святилищ, притом святилищ Аполлона. Справедливо было бы признать, что он совершил кощунство и по отношению к вам, раз он оскорбил Аполлона, бога, почитаемого вашими отцами, – ведь Аполлон – это то же самое, что Гелиос, – и осквернил его священный удел.

Сообщником в этом нечестивом деянии был один мемфисский лжепророк. Я побывал сначала в Фессалии и требовал там Теагена от его сограждан, этеян, но никак не удавалось его найти, хотя они согласились выдать его и предать казни, где бы он ни был обнаружен, как величайшего преступника. Тогда я решил, что пристанищем в бегстве ему мог быть Мемфис, родина Каласирида.

Я прибыл туда и застал Каласирида, как он и заслуживал того, уже мертвым. От Тиамида, его сына, узнал я все о моей дочери, между прочим и то, что она отправлена к Ороондату в Сиену. С Ороондатом и Сиеной я потерпел неудачу – я пришел туда, но на Элефантине меня застала война. Вот теперь я прихожу сюда и обращаюсь с мольбой, о которой ты узнал из письма. Похититель в твоих руках. Разыщи дочь мою, облагодетельствуй меня, многострадального, да и ради самого себя сделай это, если хочешь показать, что почитаешь сатрапа, меня пославшего.

Харикл умолк, скорбным плачем закончив речь свою. Гидасп обратился к Теагену.

– Что ты скажешь на это? – спросил он.

– Справедливы, – отвечал Теаген, – все его обвинения. Разбойник я, похититель, насильник, преступник для этого старика, однако для вас я благодетель.

– Возврати же девушку, не принадлежащую тебе, – сказал Гидасп, – она уже раньше была посвящена богам, и ты претерпишь почетное заклание при жертвоприношении, а не уголовное, когда казнят за преступление.

– Но ведь справедливо, – возразил Теаген, – чтобы не похититель, а тот, кто владеет похищенным, возвращал его. Владеешь же им ты сам. Так возврати похищенное, если только этот старик не признает Хариклею твоей дочерью.

Никто уже не был в силах терпеть. Возникло всеобщее смятение. Сисимитр, который долго сдерживался, хотя давно уже начал понимать все, что говорилось и творилось, и выжидал только, когда все будет ясно и точно раскрыто вышнею силой, подбежал к Хариклу, обнял его и воскликнул:

– Спасена считавшаяся твоею и некогда врученная мною тебе дочь, на самом же деле дочь тех, кто обрел ее, а ты их знаешь.

Хариклея выбежала из шатра и, оттолкнув всякую стыдливость своей природы и возраста, понеслась она в вакхическом неистовстве и припала к ногам Харикла.

– Отец мой, – говорила она, – ты, кого я почитаю не меньше, чем своих родителей, накажи, как хочешь, меня, беззаконницу и отцеубийцу, все равно, даже если кто припишет воле и предначертанию богов все совершившееся.

Персинна, в свою очередь, обняла Гидаспа.

– Верь, что все это так и было, – говорила она ему, – знай, что этот эллинский юноша действительно нареченный твоей дочери, как она только что, превозмогая себя, призналась мне.

Со своей стороны, ликовал и народ, его возгласы сулили счастье. Все возрасты и состояния согласно радовались происходящему, не понимая, правда, большей части речей, но заключая о происходящем по тому, что перед этим случилось с Хариклеей, возможно, что они догадались об истине по внушению божества, приведшего все к такой развязке: ведь божество привело к созвучию крайние противоположности, сплеталась радость с горем, слезы смешивались со смехом, самые мрачные ужасы сменились празднеством, смеялись плакавшие и радовались рыдавшие, находили тех, кого не искали, и теряли тех, кого считали найденными, пока наконец предполагавшееся убийство не преобразилось в чистое жертвоприношение.

Гидасп обратился к Сисимитру с вопросом:

– Как же нам быть, великий мудрец? – Отказаться от жертвы богам – нечестиво. Заклать дарованных ими – тоже неблагочестиво. Надо подумать, что нам делать.

Сисимитр отвечал не на эллинском языке, но, чтобы все могли понять, на эфиопском.

