Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко

на борту «Ундины». Ту самую, что стала основной для песни «Город золотой». Но теперь уже и со словами. За время, прошедшее с последнего исполнения, я успел перевести текст Анри Волохонского на французский, постаравшись попадать в такт и по возможности в рифму, и сейчас нашёл своих первых слушателей.

Закончив петь, я оглядел братьев и сестёр. Те выглядели потрясёнными, как и наши оруженосцы. Такого в Европе ещё никто не слышал, не считая экипажа «Ундины», да и то тогда это была просто мелодия. Роланд и близнецы, хоть и слышали уже от меня нечто подобное, но тоже были впечатлены. Даже Отто заценил, хотя его матросы, не понимавшие французского, реагировали куда спокойнее. Моё выступление окончательно убедило испано-франко-итальянскую семёрку, и было решено, что первому средневековому вокально-инструментальному ансамблю с предложенным мной названием «Семь Самоцветов» — быть!

Честно говоря, сам не ждал что эта идея с «ВИА» так всех захватит. Для пополнения репертуара, помимо французских песен из будущего, включая и женские от Далиды, Патрисии Каас и Desireless, которые очень уж нравились Ольге, я записал и английские. Вспомнив, что Вим знает нынешний англосаксонский язык, а также рассказ о его переводах латинских любовных стихов, засадил оруженосца за переводы. Кроме того, я записал на французском слова ряда русских песен, в первую очередь группы «Мельница» — дочка была их фанаткой, да и жена слушала с удовольствием, стараясь подбирать их более-менее рифмованными, а окончательную литературную обработку и шлифовку тоже поручил Виму.

А кому сейчас легко? Наигрывал мелодии Аргуэльясам, которые их записывали. Нормальных нот, к слову, сейчас ещё нет, ребята записывали музыку какими-то «крюками», которым научились в хоре при соборе в Ливорно.

Впрочем, не музыкой единой. Я решил воспользоваться плаваньем и пополнить свой запас спиритуса. Исходный материал я закупил в Ульме, и без промедления начал готовить брагу. Процесс я усовершенствовал. Резиновых перчаток по-прежнему не имелось, но я приспособил купленные на рынке и вычищенные бычьи лёгкие, а также рыбьи пузыри от крупных осетров и сомов, примотав нитками к горловине. Теперь готовность браги было куда проще отследить. Помимо этого, я продолжал записывать в тетради «Звёздные войны» и «Властелина колец» для Малу и Зиги. Это было самое малое что я мог сделать для этой семьи в благодарность за подаренных коней.

Разумеется, мы спарринговали с Роландом, оруженосцами и слугами, чтобы сохранить форму. К нашим тренировкам подключались и братья Аргуэльяс. Хм, а неплохо их папа натаскал, несмотря на увлечение музыкой, хотя вооружение, конечно, оставляло желать лучшего, за исключением фамильного меча у старшего. Сёстры тренировались отдельно, с клинками, похожими на «иглу», отобранную у Рыжей Фриды и подаренную Малу, а также стилетами, чередуя это с поединками на пальмах. Или с чисто женской меткостью бросали в мишень ножи и дротики. Особенно девушек вдохновил мой рассказ об участвующих в крестовом походе шевальерез под командованием герцогини Бургундской. Первое впечатление — девчонки вполне способны защитить себя от уличных подонков (в разумных количествах, понятно), что нынешних, вроде бандитов покойного Репейника, что будущих, как те арапы в Париже. У последних вообще нет шансов, если без огнестрела. Хотя в сражение я бы их, конечно, не пустил.

Ещё немного занялся я прогрессорством, разговорившись с Отто, которого очень заинтересовало руническое письмо его кузена, в котором Дитер Зальцигхунд рекомендовал меня как человека, который «отлично соображает в корабельных делах» и «знает много полезного».

На расспросы кормчего я поделился идеями парусного вооружения из будущего, а также предложил вместо архаичного рулевого весла нормальный руль с штурвалом, конструкцию которого неплохо изучил в походах с приятелями-яхтсменами. Даже сейчас сделать его несложно. Перо руля и штурвал с зубчатой передачей изготовят в любой плотницкой — были бы чертежи. Сковать цепи, соединяющие штурвал с рулём, тоже не вопрос. На худой конец можно обойтись канатами или кожаными ремнями. Отто очень заинтересовался, когда я объяснил, что судно с таким рулём судно будет куда поворотливее. Его можно понять, учитывая судьбу его старшего сына. Лотта говорила, что его судно, по рассказам очевидцев, просто не успело отвернуть… Думаю, с нормальным рулём у него был бы шанс.

Мотивы у меня были не совсем бескорыстные. Если Лотта и правда забеременела от меня, и у неё родится сын, то он, когда подрастёт, скорее всего будет ходить по реке. Хотелось бы, чтобы он не повторил судьбу первого мужа своей матери. Это всё, что я могу для него сделать.

Сам Отто время от времени рассказывал разные байки о реках, и о тех, кто по ним плавает. Как то, когда он упомянул своего кузена из родного Висбадена (Отто переселился в Ульм после женитьбы), Роланд поинтересовался, почему такой бывалый моряк как Зальцигхунд перестал ходить в море, и что это за «очень плохое дело», которое заставило его отказаться от морских плаваний.

— Дело и правда было очень паршивое, благородный риттер. — вздохнул Отто. — Вообще-то это не тайна, хотя Зальцигхунд не любит об этом говорить. Но кто его давно знает, тем эта история известна. Кузен тогда молодой был, женился недавно, дети пошли, и очень ему хотелось свой корабль купить. Вот и устроился на один шнеккер из Эмдена, ходивший в северные моря, вокруг Норвегии и Лапландии, к берегам Биармии. Закупали меха и морской зуб, их там очень много, да меха такие, что графу или герцогу впору, а то и королю, а костью можно хоть целый дворец украсить, только плати. С хорошей выручкой приходили. Сходили раз, другой, третий… А на четвёртый кормчего и команду обуял бес жадности. Близ того места где они торговали, находилось почитаемое у тамошних язычников капище. Там было множество вещей из золота и серебра, усыпанных самоцветами и жемчугом. Морского зуба и драгоценных мехов вообще без счёта. И их штойерман уговорил команду напасть на капище, и разграбить его. Дело де богоугодное, разорить гнездо язычества. А с такой добычей заживём как бароны. И уговорил. Хотя, по словам Дитера, там и уговаривать особо не пришлось. Кузена Бог уберёг — поскользнулся и сломал ногу. Завязали её в лубки и оставили Зальцигххунда на борту. А сами дождались, когда местные ушли в лес, что-то там праздновать, и напали на капище. Жрецов, что там были, перерезали, жриц сначала оприходовали, в том числе совсем молоденьких девчонок, потом тоже убили. Капище разграбили, утащив почти всё ценное на борт. Уже заканчивали, когда вернулись тамошние язычники и напали на них.

Некоторых убили сразу — этим, можно сказать, повезло. Другие бежали на корабль. Местные за ними гнаться