О, Иерусалим! - Ларри Коллинз

Вечером 14 июля на небольшом ливанском горном курорте Алей царило необычайное оживление. Сюда съехались лидеры Арабской лиги. Они собрались на срочное совещание, чтобы обсудить настоятельный призыв Совета Безопасности ООН к воюющим сторонам на Ближнем Востоке: немедленно и на неопределенный срок прекратить военные действия.

На этот раз у арабских лидеров было достаточно причин желать перемирия, и споров не возникло. Арабские войска терпели поражение на всех фронтах. Мечта арабов завоевать Палестину развеялась. Около полуночи Аззам Паша послал Генеральному секретарю ООН Трюгве Ли короткую телеграмму, в которой сообщалось, что Арабская лига согласна немедленно и на неопределенный срок прекратить военные действия в Палестине.

Быстрота арабского ответа на призыв Совета Безопасности лишила начальника штаба Иерусалимского округа Хаганы самого важного фактора — времени. Шалтиэль думал, что у него в запасе имеется минимум месяц, но утром 15 июля он неожиданно узнал, что в его распоряжении осталось меньше двух суток. По договоренности с представителем ООН перемирие в Иерусалиме должно было начаться в пять часов утра в субботу 17 июля — за сорок восемь часов до прекращения огня в остальных частях страны.

Подготовленный Шалтиэлем план захвата Старого города предусматривал два широких маневра с целью окружения, сопровождаемых мощным огневым валом, который принудил бы арабов бежать. Но для осуществления этого плана требовалось три-четыре дня, а их у Шалтиэля не было.

Другим способом взять Старый город была лобовая атака — чрезвычайно рискованная и чреватая серьезными потерями. Как выразился Иешурун Шифф, адъютант Шалтиэля, лобовая атака напоминает покер: "За один кон либо срываешь большой куш, либо проигрываешь все, что имеешь". Он знал, что Шалтиэлю с его склонностью к драматизму этот план импонирует. И хотя почти все офицеры штаба были против этого плана, Шалтиэль объявил:

— Другого выхода нет — мы будем атаковать Старый город.

Как и у всякого хорошего игрока в покер, у Шалтиэля был припрятан про запас козырь. Это было большое пустотелое взрывчатое устройство, названное "конусом" (из-за своей конической формы); оно весило сто тридцать пять килограммов и было смонтировано на металлической треноге. Конструктор "конуса" знаменитый физик Иоэль Раках уверял, что его сооружение произведет страшное разрушительное действие: если "конус" взорвать в двух метрах от стены Старого города, он проделает в стене огромный пролом. Операция получила название "Кедем" (древность). Подобно тому, как некогда, во время другой древней битвы, от звуков труб Иисуса Навина пали стены Иерихона, так в двадцатом веке изобретение молодого профессора физики должно было сотворить новое чудо — разрушить стену Иерусалима и позволить евреям вернуться в Старый город.

Человек, который решил помешать Шалтиэлю захватить Старый город, нервно шагал взад и вперед по своему кабинету в помещении школы "Рауда". Для Абдаллы Таля, как и для Шалтиэля, эта ночь была решающей. Таль понимал, что противник скоро начнет атаку. Вскоре после десяти часов вечера на Старый город упал первый минометный снаряд. Через десять минут снаряды стали ложиться один за другим. Вскоре на город обрушился такой ураганный огонь, какого Таль еще в жизни не видывал: это явно была прелюдия к атаке. Таль немедленно велел передать на все арабские позиции боевой приказ: "Пусть каждый правоверный будет исполнен решимости выстоять или погибнуть. Мы будем защищать Святой город до последнего человека и до последнего патрона. Отступления не будет".

За последующие три часа на Старый город обрушилось пятьсот артиллерийских снарядов. Для врачей Австрийской монастырской гостиницы это была "ночь в преисподней". Ходячие больные спустились в подвал, лежачих вывезли из палат в коридоры.

Один снаряд попал в санитарную машину, другой поджег дерево в саду перед больницей; сад запылал, и санитары не могли выйти наружу. "Повсюду визжали женщины, — вспоминал впоследствии доктор Хабиб Булос. — По всему городу лежали мертвые, умирающие и легко раненые, но мы не могли до них добраться".

В новом Иерусалиме командующий операцией Цви Синай завершил последний инструктаж перед боем. Атаку предполагалось вести тремя отрядами: сто пятьдесят эцелевцев должны были взять Новые ворота (кодовое название "Париж"), столько же бойцов Лехи — Яффские ворота ("Москва") и основные силы — батальон из пятисот человек под командованием Авраама Зореа, гору Сион ("Берлин"). Командиром одной из атакующих рот был Рабинович; рука у него уже зажила. Когда он инструктировал своих солдат перед атакой, кто-то спросил:

— А что, если мы дойдем до Стены плача и до Храмовой горы? (На Храмовой горе стоят две святыни ислама — мечеть Омара и мечеть "Аль-Акса".) — Мы снимем ботинки и будем сражаться босиком, — ответил Рабинович.