– Царь, – сказал он, – омрачаются тьмою от чрезмерной радости, мне кажется, даже и разумнейшие из мужей. Ты, по крайней мере, давно уже должен был догадаться, что боги не желают принять приготовленной для них жертвы, раз они тебе от самых алтарей явили, что всеблаженная Хариклея – твоя дочь и, словно при помощи театрального приспособления, доставили из глубины Эллады ее воспитателя, вселили страх и смятение в стоявших перед алтарями коней и быков и тем дали понять, что всецело отвергнуты жертвы, считавшиеся совершеннейшими. Ныне же, как венец всех благополучий и завершение[163] всего представления, боги показали и нареченного девушки – этого вот юного чужеземца. Так поймем же чудодейственное веление богов, станем исполнителями их решения и приступим к жертвам, более чистым, отменив человеческие жертвоприношения на вечные времена.

Такие слова Сисимитр провозгласил отчетливо и внятно для всех, а Гидасп, который и сам понимал местный язык, крепко обнял Хариклею и Теагена.

– Итак, – говорил он, обращаясь ко всем присутствующим, – раз все это совершилось таким образом по воле богов, идти наперекор им было бы непозволительно. Поэтому – свидетели мне боги, вершители событий, и вы, люди, выказывающие себя их последователями – я эту чету связую законами брачными и дозволяю им соединиться узами для деторождения. И если угодно, пусть это решение будет скреплено жертвоприношением: приступим к священным обрядам.

Приветственными кликами отвечало на эти слова все множество народа и разразилось рукоплесканиями, словно брак уже совершался. Гидасп приблизился к алтарям и, готовясь начать жертвенный обряд, произнес:

– Владыка Гелиос и Селена-владычица, если мужем и женой Теаген и Хариклея по изволению вашему были объявлены, то, стало быть, возможно им стать вашими священнослужителями.

Сказав это, он снял с себя и с Персинны головные уборы, знаки жречества, и возложил свой на Теагена, а на Хариклею – убор Персинны.

И только свершилось это, как пришло на память Хариклу дельфийское прорицание, и понял он, что подтверждается на деле давно предвозвещенное богами указание, что юноша и девушка, покинув бегством Дельфы,

В черную землю придут, жаркого солнца удел.Здесь-то награду великую доблестно живших обрящут:На загорелых висках белый блестящий венец.

И вот юноша и девушка, убранные белыми венцами, приняв этим на себя жречество, совершили благоприятные жертвоприношения. Потом с зажженными светильниками, под напевы флейт и свирелей двинулись в Мерою на колеснице, запряженной конями – Теаген вместе с Гидаспом, Сисимитр на другой, вместе с Хариклом, а на запряженной белыми быками – Хариклея и с ней Персинна, провожаемые приветствиями, рукоплесканиями, хороводами. Сокровеннейшие обряды брака с еще большей пышностью должны были совершиться в городе.

Такое завершение получила эфиопская повесть о Теагене и Хариклее.

Ее сочинил муж финикиянин из Эмесы, из рода Гелиоса, сын Теодосия Гелиодор.

Примечания

1

Папирусные находки в очень незначительных селениях Египта доказывают широкое распространение развлекательной «низовой» литературы. Однако позднеантичные и византийские переписчики сохранили для нас лишь более обработанные литературно образцы подобной беллетристики.

КНИГА ПЕРВАЯ

2

Одно из западных устьев Нила, ближайших к Ливийской пустыне, названное Геракловым по находившемуся поблизости храму Геракла. Это же устье называлось Канобским по расположенному там городу Канобу.

3

Реминисценция гомеровского стиха:

Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали

(«Илиада», I, 46)

4

Собственно: вакхически, как у вакханки.

5

Гелиодор этим не отождествляет Артемиду с Изидой, но указывает на пестрый племенной состав разбойников, почитавших различные божества.

6

Это не означает, что они были чернокожими. Немного выше говорилось, что разбойники – египтяне, следовательно, речь идет о темных, загорелых, обветренных лицах разбойников. Для обозначения чернокожих, каковы эфиопы, Гелиодор прибегает к выражению «совершенно черные» (книга вторая, стр. 103).

7

То есть театральное представление. Особенность гелиодоровского повествования – частое употребление театральных терминов – ср. далее во многих местах романа.