С огромным трудом, под огнем арабов солдаты роты Рабиновича подняли треногу с "конусом" на гору Сион и установили ее рядом со стеной. В это время было уже два часа ночи пришло известие, что эцелевцы завладели "Парижем". Цви Синай по телефону приказал батальону на горе Сион идти в атаку, как только "конус" проделает пролом в стене. Треногу укрепили на нужном расстоянии от стены и присоединили к ней три запала.

— "Конус" готов! — доложил Рабинович. Чудовищный взрыв потряс город, и к небу взметнулся фонтан огня.

— Вперед! — крикнул Авраам Зореа бойцам штурмовой роты. — Я веду батальон следом за вами.

Но когда Зореа ринулся через Армянское кладбище, он вдруг увидел, что от места взрыва навстречу ему бежит растерянный командир штурмовой роты.

— Ничего не понимаю! — закричал он. Такой грохот, и никакого пролома! Только черное пятно на стене.

Нового чуда не произошло. Трубы не прозвучали. Чудесное взрывное устройство, на которое возлагалось столько надежд, оказалось лишь шумной хлопушкой.

Когда об этом сообщили Шалтиэлю, он, как выразился Иешурун Шифф, "постарел на десять лет". Он был так уверен в своем конусе, что не подготовил никакого запасного плана атаки.

Совершенно убитый неожиданной неудачей, Шалтиэль негромко сказал:

— У нас нет выбора. Мы должны выполнить соглашение о прекращении огня.

Цви Синай стал умолять Шалтиэля разрешить ему взять батальон с горы Сион и прорваться в город через захваченные эцелевцами Новые ворота. Но это значило нарушить соглашение о прекращении огня. Шалтиэль положил руку на плечо молодого офицера.

— Приказ ясен, сказал он. — Мы обязаны ему подчиниться.

Чувствуя себя так, словно он только что потерял самое дорогое в жизни, Цви Синай поднял телефонную трубку и приказал своему батальону прекратить огонь в назначенное время.

Небо на востоке посветлело, и канонада сделалась глуше. В Иерусалим начал неуверенно возвращаться мир. Прислушиваясь к затихающим выстрелам, Шалтиэль сказал Шиффу:

— Слава Богу, по крайней мере сегодня уже никто не умрет. Но Старый город нам взять не удалось.

А в это время Абдалла Таль подсчитывал убитых и раненых. Он удержал Старый город, но его радость омрачилась мыслью о том, что "так много людей погибло напрасно".

Последние выстрелы в Иерусалиме прозвучали возле Новых ворот, захваченных бойцами Эцеля. Окруженные, лишенные всякой поддержки, они в конце концов вынуждены были отступить, оставив Старый город Арабскому легиону. От Шейх-Джаррах на севере до Рамат Рахель на юге юрод оказался расколотым на две части. Исполнилось древнее пророчество Исайи: Иерусалим "выпил из длани Господней чашу Его ярости".

Черте, которая пролегла через сердце Иерусалима, предстояло разделять Святой город еще мною лет.

Эпилог

Хотя мир, пришедший в то утро в Иерусалим, оказался непрочным, он разделил город надолго. В других районах страны были еще две вспышки военных действий — одна в Галилее, другая в Негеве; и наконец в 1949 году при посредничестве доктора Ральфа Банча на острове Родос были заключены соглашения о перемирии между Израилем и арабскими государствами. Эти соглашения положили конец боям, но не войне; в дальнейшем арабские государства не раз решительно объявляли о своем намерении уничтожить новое государство, с существованием которого они не желали примириться. Война Израиля за независимость окончилась. Но победа далась ужасной ценой. Около шести тысяч человек погибли в боях.

Пропорционально это было бы равнозначно потере Соединенными Штатами двух миллионов человек.

Из проблем, которые породила эта война, наиболее болезненной и до сих пор не решенной оказалась проблема арабских беженцев. Даже их численность неясна. Арабы утверждали, что из Палестины бежало около миллиона человек. По более убедительным подсчетам, это число колеблется от пятисот до семисот тысяч. Бен-Гурион записал у себя в дневнике, что, как ему сообщили 5 июня 1948 года, Палестину покинуло триста тридцать пять тысяч арабов. Но это было до бегства арабов из Лода и Рамле.